НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

На новом вавилонском

Михаил Гиголашвили. Кока. — М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2021.

Про продолжение бурлескного и ностальгического «Чертова колеса» о буднях наркоманов и не только в перестроечной Грузии следует сказать во избежание, что Кока — имя не нарицательное, но собственное, Николоза Ивлиановича Гамрекели, 1965 года рождения, в 1993 году оказавшегося в злачном городе Амстердаме.

Следует также отметить, что обычные места его не очень интересуют — или обходит их стороной, или судьба так подталкивает под локоток и манит. Сквот с голланд­скими раздолбаями, психушка в германской провинции, тюрьма в Пятигорске, стылая комната в Тбилиси времен разрухи и грузино-абхазских столкновений — чалится, как сказал бы Кока, он больше, как сказал бы уже Фуко, по гетеротопиям. Все это, конечно, с теми еще авантюрами, постоянными приключениями, криминальными, трикстерными, какими только не.

Если в нашей изначально чопорной и целомудренной литературе только в 90-е была свобода и sex, drugs & rock’n’roll, а потом как-то быстро слилось, зачахло и исчезло, то сейчас, пожалуй, лишь Гиголавшили с Павлом Пепперштейном отвечают за всю психоделику. И лавры Ирвина Уэлша с его «На игле» и многочисленными сиквелами в «Коке» Гиголашвили может примерить с полным правом — не только даже из-за всяких запретных веществ, но и потому, что оба хорошо работают с тем поколенческим моментом, когда герой вот активно тусуется, потом незаметно набирает возраст и начинает думать над этим, над тем, как он чувствует себя в своей коже и мире вокруг…

«А что может он? В офисе сидеть, бумажки перебирать? Чертежи чертить? С каской по стройкам бегать? Там своих бегунов достаточно, только камни таскать и предложат… Стало горько: в его годы у людей бизнес, деньги, дома, семьи, мечты, поездки, дела, — а у него? Ничего! Один беспросветный беспрерывный поиск наркоты! Конечно, такими мыслями — кем быть? — подростки заняты, а не те, кому за двадцать пять, но что же делать, если до сих пор не устаканил свою жизнь, как и Рыжик Арчил…»

И, кроме Рыжика, вокруг роятся такие персонажи, что мама и папа не горюй. Урки бывшие и настоящие, психи, фрики, люди потерявшиеся и что-то ищущие, в прошлом и настоящем. И в будущем, если оно у них еще есть. «Сейчас у Лудо новая идея — отправиться к шапочному знакомцу в норвежскую глушь и вырезать там деревянные ложки и тарелки на сувениры, а питаться исключительно ягодами и рыбой. В жизни Лудо царит девиз “Если без чего-то можно обойтись — обойдись!”, поэтому в комнатке у него шаром покати, только кровать, стол и магнитофон. Он сам — из хорошей семьи, учился на зубного техника, но бросил это низменное занятие ради искусства, хотя до сих пор не определился — какого искусства. Он и дощечки тачает, и магазины оформляет, и рамы для картин мастерит. А по дворику, всегда в тоске, бродит черная кошка Кесси, покрытая от голода лишаями». И тут как не вспомнить — литература стран-соседок по бывшему СССР вообще давно интересна и в данном случае показательна — эстонского Андрея Иванова с его скандинавскими вещами. Кока потерян, без гроша в кармане, его паспорт засвечен даже в Интерполе — герои Иванова и такого не имели, ожидая и пытаясь получить вид на жительство. А переводил им, возможно, человек, очень похожий на написавшего «Толмача» и живущего в Германии Гиголашвили…

«Отколыши», как самохарактеризуется один герой, они потеряны дважды. Уехали с паспортом той страны, которой уже нет, живут в Голландии, говорят по-русски или по-грузински. Говорят вообще на смеси языков, на нововавилонском — «жизнь его и так наказывает: сидит теперь один-одинешенек, без кентов, шабит целый день — а трава кайфа не дает! Вот ад ему! Толстый стал! Мауль, как у швайна!» И рвутся вернуться или уехать дальше. «Кока знал, что мать чувствует вину перед ним и за развод, и за ту нелегкую жизнь на два государства, какую сын с детства вынужден был вести, чужой среди своих, свой среди чужих. Как маятник — туда и сюда». Как перекатиполе по пустыне, like a rolling stone. Они дважды если не в вакууме, то в сильно разреженном воздухе (книга Сергея Болмата 2003 года о европейских скитаниях так и называлась — «В воздухе»): впереди — смутные перспективы, позади — пустота. «Россия пока еще защищена культурной оболочкой прошлых гениев, но если ее удалить, останется вселенская пустота. В этой несчастной стране всегда светлое будущее, темное прошлое и серое настоящее… По себе знаю — русские легко идут на любой криминал. А почему? Потому что для Совка закон — пустое место, которое надо с детства уметь обходить». (Критики СССР/России во всех видах и изводах, что сейчас сыграет с дополнительной актуальностью, будет еще много, — то, что чаще всего эти речи оказываются в устах бандитов или прочих деклассированных элементов, благородных и не очень, придает высказываниям какие-то дополнительные обертоны.)

Как, куда же спастись от этого? В родной Тбилиси, в квартиру с интеллигентной бабушкой, с родным всегда шумным двором, с соседями, что не оставят и не бросят в беде. Ведь там — защита, как булгаковский абажур, опера «Фауст» и печь с изразцами. «И мама не идет на работу. И дед послан на базар за арталой для харчо. И отец звонит откуда-то с гастролей. И телефон водружен на одеяло, чтобы удобно сообщать приятелям о течении “болезни”, слушать их завистливые вздохи и обсуждать в заманчивых деталях предстоящие дни рождения, где обязательно будут торт, пирожные, вино втихую, игры в “бутылочку” и “брысь или мяу” с поцелуями горячих девичьих щек. И уже готов бабушкин отвар, коий следует вдыхать строго под полотенцем, обязательно под оперу Верди, — лучшего лекарства не найти». То есть — в ностальгию и воспоминания?

Тюрьма, в которой оказывается Кока с соседом и другом детства, быстро приводит к пониманию, что хорошо там, в той квартире, не только в воспоминаниях, но и в настоящем.

Заключение, со всеми «понятиями», обычаями и еще одним — после грузин­ского, немецкого, наркоманского и каких-только-не — языком, описано детальнейше, как у сидельцев Андрея Рубанова и Эдуарда Лимонова. И вечный везунчик и попрыгунчик Кока выскочит из мест лишения свободы и всего — с грузом опыта, понимания и благих намерений.

А вот им уже его бабушка, может, и верит, а читатель вряд ли. Как и то, что, в духе уже не «Белой гвардии», а «Мастера и Маргариты», Кока сел и написал свое Евангелие, свой апокриф о Луке, Иуде, Иешуа и Пилате (приложением в конце дано).

Гораздо больше веришь последней странице, когда у завязавшего, начавшего работать, писать, подтягивать английский, заниматься спортом и составлением каталога домашней библиотеки Коки перед глазами буквально с неба, а точнее, стараниями местного рецидивиста по кличке Сатана, что уже лихо рулил сюжетом и судьбой Коки в «Чертовом колесе» («сатанизм» дважды) и «Коке», появляется целый пакет с запрещенным растительным веществом.

80-е, 90-е — если в следующей книге Гиголашвили так же драйвово и показательно расскажет об еще одной terra incognita, Грузии нулевых, этого стоит ждать. А почему не ждать и не надеяться? — тот же Уэлш уже продолжений пять для героев «На игле» написал, довел их до наших дней. Ведь действительно, некоторых героев не хотят отпускать ни читатели, ни авторы. И дело не только в том, что они такие уж харизматики, а в чем-то другом.

Александр Чанцев