НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Территория Натальи Рубановой

Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки. — Санкт-Петербург: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2023.

Книга Натальи Рубановой хорошо представляет наш бушующий культурный космос, все изломы, перебивы и перегибы русского бытия. Книга многочастная: композиция ее звучит крещендо, усиливая смысловые обороты, так же звучат и включенные в сборник тексты: каждый — со своей кульминацией, иногда с несколькими.

Первая часть составлена из бесед, проведенных автором с различными персонами, обычно — высокой степени яркости, и из размышлений над текстами, в частности, Мишеля Уэльбека, не настолько мрачного, как можно судить по его романам и публицистике, скорее — метафизического оптимиста, чей градус литературного изображения коррелирует с конкретикой современного социума.

Замечательная — трагического излома судьбы — Ирина Печерникова рассказывает Рубановой о положениях опыта, которые ей удалось когда-то наработать и наиграть, щедро делясь многим пережитым и перечувствованным.

Вспыхнут и шары неистовости Виктора Топорова, известного мастера интриги, если не скандала: но — бóльшего мастера литературного поэтического перевода, равно — литературоведческого исследования, чьи лабиринты всегда вовлекали в себя читательское внимание.

Все новые и новые персонажи выходят на интеллектуальную сцену: фоном беседы с Вероникой Долиной звучат аккорды ее гитары, расцветают великолепные розы созвучий, а беседа строится спокойно, давая своеобразный образ счастливого человека. Остров счастья — наиглавнейший для человека.

Строго-мужественная Елена Камбурова раскроется с новой стороны, а жизнеобильный Иосиф Райхельгауз даст своеобычный, сжатый комментарий к собственным постановкам, к образу созданного им московского театра.

Каждый персонаж, избранный Рубановой в собеседники, интересен, и яркость каждого словно — прошу прощения за такое сравнение — бьет в бубен читательского сознания: мыслью, трагедией, счастьем, тугою связкой многого — из жизненного арсенала… Развернется панорама второй части книги — эссе, статьи и рецензии: здесь дозированно смешаны жизнь, которая сама, в сущности, есть и мешанина, и чересполосица, и неуспокоенная мысль, заставляющая вновь и вновь искать наилучшие формы выразительности. А мысль Рубановой неустанна: она пульсирует и вибрирует, играет и творит реальность в шутку и всерьез…

Образ Петербурга проступает из туманных пластов разнообразной истории в рубановском эссе «К будто б недавнему 315-летию Санкт-Петербурга»: язык автора поэтичен, внимателен к миру деталей: «Это лечится: и читающий мысли голубь у Казанского, и инопланетное авто на Гороховой, и юркие персонажи на Фонтанке, и мини-отель, где можно скрыться, наконец, от ливневого снега, и наслоения, и наложения, и “об этом своему психиатру” — “хорошо-то как, *****ка!” — три раза в день по две капли, а антибиотик — за нижнее веко, “и это пройдет”».

Фразы элегантны, как поэтические строки, их своеобразная закрученность придает дополнительное обаяние облачным областям текстов… Впрочем, если надо, язык становится чеканным: словно старая печатная машинка звучит — язык таков, какого требует мысль, определяющая сущность текста: «Дважды два: требовалось выгулять почти живого (уже) персонажа. С русского на русский: добить текст, дабы он “с легкостию необычайной” не добил бесстыдного сочинителя…». Это — из эссе «Индия с доппельгангером», где сплетаются орнаменты изображения и мистиче­ских мерцаний, завораживающих, как и все, что касается древней страны…

Распустится, только по-московски, даже сам Сальвадор Дали: автор книги живописно передает суммы собственных ощущений, позволяющих почувствовать мир художника по-особому, сопоставляя личный опыт с иным.

Шахматная игра дает множество вариантов для литературных сравнений: и третья часть книги с подзаголовком «Интервью как рокировка» свидетельствует об этом. Здесь Рубанова делится своей историей, точечно открывает входы в собственные сады и панорамы, и, собеседуя с различными интервьюерами (с Романом Сенчиным, например, с Алиной Витухновской, с Игорем Михайловым), доказывает, сколь уплотненно-насыщен может быть внутренний мир: в сущности, более важный, нежели привычный, распростертый вокруг, хотя иногда приходится черпать и из последнего.

«Фишки», наконец, разлетятся на столе реальности (он же — сцена оной), легко позвякивая как идеями и судьбами, так и судьбами идей… «Фишки» — четвертая часть книги: веселая и грустная, наполненная реалиями литературной жизни и фрагментами бытования на грешной земле, в недрах вечного вращения юлы юдоли. Эта часть чрезвычайно оригинальна, представляя собой смесь пьесы и эссе. Плотно идет текст, вспыхивая искрами иронии, прослаиваясь метафизическими волокнами.

Вспоминаются калейдоскопы Феллини — все мелькает и летит пестрыми суммами, все срывается с петель обыденности, чтобы пуститься в необыкновенный, гротескный пляс; и некий Молодой Писатель будет оттенен некими Великими Тенями, впрочем, поданными без излишнего величия, да еще и поспорившими меж собой; и Таблица Умножения укорит Набокова, а Бананы будут возмущены нерадивым использованием их образов…

Выплескивается море фантазии: в читательские души, готовые воспринять бурлеск и плотность текста, забавные монологи и грустную подоплеку. «Русский диссонанс» производит целостное впечатление, да только пластов в необычной книге очень много, за новым разворачивается другой, и еще, и еще, и еще… вершится на глазах интеллектуальный палимпсест — и творится, творится бесконечное действо яркого, очень индивидуального творчества.

Александр Балтин