НАБЛЮДАТЕЛЬ

скоропись ольги балла

Рискнем с самого начала открыть некоторые карты (территории рецензентского воображения). Сами названия ныне осмысляемых книг еще прежде их прочтения подталкивали к тому, чтобы выстроить эти коллективные сборники при беглом нашем рецензировании как последовательность этапов движения их участников по ступеням критической зрелости: от школы — через академию — к вершинам профессионального признания: к вхождению в шорт-лист всероссийской литературно-критической премии. Да, это было бы красиво, но, как известно, ничто так не сопротивляется вписыванию в стройные рамки, как живое, растущее и своевольное. Впрочем, начальная и верхняя ступени мысленной лестницы кажутся вполне устойчивыми… однако не будем торопиться.

Школа критики: сборник статей о прозе и поэзии. — Тула: Музей-усадьба Л.Н. Толстого «Ясная Поляна», 2022.

Итак, на роль первой ступени воображаемого профессионального восхождения начинающих критиков претендует небольшой — на две сотни страниц, но весьма плотный — сборничек, составленный из работ участников двух критических школ: прозаической, проводившейся в августе прошлого года в Ясной Поляне, и поэтической, состоявшейся в Пушкинских Горах в октябре (одиннадцать включенных в книгу текстов отобрали и предложили сами их участники). В соответствии с этим в сборнике, без лишних ухищрений, два практически равных по объему раздела: «Проза» и «Поэзия». К слову сказать, деление не вполне четкое: в «прозаический» раздел попали две очень интересные работы — о границах: между критикой и блогерством (Анны Нуждиной) и «между окончанием [авторских. — О.Б.] прав одного и наступлением прав другого» (Натальи Микушиной). Более того, не все авторы пишут об актуальной словесности. Евгений Кремчуков, например, не касается ее вовсе: объектами его критического анализа становятся стихи, написанные век назад и входящие уже в состав классики (строго говоря, эссе Кремчукова, далеко отходящее от первоначального своего предмета, — по крайней мере, столько же критика, сколько и публицистика, теория культуры, историософия: «…движение стрелок гигантских, непостижимых часов человеческой Истории остро, а не округло. Они могут замереть или неумолимо двинуться вновь — но никогда не сойтись в бывшем уже положении», — и даже сама онтология: «…в действительности нет ни “мира дольнего”, ни “мира горнего”. Мир единственен и един. И все, в нем происходящее, и все, обитающие в нем, — либо равно вымышлены, либо равно реальны»). А Андрей Першин («Поэтика безмолвия»), хотя и начинает свое эссе со слов о поэзии русскоязычной, говорит, по существу, о безмолвии в поэзии как таковой, обращаясь к опыту и иных культур (его текст тоже — если и критика, то разве что с большими оговорками; куда скорее это философствование на материале поэзии или с ее помощью). Но тем, в конечном счете, интереснее: таким образом, литература вовлекается здесь в рассмотрение вместе с ее контекстом, со смежными областями, с корнями.

Было бы интересно, кстати, сгруппировать авторов не по характеру осмысляемого ими материала, но по типу видения ими этого материала и мышления вообще; в качестве рабочего принципа такого распределения я бы предложила разделить их — безоценочно, просто по устройству взгляда — на систематизаторов и проблематизаторов (памятуя притом, что такое деление нечетко и выделяемые множества только и делают что пересекаются). Особенно радует то, что статьи тут почти сплошь многоохватные, вовлекающие в рассмотрение большие объемы материала, — с панорамным видением («точечный» анализ представлен единственным текстом — рецензией Алевтины Бояринцевой на стихотворения в прозе Евгения Кремчукова, кстати, очень интересной: автор прочитывает анализируемый текст через музыкальное искусство и выговаривает свое понимание его в музыкальных терминах).

Яркий представитель племени систематизаторов — Мария Тухто, предлагающая (открытую для дальнейшей разработки) классификацию героев современной русской прозы вместе с ее критериями («привязка к историческому времени и пространству, степень автобиографичности героя» и «активность его поведения»). Противоположный (если, конечно, допустить, что проблематизация противоположна систематизации, что не совсем верно) полюс представлен, например, Иваном Родионовым: в его статье прослеживаются пути, способные, по мысли автора, вывести отечественную словесность из постмодерна на новый этап развития. Черты обоих типов критического мышления демонстрируют Александр Москвин, анализирующий культурную ситуацию русского хоррора; Анна Нуждина, проводящая границу между критикой и блогерством; Екатерина Минаева, размышляющая над работой семи очень разных поэтов одного — 1986-го — года рождения; Марина Битокова, открывающая русскому читателю дверь в неведомое: в адыгскую поэзию — «вещь в себе», «довольно непроницаемое явление».

Все-таки нет: было бы грешно навязывать этому сборнику роль самой первой ступени воображаемой лестницы, — ступень тут далеко не первая, какой текст ни возьми — каждый написан очень уверенной рукой. Тем более что далеко не все из представленных здесь авторов — начинающие, даже в качестве критиков; есть и люди (независимо от возраста) весьма опытные. Таковы, например, сорокапятилетний поэт и прозаик Евгений Кремчуков, тридцатисемилетний Иван Родионов — автор по крайней мере одной изданной книги, притом именно критической; автор многих книг и лауреат многих премий Екатерина Минаева; профессионал в интереснейшей области на пересечении литературы и юриспруденции — критик объектов авторских прав Наталья Микушина. Они и сами могли бы многому научить своих коллег. Да ведь и учат.

Академия критики. XXI век: Всероссийский конкурс молодых литературных критиков (2022) / Лауреаты. Избранные работы / Составитель Л. Звонарева. — М.: АНО «ИПЦ Библио ТВ», 2022.

Вообще-то «Академия…», сборник, как гласит аннотация, работ «победителей и лауреатов Всероссийского конкурса молодых литературных критиков», состоявшегося в 2022 году, будучи даже не слишком внимательно проанализированным, распадается (я бы даже сказала, рассыпается) на несколько и тематических областей, и вообще очень разных сборников. Совсем грубо говоря, книге сильно не хватает цельности (и может быть, в каком-то смысле соответствия собственному замыслу).

Прежде всего: авторы, почти как и в предыдущей книге (на самом деле, тут еще радикальнее) — начинающие в предельно разной степени. И дело даже не в том, что возрастной разброс тут изрядный; не в том, что, наряду со студентами начальных курсов, мы видим под этой обложкой и сильных, сложившихся литераторов, давно работающих в профессии и признанных в среде коллег: таковы прозаик и критик Александр Евсюков (1982 г.р.); кандидат филологических наук, восемь лет преподававшая литературу Светлана Сорока; чрезвычайно искушенные участники и аналитики литературного процесса Елена Погорелая и Борис Кутенков… Их-то за что в начинающие, что за конкуренты они младшекурсникам? Людям такого уровня стоило бы предоставить отдельные беговые дорожки.

Само по себе это не беда, тем более что и в рассмотренной выше «Школе критики» совсем юные авторы участвуют наряду с опытными профессионалами; и тем еще более, что сильные умные тексты способны делать — как мы знаем из той же «Школы…» — и двадцатилетние. Основная проблема в уровнях представленных текстов. Здесь разрывы непреодолимые.

С одной стороны — зрелые сложные работы: интересная классификация прозы «на основе пристальных наблюдений и личного редакторского опыта», предложенная Александром Евсюковым; текст Елены Погорелой о романе Марины Степновой «Сад»; развернутый анализ стихотворения Ростислава Ярцева, сделанный Борисом Кутенковым... С другой — студенческие отзывы, близкие к школьным сочинениям, столь же искренние, сколь и наивные, старательно проговаривающие очевидности, успешно сдающие экзамен на их усвоенность, — а то и вовсе трогательные личные заметки. «Какая книга изменила меня? — размышляет юная авторица. — Это очень трудный вопрос, так как я считаю, что все книги, которые человек прочитал за свою жизнь, так или иначе влияют на его личность. Однако я думаю, что могу выделить книгу, которая запомнилась больше всего и изменила мой взгляд на мир…». Вслед за признаниями в том, при каких обстоятельствах она купила анализируемую книгу, как ее взволновала «потрясающе красивая обложка», девушка объясняет нам, несведущим: «Не очень хочется заострять внимание на сюжете, так как в этой книге — это не главное. Герои, их мысли и взаимоотношения, многочисленные метафоры — вот что главное. Главное содержится между строк, и благодаря этому каждый читатель видит в книге то, что нужно ему». «Игра слов всегда заставляла меня радостно вздыхать, — признается другая, — учить эту мелодию наизусть, проигрывать в голове, искать еще и еще в книгах, социальных сетях, зеленых облупленных подъездах, серых (немного ржавых) гаражах». Еще один юноша рассказывает, как он видел во сне покойного Эдуарда Лимонова. Все это мило, трогательно, в своем роде даже совершенно правильно, но к серьезной критической работе никакого отношения не имеет (куда более — к открытиям растущими людьми мира и самих себя; к усвоению ими существующих правил большой культурной игры, в чем юным авторам остается только пожелать удачи и больших перспектив).

Далее — и это проблема уже более серьезная: здесь очень мало литературной критики как таковой, то есть — статей, которые анализировали бы современную словесность в ее становлении, реагировали бы на события в ней, проблематизировали бы ее, вписывали в контексты и прослеживали пронизывающие ее связи, составляли бы ее подвижную карту… — работали бы, словом, с горячим, текучим, неза­твердевшим материалом. Первый раздел, большой, под три сотни страниц, «Интеллектуальные итоги» почти целиком состоит из (больших проблемных) статей по истории литературы и посвящен в основном анализу текстов и авторов, которые ни в установлении их ценности, ни в определении их места в культуре давно не нуждаются (герои — Ломоносов, Державин, Лермонтов, Достоевский, Пастернак, Булгаков…), и ни ценность их, ни место их в культуре не пересматривается (скорее — внимательно рассматривается и уточняется). Конечно, и здесь оказывается возможным обнаружить новое и / или малоизвестное: так, например, Александр Евсюков показывает, как выглядел Гофман — Эрнст Теодор Амадей — глазами Вальтера Скотта; Даниил Пиунов анализирует продолжение грибоедовского «Горя от ума», написанное Евдокией Ростопчиной… Но это же не критика, а работа совсем другого типа — история литературы; ей опять-таки приличествовала бы отдельная беговая дорожка. Как и литературоведению — представленному, например, статьей Руслана Воробьева о поэтике пространства в поздней лирике Осипа Мандельштама. Интересно, что здесь заходит речь и о других искусствах. Мария Курбатова пишет о балете (классическая критика: буквально пошаговый анализ актуальных, прямо на наших глазах сбывающихся событий искусства, одновременно взволнованный до пристрастности — и точный); Анастасия Солянина — о печатной графике 1980-х; Елена Погорелая помещает здесь главу из пишущейся ею биографии Владислава Дворжецкого (очень интересно — но никак не критика).

Увы, разговор о сегодняшней русской литературе — о том, что, казалось бы, должно составлять предмет первоочередного внимания отечественной критики — впервые заходит на странице 149 и далее не преобладает. Сегодняшняя словесность становится, наконец, темой разговора (с некоторыми отступлениями от нее: Генрих Белль, Гайто Газданов…) во втором разделе — «Искусство рецензента» — и понимается притом расширительно, что не может не радовать: предметом анализа оказываются здесь, в том числе, тексты группы «Король и шут».

Так что пусть именно этот сборник и станет самой первой ступенью нашей лестницы. Доски ее, конечно, несколько разъезжаются в разные стороны — но все-таки здесь есть на что опереться.

Неистовый Виссарион: сборник статей финалистов Всероссийской литературно-критической премии «Неистовый Виссарион» / Свердлов­ская областная универсальная научная библиотека им. В.Г. Белинского; сост. Е.В. Соловьева. — Екатеринбург, 2022. — Вып. 3.

И наконец, вскарабкаемся на третью (пока — высшую) ступень критической зрелости, представленную сборником — уже третьим с момента основания премии — работ шорт-листеров «Виссариона» во главе с призерами и победителем конкурса 2021 года, Игорем Гулиным. Призов, кроме главного, два специальных: «За творческую дерзость» (его получил тогда Евгений Никитин) и «Перспектива», присуждаемый обычно молодым авторам (его в прошлом году была удостоена Яна Сафронова). Есть еще почетная премия за вклад в развитие критической мысли; в 2021-м она не присуждалась. От каждого из финалистов представлено, как правило, по одному тексту. Есть исключения: от Андрея Рослого — два, от Сергея Костырко и Александра Чанцева — по три; а текст Льва Оборина соединяет в себе сразу три рецензии на поэтические книги. Лауреата же представляют не только два его текста, но, как заведено, еще и интервью с ним о его критических принципах, пристрастиях и проблемах; в данном случае победителя расспрашивал Сергей Ивкин). Здесь — во множестве очень различно устроенных взглядов на нее — и явлена та жгучая, текучая, далекая от всякого затвердевания магма актуальных литературных процессов, которой так недоставало в «Академии критики».

У «виссарионовских» сборников, начиная с первого, есть традиционная структура, которой следует и нынешний. Буду пристрастна: мне нравится — видится конструктивным — то, как они устроены. Каждый не просто дает объемную, с разных точек и в планах разной степени крупности представленную картину (быстро)текущего этапа истории критической мысли и снимает пробы воздуха времени, в котором эта мысль возникает (сборник в целом читается как мини-антология актуальных литературных процессов), но демонстрирует разнообразие критических стратегий участников и предваряет их тексты краткими, но насыщенными портретами авторов: кто его номинировал, в каких изданиях он публиковался, как о нем отзываются коллеги и/или как он сам формулирует особенности собственной работы (таким образом сразу видны его социальные, ценностные, стилистические координаты). Все это позволяет увидеть представляемую историю смыслов как прежде всего личную.

Кроме того, каждая такая книжка открывается концептуальной статьей-предисловием, призванной прояснить для читателей замысел всего предприятия в целом и его осуществление в соответствующем году в частности. Так и здесь: рассматривая «Коллективный снимок призеров сезона 2021», составитель сборника Елена Соловьева подробно мотивирует включение каждого из героев в шорт-лист и избрание победителей. Так, обозреватель журнала «Коммерсант-Weekend» Игорь Гулин не просто мастерски «владеет разными критическими жанрами», но и «скрещивает» их с виртуозной легкостью; критик, поэт, основатель «Метажурнала» и соредактор раздела поэзии журнала «Лиterraтура» Евгений Никитин, по словам номинировавшей его Нади Делаланд, как и приличествует неистовому Виссариону, «предельно вовлечен в литературный процесс эмоционально — неистово и страстно, споря и ругаясь из-за литературы, наживая себе нешуточных врагов»; а молодой критик Яна Сафронова «с юным пылом и упорством Диогена ищет в современной прозе “героя нашего времени”, причем в таких густонаселенных местах, как сборники рассказов».

То есть характерно «виссарионское» свойство — сочетание ума и темперамента, сложного интеллекта и страстности. Но и это не все, хотя без этого не обойтись.

При всей стихийности и случайности поступающего на конкурс материала у премии и ее результирующих сборников есть четко продуманная концепция. Конечно, в отборе главных героев видны пристрастия жюри, — но это пристрастия, прежде всего, квалифицированные, а кроме того, внимательно отрефлексированные. Елена Соловьева в предисловии формулирует принципы отбора. Номинированы (и премированы) могут быть, говорит она, как книга, так и отдельный текст или несколько таковых, «в последних двух случаях в приоритете тексты, нацеленные сразу на несколько аспектов литературной жизни, отражающие ее основные тенденции и ключевые имена».

Включены в сборник как большие проблемные статьи («Поэзия и списки» Евгении Вежлян), так и тексты об отдельных авторах (Александра Скидана — об Аркадии Драгомощенко) и рецензии на отдельные книги (Сергея Костырко — об «Открывается внутрь» Ксении Букши) или даже на отдельные тексты (Евгения Никитина — «Об одном стихотворении Александра Авербуха»). Особенно впечатляет предпринятая Анной Голубковой грандиозная попытка классифицировать современную русскоязычную поэзию, одновременно «по двум признакам — формальному и содержательному», «причем форма учитывалась прежде всего в ее семантической нагруженности». Голубкова ограничивается в данном случае поэзией женской, но это лишь в силу того, что такая поэзия лично ей интересна особенно (да еще потому, как упорно полагает автор, «в поле современной литературы существует тенденция вытеснения женщин из фокуса публичного внимания», и с этим надо бороться), — а так вообще-то к написанному мужчинами, признает критик, предлагаемая схема, при некоторой модификации, тоже применима.

Книга в целом вышла насыщенная, напряженная, плотная. У каждого ее участника — ярко выраженная критическая индивидуальность и неповторимая интеллектуальная интонация. Единственное, что точно объединяет их всех, — это (кроме разве нетривиальности и умной сложности) активное и значимое — по меньшей мере для коллег, но, думаю, и не только — участие в литературной жизни и общекультурном разговоре.