НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Физиономия войны

Евгений Чириков. Эхо войны / Сост. М.А. Чирикова; вступ. ст. М.В. Михайловой, А.В. Назаровой. — СПб.: Маматов, 2024.

Впервые переизданная после 1915 года книга рассказов о Первой мировой войне писателя и военного корреспондента Евгения Николаевича Чирикова (1864–1932) «Эхо войны» сегодня читается как весть из старой и давно утраченной в художественной литературе России, где люди еще умели видеть присутствие Бога в трагизме окружающего мира, были открыты чудесам и способны на самоотверженную любовь, которая на самом деле и есть самое великое чудо. Сейчас так ясно, по-чеховски емко и лаконично — уже не пишут. Что-то серьезно повредилось и в писательском глазу, и в составе души сочинителей. За кажущейся простотой и незамысловато­стью чириковской прозы скрываются выстраданная человечность, отменное нравственное здоровье и жизненная многоопытность автора, способного так нежно и одновременно сурово показать быт «маленького человека», накрепко привязанного к семье, должности, воинскому долгу и объекту своей любви.

В обстоятельной вступительной статье, написанной М.В. Михайловой и А.В. Назаровой, рассказывается, в частности, о том, какой резкий протест вызвало у Чирикова присоединение Максима Горького к большевистскому лозунгу о необходимости поражения «своего» правительства в войне. При этом к народу, который как будто нуждался в «освобождении» от гнета царизма, революционеры относились весьма презрительно, изначально воспринимая его как расходный материал для построения нового типа общества и государства. Спустя десятилетие Чириков привел в мемуарах ужаснувшую его фразу Горького: «Людей на свете много. Народят новых. Чего жалеть дураков?» И хотя Чириков отнюдь не идеализировал поведение народных масс, тем более в условиях военного времени, он зачастую видел в представителях народа не столько жестокость, отсталость и бескультурье (упреки, которые, к примеру, содержались в их адрес в статьях Горького), сколько постоянно прорывающуюся вопреки всем обстоятельствам готовность к бескорыстному служению и единение перед лицом смертельной опасности.

В тринадцати рассказах сборника изображены разные ситуации, в которых люди оказываются перед лицом едва начавшейся или уже давно и вовсю идущей войны, и эта весть или встреча сразу же меняют весь уклад и настрой их жизни. В рассказе «Война» жители российского города, расположенного не то в глухой провинции, не то в таинственной «сумеречной зоне» (о таких городах «известно только Господу Богу да исправнику», и «нет о них ни слова ни в истории, ни в географии»), невольной жертвой всеобщей шпиономании становится местный аптекарь Карл Иванович, обрусевший немец, вся вина которого заключается лишь в том, что он — не чистокровный русский, а представитель нации, которая вся в одночасье сделалась ненавистным врагом, на расчеловечивание которого усердно работала официальная пропаганда. Обнаруженные против недавно женившегося безобидного аптекаря «улики», несомненно, указывали и на его умело замаскированную вражескую сущность, хотя все горожане и знали его на протяжении предыдущих десятилетий исключительно с положительной стороны: «При обыске в аптеке и в квартире Карла Иваныча было найдено: в спальной на стене — портрет императора Вильгельма, в ящиках письменного стола — два иностранных письма с почтовым штемпелем “Берлин” и открытка с неприличной картинкою загадочного содержания, — все письма и надписи на немецком языке».

В «Добровольцах» два гимназиста решаются, не спросясь родителей, тайком отправиться на войну «с немцем» (один из них при этом крадет отцовский револьвер, так как на войне же нужно личное оружие), но их по пути обнаруживают и принудительно «с позором» возвращают домой к переполошившейся семье. Подобные случаи самостоятельного отъезда детей на войну не раз происходили и в реальности, в том числе и в период войн с Наполеоном, за столетие до этого; и они демонстрируют, как глубоко война просачивается даже в детские души, диктуя им непривычную систему поведения, поскольку дети особенно хорошо чувствуют, что прежний, знакомый мир уже рухнул.

В рассказе «Сестра» разразившаяся война неожиданно придает смысл жизни угасавшей от бессмысленности своего существования Анне, которая вдруг понимает, в чем ее подлинное призвание, — она отправляется сестрой милосердия на фронт и становится настоящим ангелом-хранителем для раненых солдат. При этом рассказ отнюдь не воспринимается как агитка — из него отлично видно, что путь Анны уникален: сестер милосердия в лазарете было немало, но такое целительное воздействие на больных оказывала одним своим присутствием только она.

В рассказе «В передовом отряде» содержится «наивный» примирительный вопль ужаса от происходящего в духе бравого солдата Швейка, сформулированный, впрочем, задолго до выхода бессмертного романа Ярослава Гашека: «Жутко и страшно в палатах лазарета ночью. Нельзя передать этих тяжких стонов, глубоких воздыханий, тихого плача, бессильного, жалобного, призывов и обращений к Богу, которыми пронизывается ночная тишина. Море страданий человеческих! Хочется выбежать на улицу и кричать, исступленно кричать...

— Люди! Что же вы делаете? Опомнитесь же!

И никак не укладывается в голове этот огромный, поразительный абсурд: одни изо всех сил стараются как можно сильнее и как можно больше убить и искалечить себе подобных, а другие изо всех сил стараются поправить дело! И никак не разберешься в собственных душевных противоречиях: чувствуешь радость, когда узнаешь, что изрубили сотни неприятеля, искалечили сотни себе подобных...».

Патриотизм Чирикова отличается редкой трезвостью суждений и здравомыслием. Писатель на богатом материале, нередко собранном в полевых условиях, показывает, что даже у бесчеловечной войны есть свое человеческое измерение и лицо, позволяющее каждому участнику и очевидцу вырасти до своего истинного масштаба, когда между комфортной безопасностью (в рассказе «Свидание» ее, к примеру, олицетворяет внутренняя мышка трусости или чувства самосохранения) и риском гибели ради другого он однозначно выбирает последнее.

Николай Подосокорский