Об авторе | Алексей Валентинович Улюкаев в журнале «Знамя» печатается со стихами десятый раз, предыдущие публикации: «Я из вселенной Гутенберга» (№ 10, 2011); «Семь стихотворений» (№ 4, 2012); «Площадной гранит» (№ 3, 2013); «Полграна правды» (№ 1, 2014); «Восемь строк о свойствах» (№ 1, 2015); «Не гул пространств, не божий суд…» (№ 1, 2016); «Пометь на карте: за рекой Аид…» (№ 11, 2022); «Возобновление иллюзий» (№ 4, 2023); «Подальше от злосчастных мест» (№ 1, 2024).

Алексей Улюкаев

Умение приспособиться к несвободе

1

Предчувствие сменяет послевкусие,

А чувства, как и вкуса, вовсе нет.

Действительность описана искусством

Примерно как Ньютоном белый цвет:

Волна, корпускула летит через эфир,

На радужку наносит отпечаток,

И солнечные прыгают зайчата

И протирают радугу до дыр.

Вот так и время посылает нам

Как зайчиков свои воспоминанья,

Летят корпускулы из прожитого ранее,

И, будущее взявши на таран,

Пролитым послевкусием ровняет

Его с былым и белым словно дым,

В котором видят папу сыновья

Таким же, как и прежде, молодым.

2

Вся жизнь —  всего лишь примечание,

Курсивом набранная сноска,

С трудом читалась поначалу,

Как азбука на древних досках.

Под звёздочкой, внизу страницы

Яснить пытался тайный смысл.

Читатели отводят лица

И не заглядывают вниз.

Казалось, что не будет сноса

Одёжке, для которой нить

Спрядали Парки... Вот уж проседь

Её отбеливать спешит.

Соблазны — многие и разные —

Сотрутся под «Жиллеттом» лет,

Те — постепенно, эти — сразу,

Одни — далече, тех уж нет...

То юноша играет в бабки,

То держит свой костыль старик —

Мгновенья кружат в беспорядке:

Родильный дом, предсмертный крик.

Неумолимая пружина

Толкает стрелочки часов:

Родились и недолго жили —

Где стол был яств, там гроб готов...

3

Тот караулит, этот спит,

Тот спит, в этот — караулит.

Гармонию не повредит

Замена мёда воском в улье.

По обе стороны нуля

Меняются одежды, лица,

Сливаются всего лишь для

Того, чтоб тут же раздвоиться.

Когда устанет караул,

И спящий от дремот очнётся,

Они всего лишь через нуль

Скользнут без компаса и лоций.

И вновь в Багдаде всё спокойно,

По крайней мере, всё на вид:

Пусть ураган, потоп и войны —

Тот караулит, этот спит.

4

Итак, начнём с Итаки. Этот край

Несёт все счастье предвещающие знаки.

И если есть земной на свете рай,

Он, верно, размещается в Итаке.

Он цвёл, плодоносил немало лет.

И не хотелось обнаружить взглядом

Несчастья предвещающих примет…

Нам хорошо, и лучшего не надо.

Улисс затем и ведать не хотел

О гнусной лжи, о горестной разлуке,

Что жил в соединенье душ и тел.

Меж тем уж пробил час покинуть сей предел

Ему, а ей — смотреть, ломая руки,

На след, что время оставляет там,

В волнах, и извлекает память

Как обещанье: «Встреча будет нам

Когда-нибудь на острове Буяне…»

5

Кто в плаванье своём пересечёт экватор,

Начнёт осознавать движения закон.

Пусть волны пенятся и образуют вату,

Пусть утренний туман приносит молоко.

Сквозь материальный мир идёт твоя дорога,

Но компас для неё встаёт над Вифлеемом.

Ты в плаванье своём продвинешься немного,

Лишь если прикуют тебя к веслу триремы.

Есть радость в мерных действиях весла,

И сила есть — наперекор всей проседи.

Ты веришь: будет впереди весна,

Хотя плывёшь уже по шею в осени.

6

Тоска, зелёная, как доллар,

Глухая, словно ван Бетховен,

Крадётся татем, тщится вором.

Не ровен час... И век не ровен.

Узка прогресса нить на шее,

Грудная клетка — всё же клетка.

Тоска всё так же зеленеет,

И хрен отнюдь не слаще редьки.

7

Спасибо Беллу, Эдисону,

Спасибо сборщику-китайцу,

Что мысли, слухи и резоны

Вокруг планеты скачут зайцем,

Что напаяли микросхемы,

Распределили номера,

Составив список поименный, —

И всё работает. Ура!

И голос сына, голос дочки,

И голос матери, жены

Мне полдень делают из ночи,

В которой тонет полстраны.

И это подтверждает снова

На основной вопрос ответ:

В начале было только слово,

Перерастающее в свет.

8

Шум ливня за стеклом,

След молний, отзвук грома:

Конструкция небес идёт на слом,

Но слалом продолжается: весомо

И грубо, зримо — мимо всех ворот

Проносятся, как лейденские банки

Полны энергии, зарницы. Перебранка:

То молньи — грому, то наоборот.

Но воздух станет чище, горизонт —

Яснее. Жизнь приемлемою станет.

Откупорилась склянка — в ней озон.

И жить резоны есть, не ведомые ранее.

9

Для закуски Ивану — селёдку, а Постуму — сливы,

Триумфальную арку оставим Титу.

Примечания нужно набрать курсивом,

Если наврано где — петитом.

Персонажи истории — всё дальше,

А их тени в учебниках — всё длиннее.

А петит — это просто прибежище фальши,

Начиная с самого Птолемея.

10

Смущался дороговизне, да и теперь смущаюсь.

Это Доплерово смещение света ли, звука: скорость

Изменений инфляцию как праща запущает,

Цены растут как тени к вечеру. То есть

Движение как конечная цель имеет свои последствия.

Нам, подследственным, нечего на судьбу пенять.

Дороговизна — просто стихийное бедствие,

И отменяется вместе с жизнью, как буква ять.

11

И белые ночи, и Троицын день,

И время берёзу ломать,

И кепку носить слегка набекрень,

За что и ругается мать.

Скреби по сусекам и память тряси,

Пусть лето превысит все сметы.

Всего два веселья и есть на Руси:

Пить водку и праздновать лето.

Природа и в дверь и в оконце:

Пить водку и греться на солнце.

12

Всё славно в жизни довоенной:

Фонтан, цветы, газон, косилка,

Жара. Меж приступами лени

Глядеть на облаков обмылки

На свежевыстиранном небе,

Потом — как кружит шмель над блюдом,

Жевать травинки сладкий стебель

И думать, что войны не будет...

13

Со скоростью курьерского и даже

Рапид-экспресса прошлое уходит.

И я стою с оскоминой пропажи

Картинок, звуков, запахов, мелодий.

Где мой двадцатый, где его наследство —

Багаж, сполна оплаченный годами?

Где моя юность, отрочество, детство?

Полотен нет, остались только рамы.

А в них — воспетый публикой Малевич —

Пустая геометрия утраты,

Натыренная по карманам мелочь —

Долги персон поистине non grata.

14

Мы можем быть твёрдыми, жидкими, газообразными,

И гадообразными, и по образу Божию,

Одинаковыми и разными,

Вошедшими в раж и не вышедшими рожами.

Меняем свойства с течением времени,

Причёски, протезы, фасоны брюк,

Бываем бесплодны, бываем беременны

Идеями, вызывающими испуг.

И эта изменчивость, эта пластичность,

Умение приспособиться к любой несвободе

Помогает выжить и каждому лично

И всему человеческому роду.

15

Свобода — слабое подобье смерти.

А как она смущает и страшит!

Как океан скорлупку, вертит,

И со щитом не отпускает, и на щит

Не грузит ни тела, ни души.

Она даётся в долг — потом отдашь,

Когда из перенаселённой суши

Харон отправится в последний каботаж

Туда, где свет, туда, где вечный полдень,

Где встречу запланировал отец.

Ты выдохнешь —  последней строчкой оды:

Свободен, наконец.