НАБЛЮДАТЕЛЬ

выставка

Предельные контрасты и жуть белой стены

Еврейский авангард. Шагал, Альтман, Штеренберг и другие. Еврейский музей и центр толерантности (Москва), 06.03.2024 — 09.06.2024.

«Еврейский музей и центр толерантности» — еще совсем молодой комплекс, стремящийся доказать, что «не центром Москвы единым» держится культурная жизнь. Безусловно, эпатировать и давать громкие заявления у него получается — но насколько получается им соответствовать?

Чтобы попасть на выставку «Еврейский авангард. Шагал, Альтман, Штеренберг и другие», необходимо пройти «огонь, воду и медные трубы» — расположение залов внутри явно настраивает на трагическую ноту. Выставка «Юля», которая предваряет «Еврейский авангард…», настолько пугающая, что возникают первобытные страхи — как перед грозой и огнем. На ней представлены работы девочки Юли, которые та сделала, находясь на лечении в психиатрическом отделении — и в интерьере этот мотив прослеживается очень явно. После такой психоделики интерьер авангардистской выставки ощущается совсем иначе — не сдержанно-лаконичным, а ласково-отгораживающим.

Полутемное помещение с белыми стенами, в центре — черный блестящий прямоугольник. Отнюдь не «Черный квадрат», но наравне с национальными траурными элементами декора создает ощущение продолжения предыдущей экспозиции. Несколько шкафов Арон-кодеш все еще мало напоминают о заявленной тематике, но погружают в строгий контекст древней религии. Правда, в знакомстве с авангардом это мало помогает, хотя и возвращает к ощущению реальности после предыдущих залов.

Здесь форма в целом преобладает над содержанием. От Марка Шагала — громкое имя. На выставке представлено несколько проекций, реальных работ всего три — два эскиза и письмо. «Человек с опрокинутой головой» (вернее, лишь эскиз к извест­ной обложке) лучше всего описывает месседж выставки: страдание будет рядом всегда. История может вскружить голову, но миражи-проекции счастья останутся и будут напоминать о временах идиллических.

Письмо в Правление Госдепа заставляет о них забыть и понять, что «Над городом» — всего лишь мираж и дымка.

Градус меланхолического настроения снижает один из неназванных «других» — Роберт Фальк, чьих работ представлено немало. «Турецкая пекарня» — почти сюрреалистический элемент счастья среди всеобщей печали, привычный нам авангард, состоящий из чистого, яркого цвета. Не уйти и от театра — эскизы костюмов и декораций к спектаклю «Ночь на старом рынке» пусть и монохромны, но выглядят гораздо ярче подсвеченных инсталляций сцен. Это действительно та «идущая первой армия», с которой и может возникнуть желание понять все направление.

Именно «театральная» часть экспозиции не пытается вызвать ложное чувство вины без сочувствия. И эскизы к яркой «Колдунье» Исаака Рабиновича в унисон с Фальком пытаются передать истинную суть авангардного течения: трубящую, но обезличенную, в которой национальность не является основополагающим фактором. Это, безусловно, способ выразить себя, но как одного из многих — и эмоциональный посыл в полной мере понятен любому зрителю.

Работы Иосифа Чайкова, напротив, вписываются и в наводящую легкую жуть обстановку, и в стремление дополнить стереотипный образ еврея. Не зря выбран кубофутуристический «Скрипач» — он будто выступает из гладко отштукатуренной стены независимо от автора появившимся барельефом.

Нездешнюю атмосферу дополняют «технологические» работы Александра Тышлера. Его стиль никогда не требует отдельного описания, но «Цветодинамическое построение красного цвета» на сей раз предстает нервической ниткой пульса. Он настолько тревожен, насколько напряженной кажется эта часть экспозиции, все еще сопровождающаяся траурной музыкой.

Отделен от давящего белого Давид Штеренберг. Его секция — яркое оранжевое пятно, как нельзя лучше сочетающееся с ностальгическими натюрмортами. Работа «Лампа» — это попытка воссоздать совершенно другой уют — не в формате земного парадиза, а сосредоточенного в четырех стенах, очень камерном, защищенном пространстве.

И вновь белый, но на сей раз ощущающийся совершенно иначе — как модный минимализм. Литографические работы Эль Лисицкого для печатных изданий и афиш — классика, всегда кажущаяся актуальной. Это не «Победа над солнцем» — так называется опера, оформление которой представлено здесь, — но попытка переосмыслить Вселенную, осмыслить то, что человеческому разуму неподвластно.

«Беспредметное» Баранова-Россине рядом с Лисицким почти физически ощутимо. «Пейзаж» противопоставляется строгим рядам афишных букв и, теряя импрессионистическую насыщенность, почти сереет в тусклом цвете, тогда как черно-белое обретает вес, цвет и становится оглушительно-ярким.

Создатели открыто пытаются провести параллель с такой же выставкой «еврейского авангарда», проводившейся в апреле 1922 года. Повторить оглушительный успех не удалось — это лишь констатация факта. Открыть что-то свое, новое? Вполне. Агрессивно выделены отличительные черты именно этого направления авангарда — но стало ли от этого кому-то понятнее и дороже то, чего без посторонней помощи не понять? Вопрос остается открытым.

В этом и суть выставки: в контрастах, громкости, но вместе с ней и в недосказанности. Масштабно представленный Фальк не удостоился и упоминания в названии, но обманчиво первый Шагал, чьих работ практически нет, — вполне. Атмосфера больницы идет бок о бок с атмосферой дома. Громкая, яркая нежность Израиля — с сурово молчащими сакральными предметами синагоги.

Ксения Синицина