Об авторе | Вадим Муратханов — поэт, прозаик, переводчик. Родился в 1974 году во Фрунзе (ныне Бишкек). В 1990 году переехал в Ташкент, где окончил факультет зарубежной филологии Ташкентского государственного университета. Автор восьми книг стихов. С 2006 года живет в Московской области. Предыдущая публикация в «Знамени» — рассказ «Последний путь» (№ 5 за 2022 год).

Вадим Муратханов

Узген

рассказ

— Вас никогда не тянуло в незнакомый город, где вы не бывали? — обратился Вася к своим спутникам. — Есть теория, что душа места и душа человека должны встретиться, чтобы он обрел внутреннюю гармонию и смысл жизни. Только попав на свою истинную родину, человек находит покой и ответы на все мучившие его вопросы. Вы, конечно, помните описанную у Сомерсета Моэма, в «Луне и гроше», историю врача, который неожиданно для себя сходит с корабля в Египте и остается там навсегда.

В этом месте Аня закатила глаза, а Григорий неопределенно хмыкнул.

— Герой романа почувствовал зов — и не смог ему противостоять.

— А с чего ты взял, что твоя истинная родина Узген? — прервала его Аня. — Тебе был знак или видение, что тебе там хорошо будет? Хорошо там, где нас нет. Мы уже третий день тащимся по этому пеклу, у меня нос опух от аллергии непонятно на что, и деньги у нас кончаются. Вместо того чтобы искать дистанционную работу и реанимировать твой загибающийся проект, мы ищем «истинную родину».

Узбекский Диоген? Узник генетики? Бог знает что еще мерцало в подсознании Васи, когда он слышал название города, но сейчас, когда привычная жизнь ушла из-под ног, его влекло туда, несмотря на то что Средняя Азия вовсе не вы­глядела самым дешевым и очевидным направлением исхода.

В раннем детстве вместе с родителями он совершил путешествие, в достоверности которого по прошествии тридцати с лишним лет уже слегка сомневался. Отцовский друг, киргизский режиссер, пригласил их провести несколько дней в его загородном доме.

В Васиной памяти сохранилась волнистая дорога, по которой они ехали в сторону гор, покрытых подробными складками и сверкающими ледниками. Где-то высоко над дорогой ползли по горной тропе клочья белоснежных облаков, и крошечные фигурки с игрушечными рюкзаками на спинах проходили эту вату насквозь и выныривали из нее, не замечая препятствия.

А еще были кислый густой кумыс в большой пиале, светлые мясистые виноградины с привкусом дыни во дворе режиссерского дома, миниатюрная, словно слепленная из красной глины горлинка, со скорбной настойчивостью ворковавшая на краю крыши. Хозяин готовил ароматный плов из бурого риса, который называл «узгенским».

«Кто не бывал в Узгене, не познал Востока», — запала в Васину память странная фраза.

И еще запомнилась одна сцена — неправдоподобная, то ли приснившаяся, то ли показанная режиссером в зашторенной комнате через домашний проектор: высокая круглолицая киргизка и ребенок на склоне зеленого холма. Овцы обступают мальчика, вылизывают его, как ягненка, и молчаливая мать смотрит на это с улыбкой.

Одним словом, Вася настоял на Киргизии, и Аня, пожав плечами, полезла в интернет искать билеты. Она не понимала, зачем нужно непременно в Киргизию, но ситуация виделась настолько катастрофической и абсурдной, что вряд ли отъезд в это непонятное место мог ее заметно усугубить.

В первый проведенный в Бишкеке месяц они сняли комнату в хостеле в глубине одноэтажной махалли, посмотрели башню Бурана, дом-музей Токтогула, памятник букве Ы в парке «Ынтымак» — и растерянно замерли, пока еще не понимая, надолго ли они здесь, и если да, то с чего начинать свое укоренение в этой сухой непривычной почве.

Начать решили с путешествия. Вася убеждал, что в дороге им будет легче привести мысли в порядок, избавиться от депрессии и открыться для новых идей. Арендовали внедорожник и в компании Григория, местного жителя, взявшегося быть их водителем за еду и питье, отправились на юг.

— Вон, смотрите, — вытянул руку Вася, — знаменитый узгенский рис. В окрестностях города ландшафт идеально подходит для устройства террас, где рис выращивают. Орошаются они из Андижанского водохранилища. Будем в городе — обязательно заедем на рынок за рисом.

Холмы с ровными зелеными террасами на фоне окрестной выгоревшей травы действительно выглядели живописно.

— Вы поймите, — отозвался Григорий, — с такой низкой подвеской перевал нам не по зубам. Будем дном дорогу цеплять. Надо было брать «Мицубиси» — разница в цене небольшая, а проходимость выше в разы.

Остановились у придорожной забегаловки. Аня, прищурившись, изучила взглядом самсу и, покачав головой, отвернулась.

Рядом, на обочине, сидел парень перед столиком с пластиковой бутылкой, наполненной мутной белесой жидкостью. Надпись на картонке гласила: «Жарма бар».

— Что такое жарма? — поинтересовался Вася.

— Жарма... — покрутил пальцами в воздухе парень, — это такой будай.

— Исчерпывающее объяснение, — фыркнула Аня и пошла к машине.

Вася заговорил, как только машина вновь набрала скорость:

— Вы слышали старинную легенду об Узгене?

Григорий усмехнулся, не отрывая глаз от дороги.

— Сейчас расскажу. Один великий правитель решил идти походом на Узген. Он собрал огромное войско, принес жертву в главном храме своей столицы и выступил на рассвете. Через отмеренное число дней пути войско должно было выйти к Узгену, но города все не было. По всем расчетам должны были уже показаться в долине его башни и минареты, но расстилалось перед правителем все то же незаселенное пустое пространство до самых Алайских гор. Войско остановилось, правитель собрал совет. Военачальники и визири качали головами, разводили руками. Никто не мог понять, куда подевался город. Сошлись на том, что Всевышний не благоволит их предприятию и великий поход, столь долго и тщательно готовившийся, обречен на неудачу. Огромное войско повернуло вспять. Заскрипели, потянулись обратно повозки, и тоскливое недоумение за­стыло в бездонных глазах верблюдов. Прошло много лет. Правитель состарился, ослабел, прозевал дворцовые интриги и был свергнут своим единокровным сыном, вступившим в сговор с визирями. Старому правителю сохранили жизнь и отослали его на запад в сопровождении единственного слуги. Когда силы и запасы еды путников иссякли и они, скитаясь от селения к селению, отчаялись найти себе пристанище, на горизонте показались башни и минареты большого города. «Что за город пред нами?» — спросил правитель встречного водоноса. «Узген», — ответил тот. Тяжело опираясь на посох, правитель вошел в город, и каждый, кто попадался на пути, кланялся ему, обнажая голову...

Вася обернулся. Аня спала. Солнце просвечивало ее остроносое лицо насквозь и проявляло, усиливало каждую морщинку и припухлость, делая его неузнаваемым, постаревшим. Вася смотрел и не понимал, что делает она здесь, на бесконечной петляющей дороге, среди желтых холмов и расплывающихся в июльском мареве гор. Как если бы та, настоящая Аня осталась в Москве, а на заднем сиденье спала незнакомая женщина. Он и сам здесь казался себе временами чужим, непривычным, и слышал собственную речь как будто со стороны. Словно две реальности наложились одна на другую, и он не знал, как их теперь разлепить.

Последняя остановка перед Узгеном случилась на самом въезде в город. Григорий свернул передохнуть в кривую узкую улочку, утыканную сутулыми фонарями на бетонных ногах, и поставил машину в тени чинары.

Девочки в длинных платьях играли в «классики», прыгая по пронумерованным квадратикам, нацарапанным на асфальте.

— Как им только не жарко в таких балахонах, — удивилась Аня.

— Говорят, что на Востоке мужчина любит не глазами, а носом, — вспомнил вдруг Вася. — Женщина познается по запаху: солнце, испарения с кожи...

— Избавь ты меня от этих подробностей! — прервала его Аня. — И давайте уже дальше поедем, торчим тут на солнцепеке.

— Григорий, вы вбили в навигатор минарет? Двенадцатый век, ажурная кладка, несколько поясов с орнаментом.

— Не работает навигатор, не загружается. В Бишкеке работал, когда проверяли. Вы поймите, через пару часов стемнеет, а нам еще 60 кэмэ. По Ошу ночью колесить без навигатора — так себе удовольствие. Вот был бы, к примеру, «Мицубиси»...

— Не доставай Григория своим минаретом. Не видишь — он на своей волне. Автоальпинизм — высокое искусство, оно требует всего человека.

— Минарет, двенадцатый век, — повторил Вася. — А еще мавзолей Караханидов, с переходом в древний некрополь. Это близко к центру города, с этой трассы должен быть съезд к нему.

— Вот ты такой знаток Востока, а торговаться не умеешь.

— Почему это не умею?

— Ты, когда дыню на рынке покупал, заметил, как у продавца лицо вытянулось? Да, у того, который на мой пупок все время пялился. Здесь торговаться принято, я читала на форуме. Продавец в свою пользу цену задирает, ты — в свою, где-то на серединке сходитесь. А когда не торгуешься, как бы оскорбление человеку наносишь.

— Вы поймите, — прервал повисшую паузу Григорий, — с вас бензин и еда — с меня руление. Я вас хоть на край света доставлю. Ну, в разумных пределах.

Теперь машина двигалась гораздо медленнее, то и дело упираясь в пробки и светофоры.

Доехали до центра и стали искать место для парковки. Медленно проплывали мимо диковинные вывески: «Чач-тарач», «Балмуздак», «Азык-тулук»...

— Ну расплоди-и-илось вас тут, ну расплодилось, — приговаривал Григорий, ероша свою седую шевелюру.

— Вон там, смотрите, есть место! — пытался помочь Вася.

— Вы поймите, воткнуться куда-нибудь не проблема. Проблема будет потом выезжать, когда запрут наглухо.

Попытка припарковаться возле администрации тоже не увенчалась успехом. Центр медленно, но верно оставался позади, а Григорий все никак не мог найти свободного места. Сейчас они стояли на светофоре напротив парка с большим фонтаном, в котором плескались дети. Девочка лет пяти с воздушным шариком и надувным кругом на поясе встретилась глазами с Васей. В ее взгляде читалась не осознающая себя, не ведающая времени, поскольку течет с его скоростью, безупречная скука, какая бывает только в глазах у детей. Вася хотел было помахать девочке рукой, но ее позвали, и она вслед за взрослой женщиной засеменила к фонтану.

— Мы же так весь город проедем, ничего не увидев! — спохватился Вася, заподозрив недоброе. — Мы так не договаривались. А ты что молчишь, тебя все устраивает? — обернулся он к Ане.

— Твой Узген — твои проблемы. Я устала, у меня насморк, я спать хочу.

— С каких это пор наши проблемы стали моими?

— С тех самых, как ты увез меня из Москвы и притащил в эту дыру без каких-либо внятных планов и перспектив.

— А что, были варианты?

— Всегда есть варианты. — Когда Аня заводилась, в ее голосе начинали проскальзывать звонкие металлические нотки, как будто она на долю секунды переходила на пение. — Может быть, мне по душе мертвые журналисты. Может быть, тогда я любила бы тебя вечной любовью.

«Перестань, замолчи», — мысленно уговаривал Вася то ли себя, то ли Аню, слыша себя и ее словно со стороны, хотя уже понимал, что никто из них не остановится, пока не выплеснет все до конца.

Город со всеми его мечетями, лазурными куполами и мазарами уменьшался, таял за спиной в раскаленном мареве. Впереди лежал долгий пыльный путь, к которому еще предстояло привыкнуть.

Тем временем старый правитель медленно двигался по городскому базару. Слуга отстал и потерялся в толчее, и теперь ничто его больше не связывало с прежней жизнью. Каждый продавец склонялся перед ним в поклоне и, прижимая руку к груди, протягивал ему в горсти свой товар. Он брал иссиня-черный, подернутый пепельным налетом кишмиш, благоуханную косичку сушеной дыни и разрезанную пополам оранжевую хурму, чья потемневшая мякоть сочилась последней зрелостью, и каждое попробованное им приношение воскрешало в памяти какое-то, казалось бы, навсегда утраченное детское воспоминание. Высоко над городом, в шелковом безоблачном небе, медленно таял молочный след реактивного самолета.