Светлан Семененко

Вечер поэзии в Таллинне

Светлан Семененко
Вечер поэзии в Таллинне

Салон

1
Вот наш салон. Прошу любить и жа!
Вот йод — для тех, кто кушает с ножа
и запивает собственною юшкой.

2
Вот кот Собака со своей подружкой
Собакой. Пара не разлей вода.
Брысь, сукин кот! Теперь прошу сюда.
3
Тут наш Татьян. Верней сказать, Татьяна.
Он... Нет, она... Оно — гермафродит.
Наскочит, а потом от вас родит.
Татьян, отстань...

4
Вот редкий агрегат. Похож на самогонный аппарат.
Причем сырьё — бразильское гуано.
Продукт — драже, в обёртке. Айн момент. Татьян! А ну отстань от фортепьяно!

5
Вот перед вами стильный инструмент.
Рояль салонный. Куплен по дешёвке
на барахолке у одной торговки.

6
А это наш сосальный аппарат.
Он потребляет 8 киловатт
и действует в назначенном режиме.

7
Что это? Это чёртик на пружине,
он в ларчике... Ай, грёбаный ты в рот!
Татьян! Татьян! Тащи скорее йод!

8
Вот дикое животное жена.
Она спокон веков приручена
и одомашнена её врагом заклятым
(уж, замуж, невтерпёж) по кличке Муж
и держится на женской половине...

9
А вот и этот, лёгок на помине...
Ну что, Татьяна? Закрывать салон?

10
Друзья мои! Пожалуйте все вон.

Из цикла “Три хорошо хронометрированных стихотворения
о дружбе народов”

Второе
Финны гогочут, как пьяные гуси.
Это похоже на хинди и руси.
Подал бы кто-нибудь добрый совет.
Нешто управы на варваров нет?
Гуси гогочут, как пьяные финны,
Виру-отель превращая в руины.
Пусть превращают. А я-то при чём?
Нет на них пастыря с Божьим бичом.
Я, господа, не терплю хулиганства.
Видно, придётся принять лютеранство.
Видно, придётся мне Мартином стать,
чтоб это стадо в гусятник загнать.
...Вот я и Мартин. Какое блаженство!
Новая вера — само совершенство.
Я совершенно о финнах забыл,
тех, что когда-то так нежно любил.

Уповая
Вот ты спросишь при новой встрече:
— Как дела твои, человече?
— Ничего, — я скажу, — дела,
как всегда, как сажа бела.
Как Аврам со своей Агарью,
божья тварь, рядом с божьей тварью
(тот ли, этот — всё божья тварь),
с половиною половина,
уповая на Бога едина,
как и те уповали встарь.

Старый дагерротип
Снегу, снегу-то с утра!
Прямо посреди недели!
Это, видно, с Покрова
ангелы о нас радели.
Дом купается в снегу.
Тополь зябко крону свесил.
Ваня с горки — у-гугу!
То-то ловок, то-то весел!
Маша крутится волчком
на серебряной обновке.
У неё под каблучком
то ль ножи, а то ли подковки.
И берёзка под окном
в драном ситцевом халате
размечталась о другом —
на пушистой белой вате.
1992

* * *
Не ведите дневников,
это глупое занятье.
Чем дублировать действительность,
сосите лучше палец.
Вот ты спросишь, словно мытарь:
как? и что? и почему?
Ну хоть лапу. Или клапан.
Или лучше пива литр.
И не вздумайте слагать
без нужды стихотворенье.
Ни в пасхальный снегопад,
ни на
Вербное воскресенье
12 апреля 1998 года

* * *
Рояль со знаком качества, вернее пианино.
На нём не без чудачества бренчит чудачка Зина
(назад откинув голову и руки колесом)
Цыганочку, Я встретил вас и вальс Осенний сон.
Какие звуки чудные! И что за прелесть трели!
И милое создание глядит поверх постели
(глаза раскрыв печальные и руки уронив)
куда-то в дали дальние, за Керченский пролив.
Там палуба просторная, и рында на ремне,
и вроде что-то чёрное белеется во тьме.
Весна. Пора знакомая. И вроде тот же час.
И день, когда я встретил вас, когда я встретил вас.
май 84 — май 98

* * *
Благодарю, дорогая моя модель,
за твой лёгкий нрав, а не за постель,
за науку — торчать с утра в дорогом клифту,
заливая клиенту за борт туфту.
Когда ж золотые деньки подойдут к концу,
мы не сделаем жестов, которые не к лицу,
как одному вояке боком вышел стриптиз
в книжке Across the River Under the Trees.
Милая, хочешь, я подарю тебе небольшой пейзаж.
Выйди на правый балкон, спустись на полуэтаж
и погляди налево. Там лазоревая луна
что колесо над Макдоналдсом. И совсем одна.
Там над заправкой еще такой полосатый тент,
да, красно-белый, и всюду рассеян жемчужный свет,
что? бриллиантовый? ну, это как кому,
и кажется, будто ступаешь во сне по дну
и чем дальше уходишь, тем ближе MOON и желтее LIGHT.
Девушка, дайте мне кент, тот, который лайт,
лёгкий, легче которого в мире нет,
как утверждают жители графства Кент.
Так. А теперь вернись домой и дверь запри на засов.
Вечно глядел бы, да нет при себе часов.
24 ноября 1996

Максимы
1. Когда польским кремом для бритья Florena
начинаешь чистить зубы — знай:
ЕЩЕ НЕ ВСЁ ПОТЕРЯНО!

2. Когда зубной пастой Colgate
начинаешь намыливать щеки — тоже знай.

Бешеный огурец
Когда впервые на склоне лет
Я тронул бешеный огурец
И семечко выстрелило в упор
Был выстрел этот как божий дар
Будто время двинулось вспять
И детство вылезло погостить
Из города Галича на Неве
Где я копал свой огород
И только бешеного огурца

Никогда нигде не встречал.

(Время подсунуло новый жанр:
сбор малины, боязнь клещей,
шастанье по былым местам,
где сплошь и рядом эта трава,
ставшая вдруг совсем чужой.)
Идёт бешеная пальба!
А тишина — как в Раю.
14 авг. 94

Между черёмухой и сиренью
Маше Володиной
Между черёмухой и сиренью
два или три божьих денька.
Может быть, счастье продлится с неделю. Кто его знает, жизнь коротка.

Жизнь коротка, и только дорога
ох и долга, ох далека...
Смерть — она рядом, вон, у порога.
А жизнь дорога, ох дорога.

Весенние стансы

1
Бузина безгласная, стойкая черёмуха.
Вот уж верно сказано: бьёт она без промаха!

2
Видно, срок исполнился: что спокон завещано,
то в ногах рассыпано, по ветвям развешано.

3
Вот и бродишь-странствуешь по реке да по ручью,
луговому радуясь дивному узорочью.

4
Вот и мать-и-мачеха, это перво-наперво,
золотыми звёздками убивает намертво.
(А что гладит — мачеха, а что греет — матушка,
полно поминать тебе, свет мой, брат мой, братушка!)

5
Вон фиалка пялится зенками безгрешными.
Хорошо — коль дарится. Худо — коль за денежки.

6
Взор потупьте, девушки! Живо станьте на ноги!
Купы жёлтых лютиков обойдите, странники.

7
Вон иные заросли, ветреницы белые.
С пояском на завязи, скромные, несмелые.
(Сокрушит и дьявола, одолеет демона
светлое сияние нежного анемона.)

8
Вот и бродишь радуясь. И звенит, и грезится:
чо ещё те надобно до скончанья месяца?

9
Синева бескрайняя, зелень сверху донизу.
Словно птаха ранняя только б рыскать по лесу
за такой ловитвою, с радостною рожею,
жаркою молитвою славя милость Божию.

* * *
Как хорошо — таиться...
Как дерево, как лес,
как юркая синица
среди густых древес,
пернатым уподобясь,
слетевшим в мир земной.
Их — не людская доблесть,
и жребий их — иной.
Как хорошо — казаться...
Как будто и не быть,
на зов не откликаться,
на свет не выходить.
Молчальником средь певчих,
безжизненным сучком
терпеть живую речь их
припав к земле ничком.

Как хорошо — замолкнуть,
восторг забыть и гнев,
не ведая забот их,
тревоги их презрев,
вдали мирского толка
и громкого суда.
А только, только, только
всегда, всегда, всегда
знать: вот он, где-то рядом,
глядит, неуловим,
своим недвижным взглядом
небесный херувим,
кто грамоты не знает,
юдоль кого проста,
кто жизнь твою читает
как музыкант с листа.

Путник
Любомиру Малинке
Богоданному белому дню
отправляясь навстречу,
никого ни за что не виню,
никому не перечу.
Мне по нраву такая пора,
сладковатый и терпкий,
над полями стоящий с утра
запах жёлтой сурепки.
Шаг ступил — и открылись поля.
О-ляля! Ох ты, ох ты!
Ничего, что чужая земля
и далёко до Охты.

Вот стоит иван-чай у бугра,
молодой, сыроватый,
будто с торбой пустился с утра
в путь, до дому до хаты.
Невесёлый, с опухшим лицом,
будто пьян спозаранку...
Эй, приятель, держись молодцом,
не журыся, Иванку!
Не пугай ни себя, ни родню
хмурым видом, несвязною речью,
богоданному белому дню
отправляясь навстречу.

* * *
Сорок и сорок — руб сорок. А там —
то ли забвенье с дождём пополам,
то ли молва вперемежку с осенним
слабым и сладким дождём, говорю,
ждущим да ждущим ни свет ни зарю.
Да пополам ещё с червем грызущим,
смачно смакующим костную ткань.
Слышишь ли хруст по пригоркам и кущам? — Он собирает посмертную дань.
А ничего тут! Чёт тут и нечет
(медленный червь и божественный кречет, как написал мой приятель поэт).
Тут вперемешку нечет и чёт.
Так что, червя принимая в расчёт,
лучше никто тебя не разувечит.
И это — почище твоих арифметик,
свет ты мой, цветик ты мой семицветик,
весь впополам — то ли сам не взойдёт,
то ли семижды на дню зацветёт.
1980

* * *
Сюрреализм не прост: его воспроизводство
немало требует труда и бездну благородства.
Он с музой не в ладах, крикливый и нагой,
и не приносит удовлетворенья.

Тому тем более, кто в нём ни в зуб ногой.

И это всё достойно сожаленья.

Читатель! Ты устал, ты встал не с той ноги,
но не спеши судить и сюра не беги!
Имеет он своих адептов и поклонниц.
Они друзья тебе, а вовсе не враги —
и этот, как его, ну, в Таллинне, эстонец...

И несравненный чувашин Айги.

Горек плод неведения
Мы думали, он — тот,
кто нас от мук избавит
(сомнений горек плод),
кто нас убережёт
от мук, от всяких тягот,
от всяческих невзгод.
Но вот уж скоро год
за ним мы ходим следом,
а путь его неведом.
Неведенье — гнетёт.
Я, скромный доброхот,
вам говорю: Он — тот,

кто странствует во мраке!
И голод нас гнетёт,
и лают вслед собаки,
и хает всякий сброд.
И этому конца нет.
Сомненья душу жалят,
неведенье гнетёт.
Но разве я урод?
Я жажду благодати!
...А он опять вперёд
пустился на осляти.
15 апр. 95
Лазарева суббота

* * *
Не ваше дело знать времена или сроки.
Деян. 1,7
Там, где Рак и Козерог
мчат за Девой следом,
может, день, а может, срок
чей кому и ведом.
Или там, где птица Рок
на гнездо садится,

хорошо, что наперёд
знает, что случится.
Хорошо, что есть Один
некто или кто-то,
для кого твоя юдоль
не твоя забота.
Таллинн