НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Человек-Волга, или Полифония концентрации

Гала Узрютова. Выбор воды. — М.: Редакция Елены Шубиной (АСТ), 2024.

Новый роман Галы Узрютовой предлагает читателю отправиться в странствие и вглядеться в отражение реального мира в водной глади. Но пока главная героиня, объездившая полмира, гуляет вокруг словенского озера Бохинь с мешком костей за плечами, в ее жизнь бурным потоком врывается прошлое, а одиночество обрамляется причудами чужих судеб, ни одна из которых не кажется до конца реальной.

Но что это за мешок с костями? Оказывается, это кости всех существ, которых она когда-либо ела. Мощный символ: и вина перед всем живым, и счет прошлого по костяшкам дней. Проклятие дерзости и проклятие времени. Выход из всего, конечно, буддистский — перерождение через водную стихию. Строго, рационально рассчитанные маршруты путешествий европейского сознания лежат через нирвану водного покоя.

Вода в этой книге — не столько географические реалии: Волга в Ульяновске и Гранд-канал в Венеции, Атлантический океан в Лиссабоне и Тихий океан во Владивостоке, — сколько обновленная метафизика опыта. Судьбы всех людей, которых Кира встречает на своем пути, буквально струятся сквозь пальцы, их опыт оказывается текучим, как вода. В судьбах этих странных незнакомцев — таких же ищущих себя, как и главная героиня — слышится отзвук толстовского «люди, как реки»: будучи слишком разными, они обладают единой внутренней полнотой. Непохожие на самих себя, они могут оставаться теми, кто они есть, только в потоке жизни, непостижимом ни для внешнего наблюдателя, ни для тех, кто полностью отдался этому потоку. Но самоотдача еще не дает понимания себя — и это более глубокий урок Толстого, чем часто ассоциируемое с писателем созерцание человеческого как природного.

Время в романе «Выбор воды» — не только прерывисто, но еще и построено по принципу годовых колец («Валенсия, Испания, за полтора месяца до озера Бохинь»; «Штутгарт, Германия, весна за два года до озера Бохинь»; «Ульяновская область, Россия, за восемь лет до озера Бохинь, тот день»), где все сводится к решающей точке — словенскому озеру Бохинь. Происходящее здесь и сейчас перемежается с прошлым, а маршрут героини спонтанно конструируется из инстинктивных перемещений по миру. Так Кира выходит за пределы линейного времени и оказывается во вневременном пространстве, где из обломков прошлого можно создать настоящее.

Аллегорические истории жизни почти притчевых персонажей помогают Кире понять себя и сливаются с ее собственным опытом, приближая к решению уравнения собственной судьбы. История старухи из Венеции, никогда не покидавшей родного города в ожидании отца, который так и не приехал, помогает преодолеть боязнь изменить собственную жизнь; судьба одинокого, отправленного на пенсию старика, который продолжает думать, что он работает проводником, и живет в поезде — найти в себе силы пойти дальше и взглянуть правде в глаза; рассказ о жизни бывшего военного с посттравматическим расстройством, который ночует в старом фургоне и заботится о ручном еже — обрести силы и найти свое место в мире после пережитых гнетущих событий. Полуреальные истории выпавших из привычного обветшавшего времени незнакомцев выстраивают в романе особую мифопоэтику, где любой индивидуальный опыт становится общечеловеческим. Главным законом этой мифопоэтики можно считать ритмизированную полифонию: голоса персонажей сливаются в единое хоровое звучание и организуют ритм внутреннего переживания утраты главной героини и поиска новых смыслов. Но это полифония не разговора, а молчаливой концентрации на собственной жизни, которую нельзя не только высказать словами, но даже и как-то невнятно обозначить, пока в тебе не зазвучат сразу все чужие голоса — всерьез и навсегда.

Убедительна ли такая полифония концентрации? В конце концов, Узрютова нуждается в дополнительной аллегории Волги как истока, отменяющего ненавистное прошлое. Для Киры «любая река — это Волга»: она течет через все города, и все воды стекаются именно к ней. Прочная связь героини с Волгой не просто личная, а практически мифологическая память ее рода и его наследие: на протяжении многих лет предки Киры занимались рыбной ловлей. Героиня убегает все дальше от дома, но вдруг оказывается, что от прежней жизни она ушла совсем недалеко — и расставание с прошлым требует голоса Волги, которая будет говорить за мертвых и живых, почти как в федоровском проекте воскрешения.

В отличие от литературы травмы, такой, как, например, «Степь» Оксаны Васякиной, в «Выборе воды» прошлое не наращивает травматические воспоминания. Кира пересобирает события прошлого и дирижирует ими — ей даже дан своеобразный пульт управления в виде связи в мессенджере. Оставляя на камне на берегу озера Бохинь свой номер телефона, она показывает готовность лицом к лицу встретиться с пережитым.

В чем смысл такого сюжетного решения? Ключом здесь может быть нарратология Поля Рикёра: согласно французскому философу, память восстанавливается с помощью рассказа, который не просто реорганизует ее, но и оживляет, позволяя ей быть смелой. В глаза прошлому можно посмотреть только тогда, когда это прошлое глядит на нас глазами рассказа. У Рикёра это аргументируется представлением о том, что во всех нас вшит опыт переживания метаморфоз времени при выслушивании рассказа, начиная от детских сказок и кончая воинской присягой или университетскими лекциями. Мы слушаем истории, чтобы помочь времени прояснить свои же события и сделать наше столкновение с событиями прошлого содержательным. У Узрютовой ситуации рассказывания заменены на общение с таинственным незнакомцем в мессенджере, который, зная слишком много для чужака, требует ответов: и вот рыба большого воспоминания всплывает на поверхность, в уме героини говорит ее отец-рыбак, а Волга так же ясна, как в детстве.

Из фрагментов-ретроспекций создается ткань проницаемого динамического времени, где прошлое и настоящее неотделимы друг от друга, а реквием по ушедшему отцу превращается в гимн новой жизни, свободной от чувства вины. Пробелы в памяти заполняются причудливыми, почти нереальными, но звучащими в полный голос историями: абсурдность обстоятельств чужих жизней делает возможным понимание себя и своего прошлого и позволяет яснее увидеть смысл собственной истории.

«Выбор воды» — колесо сансары, пролегающее вокруг словенского озера Бохинь: смотрясь в зеркало его водной глади, герой, узнавая себя, вместе с тем сталкивается с собственной сюрреалистической версией, которой он не может быть равен. Таков роман Узрютовой о становлении собственной идентичности через память о прошлом, опыт которого позволяет сконструировать будущее.

Софья Крымская