|
Об авторе | Лев Наумов — писатель, драматург, культуролог. Родился в 1982 году в Ленинграде. Автор книг прозы «Шепот забытых букв», «Гипотеза Дедала», «Пловец Снов». Пьесы Льва Наумова поставлены в России и за рубежом, в частности спектакль «Геймеры» (по пьесе «Однажды в Маньчжурии») на сцене московского театра «Школа современной пьесы», а также выпущено семь радиоспектаклей по его произведениям. Живет и работает в Санкт-Петербурге.
Лев Наумов
Игры меломанов
рассказ
— Алло, здравствуйте. Глеба можно? — голос в трубке звучал слишком серьезно и не предвещал ничего хорошего.
Глеб недовольно вздохнул. «Типичный компьютерщик, — всегда говорила о нем сестра и качала головой, — молчаливый, скучный, необщительный... Никогда не женишься! Никогда!» «Да, знаешь, некоторые могут найти себе работу по душе», — резко, насколько мог, парировал брат, хотя вообще ругаться не любил, потому что мало кому нравится делать то, что не умеешь.
— Добрый день... Алло... Я по объявлению, — пояснил голос.
— По какому объявлению? — спросил Глеб вяло, хотя уже догадался.
— На «Авито»... Вы еще продаете пластинку «Группа крови»... «Кино»?
А вот это было неожиданно. По объявлениям, размещенным чуть ли не год назад, уже давно никто не звонил. Можно понять: жизнь стала гораздо труднее, людям сейчас не до коллекционирования винила. Тем более Глеб продавал записи редкие, а потому — дорогие. Впрочем, что касается «Группы крови»... Как и зачем он вообще ее выставил на продажу?! Для него эта пластинка была гораздо важнее других, с нее когда-то началась его коллекция.
Этот альбом «Кино» заключал в себе картину мира Глеба: его мечты; то, что он хотел сказать и слышать — то есть оба режима того самого общения, о котором говорила сестра. «Мы хотим видеть дальше, чем окна дома напротив», — как просто и верно. Пусть на проспекте Славы кругозор был жестоко ограничен тем, что бесчестно именовать архитектурой, но песня словно обещала ему: все обязательно получится. Еще важнее было то, что она не оставляла сомнений: Глеб такой не один — их много и они сплавляются в широкое море «мы»... «Слышишь шелест плащей? Это (тоже) мы!»
У Глеба практически не было друзей в повседневной жизни — все они поселились в строках Цоя. Когда, уставший, он возвращался с работы, ему так хотелось рявкнуть кому-то в лицо: «Эй, прохожий, проходи, пока не получил...». Существование этой песни примиряло его с природной невозможностью уверенно, даже грубо заговорить с первым встречным. Она несла в себе спасение! Спасение от собственной слабости. Ведь если такие слова есть, значит, он может их спеть, и это не выйдет за тесные пределы его моральных принципов.
Не говоря уж о композициях, которые вот уже не первый год служили Глебу единственным объяснением того, что происходит в стране и мире: «Среди связок в горле комом теснится крик, / Но настала пора, и тут уж кричи, не кричи...» Вновь просто и точно. Так умел только Цой... Или «Мама, мы все тяжело больны / Мама, мы все сошли с ума». Две строки объясняли новости гораздо лучше, чем любые политологи или пропагандисты.
«Эй, а кто будет петь, если все будут спать?» Насколько же «эй» в «Легенде» отличается от «эй» в «Прохожем»... Оно будто кличет совсем других людей. И кто будет петь (ему), если сейчас он лишится этой пластинки? Нет, разумеется, винил Глеб давно не слушал, но черный диск из благородного материала был физическим, ощутимым воплощением этих бесценных слов. «Зачем я ее продаю?» — спросил себя Глеб и стыдливо ответил:
— Да... — ведь объявление же было опубликовано...
— Скажите, а это издание 1989 года? То самое? Американское? — в голосе послышалась надежда.
Слова «то самое» еще сильнее заостряли вопрос: «Зачем?» Впрочем, по крайней мере, собеседник понимает... Быть может, он тоже входит в «мы»? Может, у него даже есть шелестящий плащ, но нет пластинки...
— Да...
— А вы могли бы почтой отправить?
— Да... — ощущение нелепости расставания с «Группой крови» усиливалось, но что было делать, если человек позвонил... — Я СДЭКом обычно все отправляю.
— Слушайте, — голос зазвучал доверительнее, — а можно все-таки почтой? Я просто в Курской области живу... Нам же сейчас сюда все посылки бесплатно. Как бы помощь... Гуманитарная... Благотворительность... Можно почтой?
— Да... — Глеб вновь не отличился разнообразием ответов.
— К Новому году бы хорошо... — теперь голос зазвучал мечтательно. — Вот был бы подарок! Вы отправьте поскорее, пожалуйста. Хорошо?
— Да...
— Тогда я вам сейчас деньги переведу и адрес пришлю личным сообщением, — голос звучал надежно.
Помимо многих других недостатков, Глеб был человеком болезненно обязательным, и вдобавок предпочитал ничего не откладывать, а потому, поднявшись с кровати, он сразу записался на почту через сайт, тщательно упаковал пластинку, а вскоре уже обувался и надевал шапку. Были еще какие-то манипуляции, но в памяти они не сохранились. Он даже удивился — силился вспомнить, что происходило (благо времени было предостаточно), но ничего... Пустота.
Вообще говоря, почту Глеб любил. Хоть он и считал себя человеком современным, ему нравилось упаковывать посылки и отправлять их в далекие города. В этом было что-то волшебное, сказочное. Быть может, здесь слышались отголоски детства — так полюбившейся ему простоквашинской утопии, в которой единственным взрослым, единственным представителем власти был простоватый и умильный почтальон Печкин.
Изобилие времени для воспоминаний и размышлений связано с тем, что Глеб оказался в длинной очереди... Имея номерок, полученный на сайте, он предпочел им не пользоваться, поскольку прямо на его глазах случился инцидент: человек примерно его возраста заявил, что записан на 14:00. Навстречу данному утверждению из толпы вылетела реплика:
— Чо, бл...ть?!
— Я зарегистрировался... — провозгласил человек едва ли не с гордостью и, пожалуй, ощущением превосходства.
— Где ты, бл...ть, зарегистрировался?
— На сайте почты, — удивительно, но он был все еще уверен в себе.
— На каком, бл...ть, сайте?!
— На сайте почты, — и вот уже появились нотки сомнения в том, что ему сегодня удастся воспользоваться услугами доставки.
На словах: «Ты, бл...ть, думаешь, ты здесь самый умный...» — Глеб отправился в конец очереди, чтобы, по крайней мере, оказаться перед человеком, не менее прогрессивным, чем он сам. Впрочем, в ходе перепалки последний решил ретироваться. Правда, трудно представить, чтобы после такого разговора тот просто слился с толпой. В общем, с помощью онлайн-регистрации выгадать ничего не удалось. А вот потеряно было многое... Глеб ощущал невероятное омерзение от самого себя. Через картон (пока еще) своей коробки он слышал: «Мы пришли заявить о своих правах, да!» Но не получилось. Опять.
Людей на почте собралось много. Очень много. Будто все пришли отправить что-то крайне ценное и важное в далекую область — настолько несчастную, что за посылку туда даже денег не берут. Обилие лиц немного смиряло внутреннее негодование Глеба по поводу несчастной участи незнакомца, столкнувшегося с хамством и серостью. А ведь если вдуматься, этот человек был из тех самых «мы». Он — единственный представитель славного племени в пластиковых стенах «Почты России», кроме Глеба. А теперь Глеб остался один...
Окно тоже работало одно. Другие девять надменно кичились своими синими номерами, будто утверждая, что ни за какими цифрами ничего не стоит. Только шестерка что-то значит. Глеб опустил глаза на предписанный его посылке номер отслеживания, который утром аккуратно вывел фломастером на картоне — как кот Матроскин... Ах, вот еще что он делал утром! В номере не было ни одной цифры шесть.
В шестом окне сидела тощая пожилая женщина в белой пушистой кофте — из тех, кто полагает, будто она существенно моложе, чем есть. «Почта Вера Шевченко России» было написано на бело-синей пластмассовой табличке, водруженной туда, где у нее могла бы быть грудь. Слово «бейдж» никак не подходило ни этому предмету, ни лицу Веры, ни ситуации в целом.
— Что у вас? — спросила она не очень-то любезно.
— Я бы хотел отправить вот это.
Коллега Печкина молча взяла посылку и водрузила на весы. Далее перенесла показания прибора на картон и только тогда заметила, что номер отслеживания уже указан.
— Регистрировали... — даже не спросила, а сварливо констатировала она. — Так что молчим? Почему сразу не сказали? — последовали полноценные упреки. — Просто оставили бы тогда, чем голову морочить... Зачем в очереди-то стоять, если умные такие?
Глеб вздохнул.
— Еще и в Курскую... — недовольство Веры надувало паруса, хоть его все еще было недостаточно, чтобы отправитель почувствовал себя дармоедом.
Почтальонша положила посылку на стол за своей спиной и затихла. Глеб тоже молчал. Очередь издавала мерный шелест. Вскоре кто-то принялся выглядывать вперед. В помещении воцарился покой, но долго так продолжаться не могло.
— Что у вас еще? — со вздохом спросила Вера.
— Ничего... Я могу идти?
Вот тут они внезапно оказались единомышленниками: она предпочла не отвечать, а он рассудил, что лучше не дожидаться ответа.
Придя домой, Глеб отправил номер для отслеживания посылки новому владельцу своей любимой пластинки. Это конец.
— Алло, здравствуйте. Глеба можно? — голос звучал обеспокоенно.
— Здравствуйте, — на мгновение Глебу показалось, будто он даже обрадовался, что незнакомец позвонил. — Пришла пластинка?
Впрочем, нетрудно было догадаться, что за четыре дня до Курской области она едва ли добралась бы.
— Нет... Слушайте, а вы отправили?.. Я просто смотрю по номеру, который вы прислали: «Отправление не передано на почту». Так пишет на сайте...
— Как? Это очень странно. Я ее сразу отнес...
Собеседник не производил впечатление путаника, но все же после разговора, завершившегося обещанием разобраться, Глеб тоже проверил на сайте статус посылки — все было так, как сказал курский незнакомец.
Нехотя, однако вновь не откладывая, Глеб набрал телефонный номер службы поддержки.
— Добрый день.
— Оператор-Татьяна-чем-я-могу-вам-помочь, — это не было вопросом. Даже предложением не было. Скорее — какой-то хлесткой цепью звуков.
— Произошла довольно странная ситуация. Дело в том, что я отправил посылку... То есть нет... Короче, я оформил отправление на сайте, отнес на почту несколько дней назад, а сейчас вижу по трек-номеру, что она не была передана в почтовое отделение... Как так может быть?
— Если по номеру отслеживания вы видите, что посылка не была передана, значит, она не была передана, — констатировала Татьяна. По голосу Глебу показалось, что та весьма довольна своей находчивостью.
Удивленный такой наглостью, он попытался ответить тем же:
— Но как же она не была передана, если я ее передал?
— Насколько я поняла, на сайте написано, что вы ее не передавали, — молниеносно ответила Татьяна, — значит, вы ее не передавали.
— Но я же приходил на почту?
— Вы меня спрашиваете? Может, и приходили, просто посылку не передавали.
Разговор, казалось, стремился в тупик, но Глеб внезапно нашелся:
— У вас же есть камеры видеонаблюдения! — теперь он, в свою очередь, был весьма доволен.
— Есть, — стремительно подтвердила Татьяна.
— Тогда давайте посмотрим — передавал я посылку или нет, — уверенно предложил Глеб.
— Просмотр материалов видеонаблюдения возможен только по запросу правоохранительных органов, — выстрелила Татьяна, и ее фраза пробила броню.
— В смысле?
— Ордер нужен или официальное требование, — пояснила она медленнее, для особо талантливых.
— И что мне делать? — Глеб опешил, чего совсем нельзя сказать о его собеседнице.
— Принесите посылку в почтовое отделение.
— Да приносил я уже, я хочу камеры посмотреть!
— Тогда идите в полицию, пишите заявление, но... — речевой автомат оператора будто впервые перешел на ручное управление, — вот, правда, поищите ее дома. Положили где-нибудь в коридоре, курткой накрыли и забыли просто. Новый год же скоро...
Последний довод прозвучал почти оскорбительно.
— Да я отдал ее вам!
— Мне вы ничего не отдавали, — очевидно, Татьяна не привыкла беседовать так долго.
— Ну, не вам лично... Слушайте, я хочу камеры посмотреть.
— Тогда идите в полицию, пишите заявление. Можете просто с участковым прийти, но, честно, мой вам совет — поищите дома...
Глеб бросил трубку.
Следующий день ушел на то, чтобы убедиться: в полицию он не пойдет. Это потребовало времени, поскольку желание справедливости сталкивалось с тем, что Глеб «не хотел победы любой ценой». Всякий раз, когда раздавался телефонный звонок, ему становилось не по себе, но, по счастью, новый хозяин «Группы крови» пока не звонил. Через день все же пришлось идти на почту.
Надпись «Верка дура» на соседнем доме показалась Глебу невероятно уместной и вызывала полное согласие. На этот раз очередь была еще длиннее. До Нового года оставались считаные дни, и люди отчаянно, едва ли не обреченно пытались отправить подарки, которые не имели ни малейшего шанса добраться к адресатам в этом году. Но хотя бы отправить...
— Здравствуйте, — сказал Глеб после часа ожидания все в то же шестое окно. Безусловно, номерок электронной записи у него имелся и сейчас. Регистрируясь на сайте, он не очень понимал, зачем это делает. — Здравствуйте, — повторил Глеб чуть громче и увереннее.
— Что у вас?
Честно говоря, несмотря на надпись на стене, он совсем не ожидал, что за стеклом его встретит все та же Вера, да еще и в той же белой кофте, словно не было у огромной, окутавшей всю страну организации других лиц, кроме нее, Татьяны и Печкина.
— Произошла очень странная ситуация, — начал Глеб. — Дело в том, что чуть больше недели назад я отправил посылку... Ну, то есть я буквально вам лично ее отдал, вот в это самое окно. Принес, а потом вижу на сайте, в отслеживании, что посылка не была передана в почтовое отделение... Как же так?
— Если написано, что не передавали, значит, не передавали, — ответила Вера значительно более неспешно и устало, чем Татьяна.
— Да я же вам лично ее отдавал!
— А я вас не помню, — почтальонша нагло пожала плечами.
Вот это было уже обидно... Ведь он сразу подумал о ней, как только увидел ту надпись.
— Как вы меня не помните?! — вспыхнул он вовсе не тем огнем, вместо которого — дым.
— Не надо кричать. Почему вы кричите? А если я начну кричать? Вы вообще знаете, какая у меня зарплата? — затараторила Вера.
— Вот у вас камеры висят — давайте посмотрим... — продолжил он, однако и почтальонша не сдавалась.
— Вы лучше посмотрите, какая очередь! — указала она за стекло. Направление ее жеста включало и самого Глеба. Он оглянулся. Людей за его спиной сгрудилось гораздо больше, чем было перед ним, когда он только пришел. Но все они — не «мы». Точнее, наверное, не те «мы». Искаженные заботами, болью, обидами, раздраженные от каждодневной волокиты — в лучшем случае безразличные лица смотрели на него. Он вновь понял, что совсем один. С одной стороны находилась Вера, как воплощение тупости и несправедливости, а с другой — они, складывающиеся в общий лик злобного, суетного безразличия. И если есть у него сейчас какой-то друг — то это тот самый меломан из Курской области, которому Глеб должен отправить свою любимую пластинку. Единственный человек, за которого стоило идти до конца.
— Покажите мне записи с видеокамер за понедельник! — яростно прошипел он.
— Я камерами не распоряжаюсь, — Вера напряглась и отклонилась от Татьяниного сценария диалога. — За такие-то деньги еще и за камерами следить?! Нет, вы только послушайте, — она будто бы обратилась к очереди, но та не приняла в свое «мы» и ее.
— А кто распоряжается? — Глеб отвечал быстро, жестко и четко.
— Начальство.
— Позовите начальство!
Очередь затихла и отвлеклась от телефонов — становилось занимательно. Все внимание было приковано к Вере и Глебу.
— Начальства нет — оно уволилось.
— Все?
— Все.
— Вы кому-то подчиняетесь?
Вера, которая совсем не походила на анархистку, неожиданно искренне пожала плечами — белая кофточка дернулась вверх и будто бы застыла в таком положении.
— Каждый день приходят какие-то люди и говорят, что они — начальство. Я даже имена уже не запоминаю. Еще мне надо за такие деньги имена запоминать!
Пара сердобольных женщин в очереди закивала.
— Где сегодняшнее начальство?
— Сегодня никого не было.
— А вчерашнее?
— Вчера тоже никого... Теперь до середины января никого не будет. А я тут буду сидеть, как каторжная, за гроши...
Количество сочувствующих Вере прирастало, но Глеб не верил ни единому ее слову. Именно в последней реплике слышался Татьянин автоматизм.
— Если вас что-то не устраивает, вы можете уволиться, — не менее логично, чем оператор службы поддержки, заключил он.
— Вот, умный какой, — усмехнулась почтальонша.
— Как мне найти теперь мою посылку, если я отдал ее вам в руки? — прошипел Глеб и заглянул через стекло в недра почтового царства.
— Мне вы ничего не отдавали! — завопила Вера.
Глеб улыбнулся. Улыбнулся спокойно, как улыбаются, когда встречают старого знакомого или случается то, что должно было случиться.
— Вот она... — тихо произнес он и указал пальцем.
Посылка лежала точно на том же месте, куда белая и пушистая почтальонша положила ее несколько дней назад. Очевидно, с тех пор к коробке никто не прикасался. Некоторые в очереди ухмыльнулись, другие — облегченно вздохнули в ожидании продвижения вперед. Вера спокойно обернулась и взяла отправление в руки.
— Действительно.
— Отдайте ее мне.
— Нет, — уверенно ответила она. Кофточка завибрировала, словно студень.
— Отдайте ее мне, — произнес Глеб медленно и зловеще. — Это моя посылка!
— Но вы же ее отправили. Теперь она в системе «Почты России».
— Вы мне только что говорили, что я ее не приносил и что вы меня никогда раньше не видели!
— Говорила. Как я могу всех упомнить за такие гроши?!
— Эй, — Глеб ударил по прилавку. — Отдайте посылку, слышите!
— Нет! — столь же твердо ответила Вера. — Я должна ее отправить в пункт назначения. Это моя обязанность, понимаете?!
— За такие-то деньги... — ехидно прошептала очередь.
— Дайте сюда! — Глеб засунул руки в окошко и попытался схватить коробку или хотя бы кофточку.
— Ты что?! Ты что это?! Нет! — ответила самоотверженная почтальонша, в которой долг, наконец, возобладал над нищетой.
— Я отсюда без нее не уйду!
— Я милицию позову!
— Полицию, — прошептала очередь.
Глеб обратил внимание, что между пятым и шестым окнами имеется створка для прохода внутрь. Вера заметила направление его взгляда, и в ее глазах свернул испуг.
— Отдайте мою посылку!
Уже вовсе не так твердо она пролепетала:
— Нет.
Если на дверце и был шпингалет, то он отлетел мгновенно — створка с грохотом ударилась о прилавок изнутри, сдвинув даже Верин стол. Из очереди вылетело несколько восхищенных вздохов, а также тихое женское растерянное:
— Что вы делаете?
Далее последовало мужское, печальное:
— Ну, … твою мать... — после чего несколько человек покинуло почту, ведь дело, очевидно, затягивалось.
— Ты что?! Ты что это?! Что ты?! Я милицию позову! — воспроизводила Вера знакомые реплики.
— Полицию, — терпеливо и назидательно повторила очередь.
Глеб выхватил пластинку и с грохотом оттолкнул дверцу, на этот раз уже чуть не сорвав ее с петель.
— Милиция! Милиция!!! — после этих криков стало понятно, что почтальонша — человек слова.
— Слушай, — из очереди вышел нестарый мужчина с довольно приятным лицом, раньше Глеб его не замечал, — зачем тебе это все, а? — Он смотрел на смутьяна и искренне не понимал суть его действий. — Ну, отправит же она теперь... Чего ты, а? Нашли же посылку. Чем ты не доволен?
— Хочешь, стой здесь еще неделю, — решительно, но вежливо ответил Глеб, — а я больше сюда никогда не приду. Никогда, понимаешь?! Знаешь, что значит «никогда»? — его глаза расширились, и он впервые увидел всю очередь целиком.
Мужчина сделал шаг назад и вновь слился с толпой. Тем временем Вера тоже рванулась и выбежала из-за прилавка на волю. Глеб поднял пластинку высоко над головой, как знамя, чтобы почтальонша не смогла ее достать, но она даже не пыталась. Вера устремилась мимо смутьяна к двери, по пути звонко перебирая в руках огромную связку ключей в поисках нужного. Мгновение, и входная дверь была заперта.
Очередь потрясенно вздохнула, выражая восхищенное негодование.
— Попался, сука! Будешь сидеть, сука! Сегодня 29-е, в Новый год будешь сидеть! — прошипела Вера и устремилась обратно в почтовое царство, чтобы занять свой насест номер шесть.
Откуда ни возьмись, возникли два мужичка в какой-то серой форме. Это были не полицейские. Внешне они казались менее приятными, чем большинство людей в очереди, которая сотней глаз уставилась на Глеба. Спиной к нему стояла лишь девушка, выслушивавшая Верин вопрос:
— Что у вас?
— Так, чтой-то тут, — спросил первый из неполицейских, вздергивая подбородком.
— А вот этот, сука, посылку спер, — выкрикнула Вера из окна.
— Ты че? — поинтересовался другой.
— Это моя посылка.
— Ну? — обратился второй к Вере.
— ...А еще он мне хамил! Матом ругался! И выражался! Вот очередь может подтвердить! — Вера очертила пространство зала ленинским жестом.
— Конечно, — кивнул Глеб со смешком, — они тут еще часок помаринуются, и все вам подтвердят!
Толпа разразилась хохотом.
Девушка, только что получившая посылку, прошла мимо Глеба к двери и дернула ручку.
— Как мне выйти? — она обернулась к Вере. — Мне нужно идти.
Все головы очереди, словно шестеренки единого механизма, повернулись к шестому окну.
— Подождите, сейчас эту сволочь вкрутят...
— Скрутят, — вылетела подсказка из толпы.
— Что у вас? — почтальонша спросила следующего.
— Так чего получать-то, если дверь закрыта... — ответил тот.
Очередь кивками подтвердила, что в целом это резонно.
— Дай пройти, — спокойно сказал Глеб неполицейским, будто их было не двое, а легион, не распадавшийся на личности, а представший единым врагом. — Это моя посылка.
— Э, нет, — покачал головой один.
— Посылку верни, — сказал другой.
— Ты при исполнении? Представься тогда, как положено, иначе... Ты мне мешаешь пройти, я тебе сейчас по яйцам дам, — не менее спокойно продолжал Глеб.
— Да заперто там, — тявкнула Вера. — Не связывайся с говном. Сейчас приедут... А то он бешеный по ходу.
Неполицейские расступились, и Глеб подошел к двери. Девушка с посылкой растерянно смотрела то на ручку, то на него. Он тоже попробовал дернуть на себя, но массивная железная створка даже не шелохнулась.
— Что у вас, спрашиваю? — послышался Верин голос.
Неполицейские исчезли совсем. Глеб огляделся. Девушка смотрела на него уже с явной надеждой. Он подумал, что, возможно, когда-то она так же глядела на своего самого любимого человека. Подобный взгляд может заставить покаяться... или убить.
Очередь разделилась на три неравные части: одни уставились в телефоны, другие — на Веру, а третьи — на Глеба, но никто из них не делал этого так, как девушка. Лица людей из толпы выражали разные эмоции от сочувствия и восхищения до ненависти и злости. Глеб сжимал свою коробку и был невероятно спокоен. Его спокойствие уже никак не соответствовало ситуации. Вдруг он увидел...
Огромные окна почты начинались буквально от пола. Практически не сходя с места, он открыл одно из них и сделал шаг наружу. Глеб не оглядывался. Мелькнула мысль: надо оглянуться и подать руку девушке, но делать этого он не стал. Сзади раздавались какие-то звуки, однако Глеб не сомневался, что догонять его никто не будет... кроме, разве что, девушки. Он спокойно шел вперед, наслаждаясь тем, как «город стреляет в ночь дробью огней», и пел:
Я ждал это время, и вот это время пришло
Те, кто молчал, перестали молчать
Те, кому нечего ждать, садятся в седло
Их не догнать, уже не догнать.
P.S. На почте не осталось почти никого. Человек шесть — те, в ком еще теплилась надежда — хаотично расселись в разных концах зала и с явным раздражением смотрели в сторону почтальонши.
По лицам полицейских было видно, что они совсем не рады.
— Значит, как он выглядел? — спросил со вздохом тот из них, кто был постарше, пока младший разглядывал все вокруг, а средний вяло мял телефон.
— Да кто его помнит, как... Как — как? Вот как вы... — блеяла Вера.
— Ну, мне жена говорит, что я красивый...
— Это потому, что ты из полиции, — вставил средний, не поднимая глаз.
— А камеры? — гаркнул младший. — Вон там и вон там. Он точно попал!
— Да не работает ничего, — Вера махнула рукой.
— Ясно, — сказал со вздохом старший. — И чего он, значит, хотел?
— Посылку спереть хотел.
— И?
— И спер.
— Ограбление века, не иначе, — пробубнил средний.
— Что за посылка? Что в ней было? — со вздохом продолжал старший.
— Откуда я знаю?
Старший поднял глаза и внимательно уставился на почтальоншу:
— А он откуда знал, которую брать? Вон у вас их там сколько.
— Так это его посылка была, — объяснила Вера очевидный, как ей казалось, факт.
Старший вздохнул и замолчал.
— Ну, епрст... Понятно, — средний взял с прилавка ручку, положил в карман и вышел на улицу к машине.
— Как «его»? — искренне удивился младший.
— Ну это он ее принес несколько дней назад. Он отправлял.
— И зачем тогда он ее забрал? — спросил старший со вздохом.
— Да не знаю я!.. Псих просто какой-то...
— А чего тогда нас вызывать, если псих? Этим другие службы занимаются. И почему посылка тут лежала несколько дней? И кому он ее отправлял? — сыпал старший усталыми вопросами.
— Да в Курскую область куда-то... Откуда я знаю? Вы его ловите и допрашивайте, а не меня! — заныла Вера.
— В Курскую?.. — старший нахмурил брови. — Ты вообще понимаешь, что там сейчас творится? А я тебе скажу... Да ты, наверное, сама слышала... И ты не отправила посылку Туда в Это время? Ты вообще понимаешь, что это значит?!
Вера замерла. Младший уставился на коллегу и даже немного открыл рот.
— Ладно, пойдем отсюда, — сказал ему старший и расплылся в улыбке.
— А еще он оскорблял!.. Еще матом ругался! Вот, люди могут подтвердить! — верещала посеревшая почтальонша.
— Что мы можем подтвердить?! — вступила девушка, сидящая рядом с парнем. — Мы пришли всего сорок минут назад, тут уже не было никого...
— Пошли, — повторил полицейский со вздохом. — А ты, старая, почитай еще, что такое статья 19.13 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях — «заведомо ложный вызов».
— Какая я тебе старая?
— Вы тут не тыкайте, — крикнул младший и взглянул на старшего в поисках одобрения. — Мы из полиции!
— Вы идете? — голова среднего появилась в двери. — Давайте, там драка у елочного базара.
— Бабу Ягу не взяли, сейчас Деда Мороза ловить будем, — пошутил старший со вздохом и побрел к двери. Младший последовал за ним.
Вера стояла посреди зала, ее подбородок дрожал.
— Теперь можно отправить? — спросил парень, сидевший рядом с девушкой.
— Закрыто, уже три минуты девятого, — ответила почтальонша, сжимая кулаки, чтобы не зареветь...
Возмущаясь, остававшиеся люди вышли на улицу.
— Не расстраивайся, — сказала девушка. Парень покачал головой.
— Мы ее уже не отправим... В этом году не отправим... — невесело заключил он.
— А что там?
— Пластинка «Группа крови»... Виктор Цой. Слышала?
Девушка растерянно улыбнулась.
— У меня папа его очень любит, — продолжил он. — Совсем новая — только что перевыпустили. Пахнет еще. Самый новый тираж. Американскую-то уже нигде не найти.
| 
