НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Борьба Аскета

Объект наблюдения. КГБ против Сахарова: сборник документов. М.: НИПЦ «Мемориал», Издательство АСТ: CORPUS, 2023.

Выход великолепно изданного научного сборника из 183 рассекреченных документов о слежке и репрессиях КГБ СССР против академика Андрея Дмитриевича Сахарова (1921–1989) и его жены, Елены Георгиевны Боннэр (1923–2011), проливает дополнительный свет на взаимоотношения тоталитарного государства и диссидентского движения в 1960–1980-х годах.

Как пишет во вступительной статье историк советских репрессий Никита Петров, хотя число привлеченных к уголовной ответственности в период с 1974 по 1986 год по обвинениям в «антисоветской агитации и пропаганде» колебалось от полутора десятков до полусотни ежегодно, арестовывали и судили в это время в основном самых видных диссидентов, к тому же сотрудники КГБ активно «профилактировали» до двадцати тысяч советских граждан ежегодно. Все это поддерживало в стране атмосферу морального террора и до поры до времени успешно препятствовало формированию гражданского общества.

В конспиративных целях лидерам сопротивления тоталитаризму и милитаризму чекисты давали во внутренних документах специальные клички, выражающие их отношение к объектам наблюдения. Так, Елена Боннэр была поименована ими «Лисой», Александр Солженицын — «Пауком», Александр Галич — «Бардом», Рой Медведев — «Педагогом» и т.п. Андрей Сахаров же получил не менее говорящее прозвище — «Аскет». Как отмечал в одной из своих записок Андропов, Сахаров был подвержен «резким переходам от отрешенности и замкнутости к деловитости и общительности».

Жизнь Сахарова — одного из самых знаменитых (наряду с Солженицыным) диссидентов позднего СССР — показывает, как много может сделать ради общей свободы даже один бесстрашный человек, наделенный проницательным умом и несгибаемой волей, причем придерживающийся исключительно мирных и легальных средств борьбы с системой подавления любого инакомыслия.

Первое, что обращает на себя внимание при чтении этой книги, в которой каждый документ сопровождается основательным комментарием, — безалаберность, с которой составлялись докладные бумаги главной спецслужбы страны для Политбюро ЦК КПСС о ситуации вокруг академика Сахарова и его соратников. В них зачастую перепутаны имена активистов, названия городов, даты событий; исковерканы или выдуманы названия «вредных» статей и книг, а также приводимые цитаты; искажены обстоятельства дел и прочие факты. Иными словами, даже в совершенно секретных документах, предназначенных исключительно для информирования партийных боссов, была вплетена изрядная доля манипуляции и лжи.

Казалось бы, циничные чекисты, в отличие от официальных коммунистиче­ских идеологов, должны были создавать аналитические записки сугубо по существу дела, избегая разной отсебятины, но и это было не так. Язык этих документов изобилует эмоциональными выпадами в адрес тех, кому сам КГБ не давал мирно жить и работать. В них нередко можно встретить такие словечки, как: «пасквиль», «злобная клевета», «безнаказанно лаять на советскую власть», «лезут из кожи вон» и т.п.

По ходу чтения документов становится также видно, как постепенно росло влияние КГБ и лично главы ведомства Юрия Андропова при принятии решений не только в отношении Сахарова, но и в целом по разным вопросам внутренней политики. Если поначалу некоторые предложения председателя КГБ либо откладывались на неопределенный срок, либо попросту игнорировались членами Политбюро (считается, что главным «защитником» Сахарова был лично знакомый с ним Леонид Брежнев), то со временем они уже стали восприниматься едва ли не как прямое руководство к действию.

Поражает и то, насколько массированным было давление, оказываемое на Сахарова и его семью, — от тотальной слежки и «воспитательных» бесед до обысков, бандитских нападений и изоляции через насильственную полуссылку-полуарест в Горьком. Особое место в этом ряду занимала травля «Аскета» в печати и изготовление компрометирующих его материалов, призванных посеять недоверие и ненависть к нобелевскому лауреату как внутри СССР, так и за его пределами (для этих целей использовали агентов влияния в среде западных журналистов, вроде Виктора Луи).

Сахарова пытались обвинить в разглашении государственных секретов при общении с иностранцами и даже в защите террористов. Придумывались и хитроумные уловки, чтобы испортить его отношения с соратниками и близкими родственниками. Именно КГБ создал и активно продвигал миф о совершенном безволии Сахарова и подверженности его негативным сторонним влияниям, главным из которых было якобы побуждение его к антисоветской деятельности усилиями жены-еврейки, тесно связанной с западными спецслужбами и мировым сионизмом. Вообще в документах этого сборника можно встретить немало антисемитских реплик, свойственных даже М.С. Горбачеву.

Еще одним из инструментов воздействия на Сахарова было инспирированное сотрудниками госбезопасности «народное возмущение» его «подрывной деятельностью». К примеру, в 1973 году было инициировано несколько обличительных писем, под которыми вынудили подписаться ряд его коллег-академиков, с некоторыми из которых он прежде был в добрых отношениях (как с нобелевским лауреатом по химии Н.Н. Семеновым), и известных писателей. Под писательским письмом в газете «Правда» о Сахарове, «порочащем честь и достоинство советского ученого», помимо вполне ожидаемых имен вроде Михаила Шолохова, Сергея Михалкова и Юрия Бондарева, стояли также подписи Чингиза Айтматова, Василя Быкова, Расула Гамзатова, Сергея Залыгина и др. Ради шельмования Сахарова не пожалели даже репутации композиторов Дмитрия Шостаковича и Родиона Щедрина, которые, разумеется, по собственной инициативе не стали бы такое подписывать.

Душевную боль строптивому «Аскету» наносили и иного рода сигналы, связанные с расправами над теми, кто обращался к нему за помощью. Так, в ноябре 1975 года, возвращаясь домой после визита к Сахарову, погиб юрисконсульт Евгений Брунов, жаловавшийся на свои конфликты с властями, — его сбросили на ходу с ночной электрички. В июне 1976 года после тяжелых травм, нанесенных неизвестными на пороге его квартиры, умер Константин Богатырев, филолог, переводчик и знакомый Сахарова. Нападавшие на него так и не были найдены. Подобных случаев со знакомыми академика происходило немало.

Удивительно, но после того как диссидентское движение в СССР оказалось полностью подавленным, а произошло это лишь к 1983 году (прекращение выпуска «Хроники текущих событий» и открытого функционирования Фонда помощи политиче­ским заключенным и их семьям), до радикальных политических перемен, проявившихся, в том числе, в ослаблении государственной цензуры и освобождении политзаключенных, оставалось всего несколько лет. И, конечно, одной из наиболее заметных символических вех, отделяющих старую эпоху от новой, стало возвращение Сахарова и Боннэр в Москву из ссылки в Горьком в декабре 1986 года. Страна восприняла этот жест Горбачева как настоящее, а не декларативное начало Перестройки.

Николай Подосокорский