|
Об авторе | Александр Мстиславович (25.06.1972, Москва) учился в Московском историко-архивном институте. В Германии окончил факультет истории искусств и славистики в Рейнском Боннском университете, параллельно с этим учился в Высшей киношколе в Гамбурге на факультете режиссуры. С 1996 по 2001 год служил режиссером телепрограмм в Кёльне и Дюссельдорфе, а с 2002-го — в той же должности стал работать в Москве. Грабарь — режиссер популярных детективных сериалов: «Трасса М8» (2008); «Кулагин и партнёры» (2004–2013); нескольких сезонов детективного сериала «Час Волкова». В его первую книгу вошли избранные рассказы и повести и роман-фантасмагория «Хорошее настроение». Стихи выходили в журналах «Крещатик» (№ 2, 2006), «Студия (2011/15), альманахе «Вавилон», антологиях «Девять измерений», «Освобождённый Улисс», в TextOnly, сетевом электронном журнале, приостановившем работу после 02.2022. Публиковался в «Знамени» в № 3, 1994 года с большой подборкой стихов «О Москве в терновом венце».
Александр Грабарь
Абрамцево. Этюды на даче
* * *
Всё, что являлось мной,
Скоро станет не мной,
Хрупкою ледяной
Белою простынёй.
Это придёт зимой
В шепчущих голосах,
То, что казалось мной,
Вдруг обратится в прах,
В пепел, что тот же снег,
В порох пороховниц,
Коих у мёртвых нет,
Собственно, как и лиц,
Всё, что было во мне,
Всё, что питало страх,
Отразится вовне
В шепчущих голосах.
Шепчут они, что прыть
Не приведёт домой,
Просят они забыть
Всё, что казалось мной.
Просят забыть тебя,
Но выйдя из забытья
И вновь себя обретя,
Как же я без тебя?
Нету в стенах прорех,
И надёжен засов,
Чтобы не слышать тех
Шепчущих голосов!
Белая тьма в ночи
Чёрная тьма во мне,
Только не омрачи,
То, что светит вовне,
То, что звучит во мне,
Превозмогая страх
В той заоконной тьме,
В шепчущих голосах.
Шепчут они, что мир
Стал от холода мал
И превратился в миг,
Мигом же и пропал.
Ангелы нам трубят,
Что скоро всех истребят,
Но как же я без тебя?
Кто же я без тебя?!
Это придёт зимой
В шепчущих голосах,
То, что казалось мной,
Вновь обратится в прах.
Что притворялось мной,
Станет в печи золой,
И заоконной злой
Белою простынёй.
Абрамцево, 12.2021
* * *
Отчего не осталось того, чего не осталось?
Общая ли отсталость или просто усталость?
Раньше же были лютни, и извлекались трели,
Раньше же были люди, те, что играть умели.
Отчего нету больше, того, что казалось больше?
Того, что звало на бой же, а там превращалось в боль же?
А там уже без прелюдий коротко и по делу
Не эти, другие люди дух возвращали в тело.
Отчего не осталось того, что в душе металось?
Ранняя типа старость или просто ментальность?
Или из всех орудий от скуки или со страху
Лупят по людям люди, прах возвращая к праху.
Абрамцево, 11.2022
* * *
Чтобы жить не по лжи,
таблетку в рот положи.
Слаще любой халвы
конфетка от головы.
На душе торжество,
за окном Рождество.
Тождество? не скажи,
таблетку в рот положи!
Иссяк в стакане кисляк,
младенец хнычет в яслях,
три мага в белом дыму
таблетку везут ему.
Большую, как скарабей,
конфетку от всех скорбей,
чтобы, как этот стих,
плач тот однажды стих.
Абрамцево, декабрь 2021
* * *
сказала «подожду» взяла такси
веснушки марганцовкой прижигала
он выбежал на улицу в носках
был молод но усерден и заносчив
Прокруст скрестивший с бритвою тиски
носки как пережиток карнавала
а башмаки как память о тисках
кончался март и дело было к ночи
сказал «убью» и прыгнул в руку нож
хватало лишь на комнату и пиво
по лестнице скатилась как звонок
бельё носила до восьмого класса
так в приступе безумства эта ночь
укоротила нас неторопливо
что золушку под самый башмачок
как будто боги строили с запасом
пришёл упавши в руки головой
мечтал не о любви но о подушке
и думала что пронесло зачем
мечтала о деньгах дожде и детях
Прокруст удачно совместил разбой
с салоном красоты спасая души
как мало неиспользованных тем
в литературе и на белом свете
03.2002
У нас в селе...
Я б вышел из дому снежку пожевать,
По скользким перилам скатившись,
Опасного снежного зверя поймать,
Пускай и с руками простившись.
Но только примёрзла дубовая дверь,
И снежный недобро мурлыкает зверь,
И в лапах пушистых кровинкой
Морская размазана свинка.
И дальше под горкой сезонный каток,
А летом простое болотце,
Поскольку там быстро лишаешься ног,
Не многим уйти удаётся.
Хоть берег сияет ожившей луной,
Но зорок под коркою зверь ледяной.
Из дев, что с ногами расстались,
Так девами все и остались.
А дальше одетый туманами лес,
Но егеря в нём не найдёте,
Где зверю лесному не страшен обрез —
Нет места обычной охоте.
Он сам на охоту выходит тайком,
И редкий лесник умирал стариком,
А жёны их снова и снова
От зверя рожали лесного.
Бывают и те, кому всё нипочём,
Что пряники в водку макают,
Но только, заслышав о звере речном,
Надолго они замолкают.
Поелику в сказки хоть верь, хоть не верь,
Но страшен потока студёного зверь.
Он в трубах и кранах замёрзших
Поёт голосами утопших.
Вот так и живём от зимы до зимы,
Под знаком чужого обеда
Не год и не два с наступлением тьмы
Мы все как один домоседы.
И каждый трясётся и лапу сосёт,
И только-то мыслей, авось пронесёт,
Авось не его, а соседа,
Ещё одного домоседа.
Угроза повсюду в снегу и в сенях,
Обои в таинственных пятнах,
Из тех, кто пытался бежать на санях,
Один лишь вернулся обратно.
Пришёл, ковыляя, уселся под дверь,
Но только не дремлет забвения зверь,
Никто не открыл бедолаге,
А кости догрызли дворняги.
12.2001
Космическая война
Лейтенант, посмотри мне в глаза, бирюза
Прошлогодних небес заливает слеза.
Поднимись, обопрись на остывшую твердь,
Закури от воды и неслышно ответь:
«Да нас было не мало к берету берет
Что пришли покорять этот чёртов хребет
По горам как по горкам в московском дворе
Что теперь нас в холодном хранят серебре
И у всякого рос из-под темени ствол
Где мы каждый кишлак накрывали как стол
Нынче царь их подгорный и сам нас накрыл
Плащ-палаткой своих перепончатых крыл
И Петруха сказал что отпрыгались бля
Как наездница в цирке взлетела земля
И умчалась куда-то и кажется мне
Что один я остался на этой луне.
Но потом я услышал скорей чем узрел
Как подгорный их царь надо мной пролетел
Словно ангельской стаей крылатых ракет
Я был поднят из бездны и сладко отпет.
И теперь мне не страшно валяться в кустах
У одной только мысли и кружится страх
Что небесные братья устроив салют
Вновь меня на проклятую землю вернут».
Мы стояли над ним посреди марш-броска,
И закатная нас накрывала тоска,
А он весь неподвижный, что твой минерал,
Умирал, будто сам от себя удирал.
И казалось, что смерть его так же зазря,
Как и воля подгорного чудо-царя.
И как дети мы плакали, но не могли
Разглядеть в лунном небе огрызок земли.
01.2002
Этюды на даче
На даче в качалке с травинкой во рту —
портрет а лужайка вокруг — паспарту
и рядом девчачьи коленки
плетут атмосферу нетленки
давно ль это было? И поезд гудел
и небо казалось ещё не предел
затем и приделано плоским
к этюду Любовь с Жигулёвским
казалось люби нас а нам всё равно
и глупый люпинус стучался в окно
где Любка ещё до диеты
давала смотреть за конфеты
и сладко прижав чьё-то тело к себе
герои садились на велосипед
и мир как в мелодии вальса
кружился вертелся не рвался
а дальше по воле проколотых шин
из мальчиков в поле лепили мужчин
и воздух был жарок и плотен
как задник батальных полотен
но есть у искусства особенный сорт
его словно в шутку зовут натюрморт:
котлета на жёлтой газете
и дедушка спящий в клозете
в Европу ль окно? Комариная сеть
как будто советует нам обрусеть
забив стекловатою память
делить на участки и... править
01.2002
Человек с лопатой. Зима.
Выходишь с лопатой, картуз заломив,
за пояс заткнув рукавицы,
под снегом весь мир обращается в миф,
и жаждет тебе покориться.
Рассыпаться в миг, на лопату попав,
по снегу, кто первый прошёл, тот и прав,
тот дичь, кто охотится трезвым,
того и лыжня, кто с обрезом…
Есть много подобных примет у зимы
про водку, молодку и хвою,
ведь всё, что природа давала взаймы,
зима забирает с лихвою.
Выходишь под утро с лопатой и в путь,
Потом откопает, глядишь, кто-нибудь,
Весной расчищая валежник,
Какой-никакой, а подснежник.
Что красным, что жёлтым его окропи,
тревожная нежная масса
за ночь обернётся: был Спас на крови,
а поутру табула раса.
Выходишь с лопатой, а там снегопад,
на всех не найти, как известно, лопат,
великой китайской стеною
смыкается он за спиною.
02.2015
* * *
Здесь белый снег и чёрные кресты,
Не греет солнца золотая фикса,
С Абрамцевского кладбища мосты
Уходят на обратный берег Стикса.
Уставший от постылых похорон,
Ушанку поправляя рукавицей,
Копает глину мёрзлую Харон,
Не в силах ни на миг остановиться.
Удары, как набат, но сколько в них,
Что разрывают тишину на звенья,
Для мёртвых, впрочем, как и для живых
Пусть тщетного, но всё же утешенья.
Абрамцево, 12. 2023
Интермедия
Архитектура стала вещью,
Когда стал вещью человек,
Казалось, строили навечно,
Но краток век.
Похоже время на отраву,
По капле, медленно разит,
Казалось, жили мы на славу,
Но sic transit.
Когда прогрессу на потребу,
Как плесень, мы растили мозг,
Мы подбирались даже к небу,
Да мягок воск.
Мечтали леваки и наци
Мир изменить, make war, not love,
Но только сами изменяться
Не пожелав.
И в этом кроется причина
Всех неудач минувших лет,
Где разум спит, душа почила —
Хозяев нет.
Нас духи в Шамбалу позвали,
Чтоб подарить кота в мешке,
Билеты взяли на вокзале,
Но вновь в Торжке.
Вы чувства, Машенька, не прячьте,
Потом обратно не вернуть,
Пот на губах, глаза в горячке:
Скорее в путь!
На дрожках, на его трамвае,
На поезде, на всех парах,
С души надежды отрясая,
как бренный прах!
Души я, Машенька, не чаю,
В одной тебе, которой нет,
Спешим туда, где лишь начало
И лишь конец.
А что за станция? Старуха
С лотка торгует пирожок.
Билет до Индии был духа,
А тут Торжок…
Интермедия № 2
«Мы живём, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца»
Осип Мандельштамп,
стихотворение 1933 года
Герой мой лирический, друг-имярек,
По духу моряк, то ли жид, то ли грек,
Хоть мы и слыхали в пол-уха,
Что он от святаго, мол, духа.
Но слухам не верь, пропаганда одна,
В стране, где живущий не чувствует дна,
Коль хватит на четверть беседы
Помянут кремлёвского деда!
Герой мой лирический мне не знаком,
В стране, где закон лезет в рот языком,
Где гимн пополам с матюгами
Из окон гремит утюгами,
Куда безопаснее всё отрицать,
А то замерцать можно лет так на дцать,
От трушного трэша кринжуя,
Уйти в белый шум по фэн-шую!
Герой мой лирический, с чем тебя есть,
Когда без тебя всякой дичи не счесть?
Из агнцев жертвенных с толком
Лишь треть смогла вырасти волком.
А шкуры овечьи, как кожа змеи,
Где Нарния прячет скелеты свои,
В шкафах, как в гробах, в нафталине
Пылятся, чтоб их не спалили.
Герой мой лирический, ёж твою меть,
Заместо булата дешёвая медь
Кромсает изнанку мистерий
В надежде срубить магистерий.
А ты всё надеешься вычленить суть,
Когда самого без суда понесут
Копытами в дверь иль рогами
Под вой матюгов с утюгами.
Герой мой лирический, анти-герой,
Как анти-гроссмейстер за анти-игрой,
Зарой меня в буквах, как в глину,
Чтоб я в этих буках и сгинул.
Пусть мёртвых метафор крошащийся мел
Мне рот забивает, чтоб пикнуть не смел,
А сверху, как пена коринфы,
Гашёною известью рифмы.
Абрамцево, январь — март 2024
| 
