Поэтика текста–2024. Тверь, 19–20 января 2024 года. Александр Марков
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 7, 2024

№ 6, 2024

№ 5, 2024
№ 4, 2024

№ 3, 2024

№ 2, 2024
№ 1, 2024

№ 12, 2023

№ 11, 2023
№ 10, 2023

№ 9, 2023

№ 8, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


НАБЛЮДАТЕЛЬ

конференция



Милостивая риторика жанров

Поэтика текста–2024. Тверь, 19–20 января 2024 года


Наш журнал уже не в первый раз обращается к конференции «Поэтика текста»1, ежегодно проходящей в Тверском государственном университете. Эта конференция — гордость тверской школы теории литературы, в которой подробное и иногда неожиданное прочтение текстов всегда соединялось с особой контекстуализацией: не комментаторской, а более широкой, как бы резонирующей далекими смыслами. Участникам всегда было важно не найти аллюзию, скрытую цитату или реалию, требующую пояснений, но, скорее, показать, как осуществляются большие реальности, такие, как личное начало, музыкальное начало или начало памяти, вдоль которых выстраиваются самые разные произведения.

В этом году конференция проходила очень живо, дискуссии заняли больше времени, чем сами доклады, и, кроме географического и возрастного (студенты участвовали в конференции на равных), появилось и другое разнообразие, которое можно назвать риторическим. Риторика стала общей реальностью для реальностей: и личное «я» или «мы», и память жанра и культуры, и взаимоотношения внутри литературного процесса оказались частью очень широких риторических схем. Писатели разных эпох следовали риторическим образам Другого, или Стиля, или Судьбы, но в какой-то момент оказывалось, что сама литературная ситуация требует свернуть с проторенной дороги. Это не романтическое избавление от канона — напротив, во многих докладах было показано, как поэты и прозаики приходят из неопределенного леса творческих поисков к каким-то существенным, давним, но поэтому очень продуктивным принципам.

Так, в первый день конференции Валерий Тюпа говорил о жанре оды, который с трудом представим в современной литературе без иронии. Но оказалось, что память, которой наделен сам жанр, определенный принцип организации образа и долгого рассказа о мгновенном восторге, равно как и запас метких образов, описывающих длительные исторические события, возрождает оду в творчестве разных поэтов. Одичность поколения Бродского никак не назовешь только ироничной. Светлана Артемова, один из постоянных организаторов конференции, говорила об эпиграмме в творчестве Генриха Сапгира. Если обычно эпиграмма считается дисциплинирующим жанром, кратким и метким высказыванием, то для Сапгира это был повод свободно поговорить о себе и как бы невзначай создать поэтику. Правила творчества создавались не в нарочитом напряжении, но во все большем игровом ослаблении, которое вдруг выводило в просвет современной литературы. Другой вариант такой поэтики поневоле рассмотрела Анна Нуждина, сделавшая доклад о сектантских текстах Анны Радловой (о них Нуждина писала и в журнале «Знамя»2): в этих текстах имитируется включенное наблюдение, которое должно раскрыть ценности народных мистиков; но именно эффекты языка, подробного описания позволяют выстроить сюжет и жанр, показав, как на самом деле работает в народе экстатическое отношение к языку и к телу.

Разумеется, мы называем только ничтожную часть докладов. Второй день работы конференции был не менее интересен, чем первый. Так, Виктория Малкина, рассмотрев употребление местоимения «мы» у Павла Антокольского, Риммы Казаковой и Александра Городницкого, показала, как работает «мы» одновременно ролевое (подразумевающее определенную социальную роль, одобряемую поэтом) и инклюзивное (включающее в себя читателя). В дискуссии указали на то, что это типичное проповедническое «мы»: в проповеди «ты» и «вы» всегда условное, можно обращаться и к библейским персонажам, ставя их лица перед слушателями, а «мы» всегда включает в себя проповедника и аудиторию. В проповеди возможно даже инклюзивное «я»: когда Иоанн Златоуст говорит «я прихожу к пещере Вифлеема», он включает в это «я» и свою аудиторию — как потом Лебедев-Кумач (кстати, хороший переводчик Горация) в слова «Я другой такой страны не знаю» включает и всех поющих.

Лю Гаочэнь представил доклад о выступлениях Сергея Стратановского в издававшемся им машинописном журнале «Обводный канал». Журнал должен был преодолеть идею «богемы», которую приписывали ленинградской «второй культуре» внешние недоброжелатели, и показать, сколь большая работа была проведена в не­официальных кругах, в том числе по освоению философии ХХ века. Поэтому журнал вел диалог с концептуализмом и публиковал переводы английских метафизиков и высоких модернистов — все это открыто являло, как литература может возникать в качестве «дисциплины», слова систематической рефлексии над все большим кругом ситуаций. Докладчик выяснял, как, например, в стихотворении «Плеханов-вальс» Стратановский показал тупики самоидеализации соцреализма. Публикация Стратановским своих стихов в журнале была способом явить теоретическую рефлексию в кратких высказываниях: это была риторика жеста и создание особой поэтики, служащей ключом для поэтики западного модернизма.

Звучали и другие доклады о публичном поведении поэта. Александр Марков рассуждал о том, как теория времени Хлебникова обращается к маскам дикарей с целью сделать язык более зрелищным. Максим Дремов представил доклад о поведении Маяковского на его футуристических дореволюционных и советских вечерах. Среди гастролирующих футуристов Маяковский отличался тем, что с самого начала был модератором своих выступлений: он вел диалог со зрителями, настаивал на своем сценарии — одним словом, организовывал публичный быт литературы так, как считал нужным. Он не стремился быть просто сенсационным, он хотел, чтобы литература как форма социальной рефлексии была сенсационной. В совет­ское время Маяковский шел к публичности звезды: так как культура кабаре в советском государстве, в отличие от Германии, не сформировалась, Маяковский общался с рабочими почти как на митинге. Но это требовало и довольно жесткого и не угождающего публике поведения: чтобы отстоять свою автономию как поэта, Маяков­ский мог грубо третировать публику, но при этом удерживая функцию звезды в силу самих свойств зала, ждущего какого-то массового зрелища. Возможно, удержание функции филолога всеми докладчиками этой большой конференции стало и зрелищным, и сенсационным в самом приятном смысле.


Александр Марков



1 https://znamlit.ru/publication.php?id=8624

2 https://znamlit.ru/publication.php?id=8519





Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru