|
Об авторе | Антон Павлович Бахарев (23.08.1980, Губаха, Пермской). Учился в Таганроге, на филфаке пединститута. Победитель Международного фестиваля поэзии «Синани-Фест-2009» в Ялте. Лауреат пермской краевой литературной премии им. А. Решетова (2020). Книги стихов «Живи сюда» (Пермь: «Сенатор», 2011), «Рилика» (Пермь, 2013), «Квантовая пена» (Пермь, 2018), «Нежный человек» (Эксмо, 2020), книга рассказов для детей «Когда папа был маленький» (Пермь, 2021). Предыдущие публикации в «Знамени»: «Огонь к огню», — № 2, 2010; «Св. картофель», — № 7, 2014; «Грунтовые воды», — № 8, 2016; «На фоне северного алого» — № 4, 2020. Живет в Перми.
Антон Бахарев
Спящие в пути
* * *
Оглядывая из окна вагона
посёлки, полустанки, хутора,
— о боже, — я шептал, — ну и дыра, —
и с сумерками проступал в стекле оконном;
а утром растворялся: там дома
срослись в одно у глиняной дороги —
дворами крытыми, ветвями, в огородик
роняющими листья — и с ума
сводящие отсутствием намёка
на связь вот этой и других дорог;
людской — в углу медвежьем — уголок;
должно быть, им должно быть одиноко;
там женщина вдоль рельсов мерно шла,
качалась в такт заржавленная теша,
в ж/д контейнер с вывеской «Надежда»
вели два лобачевских алкаша
мой взгляд — как третьего, пока их было видно;
и снова ночь, тьма погоняет тьмой;
проснёшься — где мы? где я? — боже мой! —
и огонёк маячит первобытно —
необъяснимый… Спящие в пути
по родине — просмоленные шпалы
её железной поступи, кошмары
не снятся им, поскольку впереди.
И я сошёл на истинно конечной:
где продают билеты в два конца,
да выбор долог... Тут видны с крыльца
дома с высоткой, что зовётся «свечкой»,
и церкви глинобитный звездолёт,
и чёрный лес от городских обочин,
и станция, где, как часы, неточен,
вечерний поезд сбрасывает ход.
* * *
Отцу
Леса ещё стоят в снегу,
но от небес — одни лохмотья.
Ты на весеннем берегу,
считаешь дни до половодья.
Наверно, снова до ворот
вода поднимется на майских —
и зимний мусор заберёт
с собою до последней маски.
Потом москиты, на крыло
истошно встав, как камикадзе,
дадут недолгое тепло,
и можно будет искупаться.
А в середине ноября
пройдут последние туристы,
и всё вернётся на своя,
но ничего не повторится.
* * *
Запоминай: рельсы.
Берег реки складчат.
Мост и гора леса.
Криво стоит дача
(там, в доме укромном,
печка была и вроде
что-то ещё, укропом
пахло на огороде,
дождик шуршал в крапиве,
ягоды не зрели;
мы комаров кормили,
и комары нас ели...)
Запоминай дальше,
тебе пригодится:
кукует над этой дачей
невидимая птица,
считай — если больше
сотни, твой путь верен.
Бык пасётся — не бойся:
люб ему лишь клевер,
тем более ты не в красном.
(А даже быки, поверь мне,
хоть и косят глазом,
но соблюдают поверья.)
Обогни его справа.
Пройди в калитку
по паре досок в травах.
Не раздави улитку!
Хрустик её не слышен,
но чувствуется скелетом:
встанешь там, как на лыжи,
недоумённо, летом —
на смех соседским курам!
Так что смотри под ноги.
Ключик под косоуром
в баночке из-под кофе.
Если остались силы
и есть сноровка,
можешь взять вилы
и поддеть морковку.
Или нарви гороха.
Отражённый от ёлок,
порой донесётся грохот
поезда, сам же посёлок
существует совсем негромко.
Живи! Ну, а будет плохо,
можешь нажать на кнопку
и вернуться в свою эпоху.
* * *
И каша сглотана, и сжёван бутерброд,
И кеды зашнурованы до треска.
И миновал меня ваш огород.
Кричат «Антон!». И свет колышет занавеску.
А у ворот стоит петух-буян
И смотрит на меня с таким азартом,
Как будто я потомок обезьян,
Как будто он потомок динозавров.
Он мне по пояс, я его боюсь,
И невозможно сделать шаг от дома...
Я сдался в том невидимом бою —
И не пошёл. И жизнь сложилась по-другому.
* * *
Наташка замуж вышла — та,
что корм таскала у кота,
потом хрустела у подъезда;
а Василёк, её друган,
уехал вахтой в Магадан,
все говорят, что в знак протеста.
Я был немало удивлён
таким способностям времён,
в которых чайником освистан
я был за то, что быту лгал,
за то, что медленно моргал,
за то, что вещью становился.
Что позволял, как будто вещь,
вокруг себя событьям течь,
очеловечив одеяло;
и под окошком — ну дела —
уже машина прогнила,
а помню, новая стояла!
Её хозяин — мой сосед,
ему, наверное, сто лет,
бухает так, что ветер свищет,
сказал мне здравствуйТЕ — а сам
поёт «Катюшу» по утрам,
боец на дальнем пограничье.
* * *
Огромен воздух так, что вздох летален,
Всё, что не он, исполнено в металле:
Не гнётся грудь, и ржавая природа
Вбирает яд сырого кислорода.
За слоем слой, до остова, до сути
Осыпемся в железном этом зуде,
Очистив то, что на похожем фоне
Исчезнет тоже, только не сегодня.
Оставшееся выглядит зловеще,
Но здесь спасают вещи свойства вещи,
Храня живых в диапазоне нормы:
Усталость материала, память формы.
Выпь
Замерев в позе выпи,
Под ногой чую лёд.
Я б с Куимовым выпил,
Но Куимов не пьёт.
А ещё бы напился,
Потому что поёт,
Я с Андреем Лапицким.
Но Лапицкий не пьёт.
Снова пахнет зимою.
Удлиняется миг.
Шелестит за спиною
Сухопарый тростник.
И, едва различимый
В этом бедном строю,
Без особой причины
Я до лета стою.
Обходи стороною,
Имярек дорогой,
Я бы выпил с тобою,
Но не пью я с тобой.
* * *
Покой нам только сни... —
и сразу же вставать;
но и во снах фигни
набито в благодать,
как будто наяву:
где заросли луга,
где встанешь на траву —
и вся в клещах нога;
уйдёшь за тридевять
в укромный уголок,
а из кармана, ..ять,
вибрирует звонок,
и говорит привет
безнравственный кретин,
тебе на тридцать лет
одобрили кредит;
а я ведь не просил!
бессмыслен разговор! —
и слушаю без сил,
и так *роскомнадзор*
им хочется в табло
с двуствольного ружья —
и с шашкой наголо
за Родину, друзья!
...Потом прилечь в тени
и спеть, хлебнув винца:
«Покой нам только сни-
ца, дрип-ца, хоп-ца-ца…»
* * *
Здесь ничего нет медленнее света.
Свет едет по Вселенной — как карета
по бесконечной, например, Руси:
всё едет, едет — тут уже ракета
межзвёздна — а она всё едет где-то!
Тоска такая, господи спаси.
Переставляя знаки, разум гонит
ракету, как карету: гоминоид
придумал палку раньше колеса.
В итоге ничего не происходит.
Как будто кроме света ничего нет.
Один лишь свет без края и конца.
Но всё же возникает временами
мгновенное иное между нами —
быстрей, чем нас соединяет свет.
И едем мы к звезде Аинальрами,
влекомые, как водится, конями
и тем, чему пока названий нет.
Mayday
Точка, линия, точка, линия…
Высоко самолётик летит.
Майский день. Небо синее-синее.
Даже тёплое небо на вид.
Пух откуда-то, чайка, ласточка,
Чайка, ласточка, облака.
А земля с небес — фотокарточка
Пожелтевшая, на века.
Задремав у иллюминатора,
На цветущие смотришь сады.
Просыпаешься в лапах диктатора —
И не знаешь, проснулся ли ты.
Или это, как в детском видении,
Самолётик догнал свою тень —
И полезли из тьмы привидения
В майский день,
в майский день,
в майский день.
* * *
уже от августа устал устал устал
недалеко от сентяб рядом рядом рядом рядом
и на собаку октяб рявкал рявкал рявкал тявкал
и на ступеньках ноя бряк бряк бряк бряк бряк
и всё же выполз к дека брюхом брюхом брюхом
какая долгая зи мама мама мама мама март
вернулись птицы лишь в апреле еле еле еле еле
клянутся маем i am i am i am i am
летает лето отлетает лето тает
сомкнуты августа уста
осенний тембр приобретает
несмелый голос весь в отца
вокруг три радуются тётки
и он насупившись идёт к ним
и нет ни края ни конца
| 
