НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Свободный или иллюзорный

Светлана Богданова. Свободный человек. — М.: Rugram, 2023.

Говорят: критик рекомендует автору художественного текста именно то, что сделал бы он, критик, если бы умел. То, что я могла бы посоветовать писателю Светлане Богдановой, не требует никаких особых умений. Ее новому сборнику прозы «Свободный человек» я предпослала бы эпиграф из стихотворения Эдгара По «Сон во сне» в русском переводе Валерия Брюсова:

Все, что в мире зримо мне

Или мнится, — сон во сне.

Именно в его версии. Другие известные русскоязычные варианты, К. Бальмонта и Н. Бахтина (Новича), заканчиваются вопросительным знаком: авторы сомневаются, действительно ли реальная жизнь — сон во сне. Брюсов это утверждает. Тем его перевод и родствен прозе Богдановой. К снам прямо отсылают открывающий книгу роман «Сон Иокасты» и рассказ «Сны Максимилиана», длинный, как повесть. С романа и начнем.

Сборник Богдановой вышел после большого перерыва в ее творчестве, о котором рассказано в предисловии к «Сну Иокасты»: после его написания и публикации в «Знамени» автор не бралась за перо шестнадцать лет, а потом нашла в сети «несколько литературоведческих исследований и диссертаций, которые были написаны за годы моего молчания». Я отыскала журнал «Вестник научного общества студентов, аспирантов и молодых ученых» (2018, № 3, Комсомольск-на-Амуре) со статьей А.О. Капустиной «Трансформации мотивной структуры персонажной сферы мифологического текста в романе С. Богдановой “Сон Иокасты”». С литературоведческой точки зрения, Богданова сделала «перезапись» древнегреческой легенды в аспекте столкновения мифического и современного гендерно-чувственного сознания. «…в основе романа лежит не трагедия Эдипа, а личная драма Иокасты. Подзаголовок … “роман-антитеза” … [провозглашает] идею противоположности, противоречия, двойничества как ведущую идею романа», базирующегося на мифе об Эдипе и трагедии Софокла «Царь Эдип». Противоречий и впрямь много: роман строится из четырех пересказов, несущих разную информацию, на манер «В чаще» Акутагавы.

По мне, главная находка романа — то, что Сфинксом Фив была сама Иокаста. Царица в маскарадном костюме («…Иокаста, надевшая было странное платье, тотчас сняла его… Ей не хватало еще парика и полумаски, чтобы не быть узнанной. Спустя несколько дней она раздобыла себе пугающую чалму… Полумаску пришлось Иокасте лепить из глины…») лично убивала путников, не отгадавших загадку. А теперь она спит летаргическим сном, в чем и состоит одно из проявлений антиномичности (противоречия между двумя состояниями). В силу того же Иокаста — главное действующее лицо романа: ее, спящей, больше, чем других героев. Мощнее сна царицы только чувство плена, в котором так или иначе пребывают все действующие лица. Освобождение обозначает смерть живых — «Эдипа, Тиресия и Иокасты» — кроме богини Геры: та часто является к спящей Иокасте и провожает ее за реку Стикс, воспевая в смерти новое рождение. Примерно то же, только в современном и криминальном контексте, происходит в «Снах Максимилиана».

Также в книгу вошли повести «Искусство ухода» и «Праздники», записки «Вегетарианский стол», рассказ «Ошеломленная», поэма в прозе «Витающий дух». Ключевое произведение сборника, «Свободный человек», лишено авторской жанровой формулировки: читателю словно предоставили возможность выбрать, как его охарактеризовать. Я выбрала притчу. Ее сюжет намеренно помещен в условный (не имеющий отметок о времени, месте, исторической подоплеке) концлагерь, узников которого направили работать на ферме. Герой-рассказчик, подросток, готов душу дьяволу продать за свободу. Но, освобожденный из концлагеря и выросший, он понимает, что попал в несвободу высшего порядка: «Если я и правда продал тогда душу дьяволу за свою свободу, то все события моей жизни могли повторяться не однажды. И каждый раз я оказывался здесь, на этом этаже незнакомого дома. И каждый раз видел эти плакаты. …И где теперь была правда… И кем был, собственно, я сам…». Возможно, и тот ужас, пережитый ребенком, тоже был лишь сном во сне.

Весь сборник называется «Свободный человек», потому что все тексты в нем так или иначе трактуют тему свободы — но вместе с тем и тему иллюзорности (не только свободы, но и всего в мире, созданном Богдановой). Видимо, поэтому автор проводит линию освобождения не через сюжеты, не через действия, а через состояния героев. Состояний, психоделики в прозе Богдановой очень много, и они главенствуют и акцентируются. Далеко не всегда освобождение так буквально, как в притче «Свободный человек». Чаще всего «клеткой», «темницей», «узилищем» писательница делает родной дом персонажей и их семейные или дружеские взаимоотношения. А освобождение условно, ибо тонет в грудах бытовых деталей. Среди них на первом месте стоит еда. В книге много пищи — описаний готовки, застолий и даже рецептов. На последних основан «Вегетарианский стол» — фантазийная реконструкция семейной истории через выдержки из одноименной кулинарной книги Е.В. Спасской 1908 года издания.

Думаю, что Богданова намеренно использует в своей прозе много слов и много мелочей: чтобы «освобождение» чисто графически выглядело более зримым. Таков ее узнаваемый авторский стиль и слог. Но происходит наоборот: «тяжесть» онтологических деталей перевешивает иллюзорное освобождение. Оттого новый сборник Богдановой напоминает мне прозу Дмитрия Бакина. У обоих этих авторов литературные герои — не люди, а функции, созданные воображением писателей в качестве символов. Хочется верить, что новый сборник для Богдановой — эксперимент, поставив который писательница пойдет дальше и раскроется для нас в ином свете.

Елена Сафронова