«Мы хотим говорить». Стихи. Татьяна Ноздрина
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 12, 2024

№ 11, 2024

№ 10, 2024
№ 9, 2024

№ 8, 2024

№ 7, 2024
№ 6, 2024

№ 5, 2024

№ 4, 2024
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Об авторе | Татьяна Андреевна Ноздрина родилась 16 ноября 2001 года в Екатеринбурге. Училась в МАОУ Лицее № 109, сейчас работает в нём учителем русского языка и литературы. Параллельно заканчивает Уральский государственный педагогический институт. Награды: Фестиваль «Равноденствие» (финалист), Городской конкурс молодежной поэзии (Гран-при). Дебют в «Знамени». Живет в Екатеринбурге.

Публикация в рамках совместного проекта журнала с Ассоциацией писателей и издателей России (АСПИР).




Татьяна Ноздрина

«Мы хотим говорить»


Год спустя


Ангел мой, пожимая плечами,

Говорил: «C’est la vie.

Я следил за сосульками, люками, псами —

Было не до любви.

Помнишь мудрость царя Соломона?

И это пройдёт.

Пусть болит у собаки, болит у вороны —

У нас заживёт».


Гром не грянул —

На расстоянии

Вытянутой руки

Мы прошли без улыбки, без слов, без касания,

Без тоски.



Чужие реки


Ветер распутает веточек чёрные сети,

С ветром опустится в лёгкие

Синева.

Кама прекрасна.

Прекрасны Москва и Нева.

Но сердце гоняет по телу вонючую воду Исети.



Пустое место


Отец говорит, я никто.
А я думаю, кто-то: всё же
У пустот ни веснушек, ни родинок быть не может,
Пустоту не обнять — она ускользает сквозь пальцы,

А когда пустота пьёт чай, тот по полу растекается.

И пустота не печалится, если честно,
Если она для кого-то пустое место.
Но отец глядит мне в глаза, не видя там ничего.
Смешнее всего,
Что глаза у меня —
  Его.



Услышь меня, терновый куст


Услышь меня, терновый куст,

Мой дом родной и брат!

Я, братец Кролик, пред тобой

Как восемь лет назад.

Всё эти восемь долгих лет,

Что я провёл в пути,

Летел твой шелест мне во след —

И ныл твой шип в груди.

По-прежнему шумишь листвой,

Твои шипы крепки,

А я не серый, а седой,

И взялся за стихи.

И братец Лис в твоих корнях

Давно обрёл покой,

А без него и жизнь не та,

И я как неживой.

И гаснет жизнь, как тихнет свист,

И только ты один,

Терновый куст, растишь свой лист —

Над смертью господин.



Блюз старой собаки


Видела пламя заката,

Пламя осенних дубрав,

Дышала я ароматом

Согретых на солнце трав,

Мчалась быстрее ветра

На ласковый зов того,

Кто дороже был целого света —

Хозяина моего.

Но век собачий недолог:

Не вижу я больше закат,

Не слышу хохота соек,

Не чувствую трав аромат.

И сил нет подняться больше

На ласковый зов того,

Кто целой жизни дороже —

Хозяина моего.

Услышь блюз старой собаки,

Старый собачий бог!

Меня ждёт последняя драка,

Последний путь недалёк.

Но даже в раю собачьем

Услышу я зов того,

С кем сегодня прощаюсь, плача —

Хозяина моего.



Дыши


Ради своей души,

Ради моей — дыши.

Наш воздух плох:

Три четверти — пыль и смог.

Однако ты смог:

Выдох.

И снова вдох.



* * *

Вечной печатью на сердце твоём

Имя моё, Соломон.

Песня моя облекает холм

На заре и закате времён.

Вечно зреет на склоне холма виноград,

Расцветает любовная речь,

Вечно душистому маслу лампад

По груди обнажённой течь.

Вечно смерть, Соломон, разлучает нас.

Но судьба обнимает гриф,

Возвращается к арфе потерянный глас —

Вновь ты любишь свою Суламифь.



Вечная женственность


Нет, нам не вырваться из городского плена,

Голос потонет в автомобильном кличе...

Но даже в потоке метро Елена — всегда Елена.

И даже с зелёной чёлкой Беатриче — всегда Беатриче.



Каждому своё


У каждой Цветаевой есть свой Блок,

У каждого Блока — своя стезя.

У неё от него вместо крови — ток,

У неё от него, словно звёзды, — глаза...

Но ждёт он Прекрасной Дамы

В мерцании красных лампад,

Вдыхает сырые туманы

И хмелящий поэзии чад;

Он пишет стихи и поэмы

До судорог в пальцах рук...

Она любит его. Верно. Немо.

Заменяет сиделок и слуг.

Он ночами глядит в ледяной канал,

Бродит между аптек, фонарей...

А она — тоскует, что шарф не взял,

И ждёт его у дверей.

Он приходит. Под утро. Он видел солдат,

Впереди отряда — Христа...

Она гасит лампу.

Для неё он — свят.

А она для него — проста.



Новая весна


Пока меня нет,

Черёмухи запах и цвет

Кружит голову — и сестра

Красит губы моей помадой:

Мне уже не надо.

Ничего не надо:

Ни ирисок, ни сигарет.

С фотографии на стене

Я смотрю в лицо новой весне

Неподвижным взглядом



Выходишь из комнаты


Выходишь из комнаты — становишься невидимкой.

Асфальт не хранит следы, витрины не делают снимки.

Попутчик читает плакат сквозь твои ключицы.

Обещаешь трубке приехать минут через тридцать,

Рассказываешь ей, как одет:

Кроме того, что

Развяжут/снимут/сомнут,

Ничего заметного нет.

Я узнаю тебя не по шапке или пальто:

Ты для меня не кто-то,

А кое-кто.



Про работу


Я учитель, и я проверяю тетрадки.

Запятые играют в прятки.

Я их нахожу и возвращаю на место.

Мне это интересно.

Это моя работа.

В это время кто-то

Бьёт ногами детей, надеясь спасти Христа.

Лазурная даль чиста.

Течёт человекорека,

Над ней — облака.

О белый сугроб вытер красные ноги кто-то.

У него — такая работа.



Свои


Мы своих не бросаем.

Мы своим помогаем идти,

Даже если они твердят

«Нам с вами не по пути»,

Говорят «Мы впервые вас видим, мы не знакомы с вами» —

И цепляются за косяки руками.

Даже если они не с нами, мы с ними.

Упадут?

За

Шкирку

Поднимем.



Монолог шкафа


Мечтал стать скрипкой —

Из меня сотворили шкаф.

Никакой костоправ

Не исправит этой ошибки.

Жизнь проносится престо с равнодушной улыбкой.

Я твёрдо стою на четырёх ногах —

Как наказанный — в тёмном углу.

Смотрю, как играют зайчики на полу,

Скриплю, как только могу тонко.

Когда дети играют в прятки,

Прячу в себе ребёнка.



Иосиф


Я Иосиф, и мне семь лет.

За окном темно, в стекле отражаюсь сам я.

Кем я буду: Иосиф, который поэт,

Или Иосиф с орденом и усами?

Я об этом не думаю. Я выдыхаю ртом

И пальцем рисую на появившейся дымке.

Мама, реши, что я преумножу, потом.

Лучше смотри, какая смешная улыбка!



Отрывок


Разлука словно камешек в ботинке:

Невыносимо, хотя можно жить.

Придётся научиться говорить

По-человечьи:

Речь междусердечья

Есть белый шум для всех других сердец.

Изгнанница. Билет в один конец

Сжать в кулаке. Сжать зубы, стиснуть веки.

На веках отпечатался навеки,

Как солнце, образ родины моей.



Говорить


Из осколков стекла получаются витражи,

И из прерванных снов составляются миражи,

Из обрывков стиха получается новый стих —

Но твой голос тих.

Три Державина было — четвёртому не бывать.

В пальцах дрожь, ум смятён — однако нет сил молчать.

Как проклятые парки сплетаем за нитью нить:

Мы

хотим

говорить.




Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru