Об авторе | Сергей Анатольевич Носов (19.02.1957, Ленинград) — прозаик, поэт, драматург, в 1980 окончил Ленинградский институт авиационного приборостроения, в 1988-м — Литинститут им. Горького. Работал инженером на кафедре, сторожем шахты компании «Метрострой», продавцом книг, в 1983–1990 годах — редактором в журнале «Костер», в 1992–1998 годах — редактором на «Радио России». Более 20 книг, сборники эссе в жанре «другое краеведение», многочисленные пьесы, книга стихов «Сторожение». Удостоен ряда литературных и театральных премий, в частности — премии «Национальный бестселлер» за роман «Фигурные скобки», Театральной премии имени Андрея Толубеева. Переведен на иностранные языки, включая итальянский, китайский, хинди. В «Знамени» опубликованы стихи «Памятник Во Всём Виноватому» (№ 2, 2023)

Сергей Носов

Рюмку старому Касьяну…

* * *

Подожди, постой, расскажу.

Такая история. Такая история.

Рамы-то у нас очень старые,

стёкла давно не менялись.

Лет, наверное, тридцать. Ну вот.

Утром встанешь, бывало,

занавеску отдёрнешь:

а он уже смотрит в окно —

огромный, широкоплечий, три на четыре.

Сходство… какое там сходство.

Стёкла, значит, от старости как бы они оплывают,

стёкла текучи.

Понимаешь, аморфность, физика стёкол…

Преломляют, короче.

Поведёшь головой — он тебе подмигнёт!

(нет, серьёзно)… Поведёшь головой —

он тебе подмигнёт и насупится,

щёки надует, шмыгнёт носом.

(ужас какой-то!),

весь наморщится, скуксится,

будто кислое съел…

Что там Гоголь, тут въяве портрет оживает!

Сюр — да и только. Оккультизм.

Он у нас молодел год от года.

Нет, представь, это было оккультное действо:

по весне

ночью (обязательно ночью)

неизвестный художник,

мастер, так назовём, —

да, мастер монументального макияжа

подводил ему брови и убирал морщины со лба

(непогода ведь портит лицо).

Утром встанешь, бывало,

Занавеску отдёрнешь:

звезда появилась,

звёзды как олимпийские кольца —

в том же порядке.

Ощущение: стыд.

Ощущение: стыд.

Стыд с примесью недоумения.

Стыд с оттенком гражданского мазохизма.

Стыд, вытесняемый самоиронией.

Стыд. —

В чём деду стыд, в том бабе смех.

Нет, правда,

когда останавливался автобус

и весёлые иностранцы, смеясь, фотографировались на фоне,

я,

честное слово,

готов был провалиться под землю, —

во мне патриот шевелился.

Проходящему мимо

остаётся лишь улыбаться:

мы-то всё понимаем,

дескать, мы всё понимаем,

нет, мы всё понимаем.

Иронический культ. Паралич языка. Анекдоты.

Кошмар понимания.

Всё понимаем.

Анекдоты вполголоса.

И что характерно:

это не признак боязни, а дань традиции.

Никто никого не боится.

Все всё давно уже поняли.

Дураков нет. Говорим правду.

О, обличительный пафос!

Лишь оконные стёкла

искажают действительность.

* * *

— А струйный споласкиватель?

Помнишь, был такой

на прилавке?

Продавщицы редко мыли стаканы, так что сам —

прежде, чем сока налить,

сам себе моешь стакан, сколько хочешь,

он стоит кверху дном,

и струйки воды его изнутри обмывают,

только надо нажать на него, перевёрнутый,

чтобы включилось.

А томатный — не помнишь? — тоже сами солили,

брали ложечкой соль из другого стакана,

по вкусу.

Ну а как же?.. Самостоятельность... Общедоступность...

Неужели и это забыто?

* * *

— ... А кроме спальника ещё и керосинки,

еды возьмём, и утром — на каньон!..

— Бросаться вниз, привязанным к резинке?

Я в этом деле вам не компаньон.

* * *

В трезвой памяти, не спьяну, —

а хотя не всё ль равно? —

рюмку старому Касьяну

водки выплеснул в окно.

Угостись и хватит, друже.

Не топчись тут, уходи.

Всё лады: могло быть хуже.

Что случилось — позади.

Что случится — будет сносно.

Вряд ли сразу разбомбит.

Ну давай же, високосный.

Попрощались. Без обид.

* * *

Скоро и это кончится

тысячелетие —

без нас, конечно,

но скоро.

* * *

Вспомнить бы, кто же там должен служить —

музе поэт иль она для поэта?

Жутко не это, а что пережить

всех довелось, кроме, кажется, Фета.

Переплёт

Холодя льняное семя,

будто времени в обрез,

торопить не надо время,

мраморируя обрез.

Жизнь, как водится, в пролёте, —

долговечность в переплёте.

* * *

Будь односложный зык,

будь многословный ход —

на дивный свой язык

являешь перевод.

А кроме точных фраз

и прочего, прости,

сумеешь ли «я вас

любил» перевести?

Теорема Пуанкаре

— Сингулярность в потоке Риччи... ой, подружка,

я тебе объясню иначе — на пальцах, разложу всё на кучки:

представь, у тебя нет ручки,

а ты между тем как бы стеклянная кружка —

или другой трёхмерный объект, но главное — что без ручки.

А теперь для пинг-понга шарик представь, или пузырь мыльный, или глобус,

короче, поверхность сферическая, и выберем точку зрения,

что мы с тобой оба без ручки, однородные, и ты, и я, и знаешь? — тогда соответствуем оба

сфере той, как бы глобусу, но не здесь, а там, где четвёртое измерение...

То есть — если мы с тобою как многообразия (что особо отметим)

односвязны, а кроме того, компактны без края, то вот тогда в полной мере

будем гомеоморфны... видишь ли, го-ме-о-морфны... — ну понятно хоть с этим? —

в четырёхмерном пространстве трёхмерной сфере.

— Ну, хватит, хватит, не надо сингулярность в потоке Риччи...

Ты мне душу мою и мозг мой, радость моя, не язви.

Объясни мне просто: в чём же смысл этой притчи?

— В любви. Как в чём? В любви.

На свою годовщину

Увидел:

отражение —

моё же —

заоконно

являет выражение,

что сел я незаконно.

Места для пассажиров

с детьми и инвалидов,

для пожилого возраста

достойных индивидов,

для женщин, в наше время

в себе несущих бремя.

Мне не снискать почёта,

коль занял место чьё-то.

Моя-то даже временно

персона не беременна.

И нету очевидности

по части инвалидности.

Со мной ли надо детям

трамваем ездить этим?

Но тут издал я возглас:

— А возраст? Возраст! Возраст!

И, мыслью облетая

маршрут вообразимый,

стал складывать лета я,

не исключая зимы.

Когда сложились вместе,

воскликнул:

— Я на месте!

* * *

...по Достоевскому, словом.

Очень скучали.

Школьники из Новосибирска.

Водил их по закоулкам, по дворам проходным,

по Достоевскому, словом.

Очень скучали.

Им хотелось на крейсер «Аврору».

* * *

Интеллект искусственный

наш Господь ИИ,

истины сверхумственной

нам закон яви!

Как вилять нам хвостиком,

как вершить дела,

расскажи нам, осликам,

осликам Иа.

* * *

во мне проснулся педагог

и стал воспитывать я внука

и был к себе я очень строг

того как требует наука

а внуку было полтора

и он не знал что значат числа

и всё же с раннего утра

мы с ним искали зёрна смысла

и мы нашли что мир един

и все мы те же от потопа

и я доживший до седин

познавши то в ладоши хлопал

* * *

Мы с тобой живём в раю,

потому что на краю.

А пока не через край,

это рай. И только рай.