НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

«Некоторое сожаление…»

Алексей Сальников. Оккульттрегер. — М.: Редакция Елены Шубиной, 2022. — (Классное чтение).

Что требуется «городскому фэнтези» для того, чтобы из жанровой прозы превратиться в прозу «большую», «серьезную»? Нет-нет, мы понимаем, что границы здесь зыбки и само различение зачастую искусственно, — но все-таки: насколько зыбки и насколько искусственно? Новый роман Сальникова ставит и разрешает эти вопросы (прозе Сальникова и вообще свойственна подобная экспериментальность, игра на стыках и границах устоявшихся различений). Так что же?

Нет-нет, разница обнаруживается — и существенная. Деформация типовых структур «городского фэнтези» при возгонке их до градуса «большой прозы» оказывается столь заметна, что к остатку этих структур невозможно относиться… Всерьез? Всерьез-то как раз стоит, поскольку к обеспечению постмодернистской игры (которой в книге, по большому счету, и нет) их функция не сводится нисколько. Невозможно относиться как к чему-то самодостаточному и основному.

Ангелы (двух даже сортов), демоны, «колдуньи»-оккульттрегеры… Некоторая непонятная, но, безусловно, вредная субстанция с просторечным наименованием «муть»… Типовая оккультная «онтология» вроде бы налицо, и все компоненты ее вроде бы на местах. В увлекательности сюжету книги тоже не откажешь. Вот только оккультный механизм сколько нужно туманен, в меру недопроговорен и взводится будто с некоторым напряжением и характерным поскрипыванием, а сюжетная фантастическая динамика словно с некоторой оттяжкой, с некоторым трудом реализует себя в пространстве, характерное свойство которого — повышенный показатель вязкости. И это вовсе не воспринимается как недостаток — отнюдь! В зазорах и оттяжках работы привычной фэнтезийной машинерии как раз и располагается все самое интригующее — как в стилистическом, так и в «житейско»-миметических и нарративных планах романа.

И потом. Как вам демоны, в принципе не творящие (и даже не желающие) никакого сколько-нибудь «приличного», достойного так называться зла? Или ангелы, спившиеся не в силу порочности, а просто — ну вот так все устроено: не могут они удерживаться в нашем с вами универсуме без постоянного употребления спиртосодержащей продукции (второй, более «элитарной» их разновидности для этого требуется и вовсе прозаический… сахар) и «зарабатывающие на жизнь» благодаря способности телепатически отыскивать залежи бросового цветмета? Или «колдуньи», меняющие каждые четыре месяца внешность и паспортные данные, но всегда выглядящие в глазах «непосвященного» мира как матери-одиночки с низким уровнем дохода (а он и впрямь невелик)?

Словом, вместо положенного по статусу нахождения в компании привычных фэнтезийных сверхчеловеков мы с вами оказываемся в теплом, почти домашнем кругу топовых блогеров и блогерш, не в меру правдивых алкоголиков — и да, «разведенок с прицепом» (а что гомункулы — вечные спутники оккульттрегерш — вы­глядят как несовершеннолетние дети или подростки, так виновны в том исключительно законы мироздания). И «волшебную» свою деятельность исполняют они в режиме порядком поднадоевшей, но, увы, обязательной для них рутины.

Что-что это напоминает? Да круг совершенно обычных людей, связанных некоторой… как бы это выразиться… «надбытовой» активностью. Вот хотя бы литературной. Или вообще творческой. Тем более что работа «колдуний»-оккульттрегеров как раз вполне себе к своеобразному творчеству и сводится.

Дело в том, что «муть», постоянно норовящую затопить человеческие города (и сделать существование в них ущербным и скудным), оккульттрегер должен (должна) «переосмыслить», преобразовав и включив в более гармонический, что ли, контекст. Чем не художественное творчество? Но при этом переосмысленным должно поделиться с кем-нибудь другим:

« — Ну, ты эту тропинку среди деревьев переосмыслила в вагину, соединила со сломанными часиками возле ворот на проходную завода, еще чего-то там намешала с годом основания поселка — числом сорок два, с Дугласом Адамсом, с улицей, которая сама себя пересекает в нескольких местах, все это вы с гомункулом сунули в голову местной студентки филфака, а она такой верлибр выдала, что слегка пошумела в области. Сейчас на всяких ресурсах феминистических публикуется».

Должен быть отмечен еще один момент. Привычные нам супермены «городского фэнтези» всегда отличаются тем, что это психологически совершенно обычные люди, только со сверхспособностями — которые совершенно не сказываются на их личностном профиле. Сверхспособности героев «Оккульттрегера» снижены, притушены, даны под сурдинку. Зато никак нельзя сказать, что их наличие не сказывается на внутренней жизни героев.

И главная из них — в меру проявленная, то вспыхивающая, то вроде угасающая… тоска по повседневности. По невозможности совпасть с обычным, ничем (для нас) не примечательным миром. Не то чтобы она была невыносимой, но… «Некоторое сожаление приличествует тому, кто приносит жертву Господу», как мы знаем из «Трех мушкетеров». Некоторая печаль свойственна тем, кто своим существованием выходит за краешек обыденного.

Вот и ответ на вопрос — а какую, собственно, художественную функцию выполняют элементы городского фэнтези в романе? Да, они придают обыденному, повседневному необходимый объем, помещая его внутрь своего рода зазора между «реалистическим» и «фэнтезийным» планами существования, причем деликатно не превращая этот зазор в разрыв. То есть делают то же самое, что и сам язык прозы Сальникова, который переописывает привычное так, что невозможно не обратить удивленно внимание на сотни раз виденное. Виденное, да толком не опознанное. Не переосмысленное?

«Меж тем народу прибывало: воздух слегка расстегнулся от звука, который Прасковья стала забывать, — это был треск открываемой примерзшей хлипкой деревянной двери».

«Расстегнутый воздух» — столь же неожиданно, сколько и точно.

Богдан Агрис