НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Что такое «везет» и как оно бывает

Лев Прыгунов. Чудеса: автобиографический роман // Звезда. — 2023. — № 4.

Удивительный он, оказывается, везунчик, этот наш известный с молодых лет актер, он же художник, он же и писатель, и даже поэт. Вот бы никогда не подумалось. В родных палестинах, как известно, с давних уже времен везунчиками традиционно становились те, кого Его Святейшество ГБ-шный бог успел-таки чмокнуть если не в лысую макушку, так в жирный загривок и далее успешно сопровождал всю последующую, весьма благополучную, жизнь и вел подопечного от победы к победе.

Тут же — нет. Тут все складывалось ровно наоборот. Поначалу, правда, Льву Прыгунову и впрямь везло на кинематографическом фронте — главные роли в кассовых фильмах, вроде «Увольнения на берег» и «Детей Дон-Кихота», чуть ли не бесперебойные приглашения играть сплошь красавчиков да суперменов, пусть и сугубо советского наполнения («Советский Джеймс Бонд», назвали его в документальном фильме, хотя он же сыграл и революционера-мученика Виталия Бонивура), и вообще — зрительская любовь, восторги поклонниц и понемногу пополняющийся, пусть далеко не сразу, кошелек. Жить бы да радоваться и мостить потихоньку дорогу к почестям, наградам и каким-нибудь нехилым должностям.

А он — вдруг, совершенно неожиданно, — возьми да не полюби советскую власть. Да еще как не полюби-то — сразу, бесповоротно и на всю жизнь. Без малейшей надежды вступить с ней в близкий контакт, закрыть глаза на ее, скажем так, малосимпатичные проделки и простить то, что в приличном обществе прощать не принято. Услышав в школьном еще возрасте, рассказывает он в романе, «и про Ленина, и про Сталина, и про Берию, и про расстрелы, пытки, лагеря и т.д. и т.п.», он «мгновенно поверил во все услышанное» и сразу сопоставил его с тем, что знал про историю собственной семьи. В частности — про смерть дедушки-священника, замученного пьяными чекистами в 1919 году в селе Красногорском Тобольской губернии, а с ним вместе — про многочисленных родственников, сбежавших от преследований большевиков сначала в Ташкент, а потом в Алма-Ату. Где, кстати, автор и родился за два года до войны.

И преисполнился с той поры самой искренней и глубокой благодарности судьбе за то, что вовремя открыла ему глаза и дала возможность сделать первый шаг, написано в романе, к просветлению и освобождению от идеологического морока.

Так как же случилось, что убежденный вроде бы антибольшевик, противник кровавых революций и явно не по привычным меркам скроенный актер (он к тому же нередко играл и в зарубежных фильмах) сумел-таки обхитрить советскую власть, обойти ее препоны, издавна казавшиеся несокрушимыми, — и остаться живым, да к тому же и удачливым?

А это все — чистой воды чудеса, своего рода подарки судьбы, неожиданно оказавшейся к нему благосклонной, отвечает он на этот вопрос своим романом. Как бы магия удачи. Нечто вроде счастливого, а то и сказочного стечения обстоятельств, в какой-то момент сложившихся для него исключительно благоприятно. Подлинное чудо, например, в этой довольно длинной череде — то, что я вообще родился, рассказывает он: у родителей уже был старший ребенок, а предвоенная жизнь, преисполненная, скажем мягко, каверз, недвусмысленно говорила: иметь двоих детей в семье — роскошь. От будущего ребенка уже совсем было решено избавиться, но — о благословенная длань судьбы, истинное чудо! — в последний момент родители передумали, и я, написано в романе, появился на свет.

Это чудо стало первым и, разумеется, главным, открыв собой целую вереницу везений и счастливых жребиев.

Ну разве не чудо, не улыбка фортуны — то, что он, совсем еще маленький, но отважный мальчик, истинно как тореадор бросившийся на защиту девочки-соседки от напавшей на нее коровы, чудесным образом спасся от неминуемой гибели, поскольку «попал точно между ее острыми рогами и приземлился без особых потерь»? Чудо, конечно. Попробуй-ка от такой громадины спастись, когда она со всей силы поддела тебя своей рогатой башкой.

Но эти везения — из самых ранних, почти младенческих. Несомненно благосклонная фортуна, разбежавшись на старте, не оставляла своей заботой полюбившегося ей юношу, а потом мужчину на протяжении всей его жизни. Удача, да еще какая, — спастись от редчайшей в казахских степях змеи эфы, после укуса которой человек живет не более пятнадцати минут. А наш совсем еще юный герой, будучи студентом-практикантом биофака, умудрился мало того что изловить эту гадину, но и, ухватив ее за шею, посадить в банку. Правда, еще не зная, кого же это он изловил…

Выпили, естественно, вместе с лаборантом по полстакана водки за это почти что второе его, автора, рождение.

А разве — двинемся по авторской биографии дальше — не истинно великое чудо попасть в московский театр к самому Анатолию Эфросу? Да еще после того, как совсем еще юного актера после окончания института чуть было не послали в Якутию, что наверняка поставило бы крест на его карьере. Тому самому Эфросу, о ком институтская преподавательница сказала как-то студентам: руководимый им театр — настоящий, один из очень-очень немногих. Не чудо ли — сняться, еще в 1963 году, у самого Джузеппе де Сантиса, в его фильме «Они шли на Восток», после целой цепочки везений, истинно идущих сплошняком?

Не чудо ли, явно посланное, убежден автор, свыше, — дружить с Иосифом Бродским, Владимиром Уфляндом, Львом Лосевым, Евгением Рейном, Олегом Целковым, Анатолием Брусиловским — и с массой других людей, культурной элитой великой страны? Везение, право, такое, что остается только, с горечью вздохнув, позавидовать автору…

Везение, бесспорно, штука хорошая, тем более что судьба-индейка не скупилась и камней автору подбрасывать. От него довольно надолго отвернулся «Мосфильм», да и вездесущий КГБ не обделял своим вниманием. А от его пристального прищура спастись — едва ли не большая удача, нежели от коровьих рогов или змеи-пустынницы эфы. Вот тут-то Льву Прыгунову и пригодилась его отдушина — живопись. В которой он очень и очень преуспел.

Вопрос же возникает тут только один, зато крайне серьезный. Что же это за жизнь у нас у всех такая, что рассчитывать в ней приходится исключительно на чудеса? А без них, штуки все-таки редкой, она слопает тебя истинно как чушка своего поросенка.

Евгения Щеглова