Сергей Алиханов

Прощание с бумагой

Сергей Алиханов

Прощание с бумагой

* * * И всё корю себя, и всё гляжу назад.
Вертится на губах то прозвище, то имя.
Подруги и друзья, о как я виноват,
Тем, что любил одних,
валандался с другими. Но что я погубил присутствием своим,
Отсутствие моё теперь уж не исправит.
Ведь молодость прошла,
мы проигрались в дым. Забвенье, нищета нам силы не прибавит.
И как ни сожалей о пагубе страстей,
Мы все разделены пространством,
буйством лета, Узорами стрекоз, и тяжестью камней,
И чистотой воды, и донной сеткой света.

* * * И стала Грузия в судьбе необычайной,
Всегда зависимой, но наконец своей,
Из южной здравницы
вновь северной окрайной, Куда за все века забрёл один Помпей.
И сохранить себя ей будет так непросто,
Когда достались ей
крик перелётных птиц, И доля вечная христианского форпоста,
И слабый свет икон,
и сквозняки бойниц...
* * * И как ни назовись чужим по крови братьям,
Но если нет родства, то не бывать стране.
И вот кольцо врагов, став дружеским объятьем,
Так стискивает грудь, что воздух нужен мне.
Чтоб было легче жить, считай, что так и надо.
Чтоб легче помирать, считай, что всё не так.
Не будет — и не жди! — последнего парада, —
Со стапелей в распил отправился “Варяг”.

* * * Подышим осенью, мой друг,
Покурим у времянки.
Ни здесь ли превратился звук
В “Прощание славянки”?
А космы рыжие берёз
Редеют в сизой дымке.
Хоть выложились мы всерьёз,
Остались недоимки.
Мы заняли не мелочась,
А ни за веру пали.
И жёны не прощали нас
И, не простясь, бросали.
Увязли мы в сырой земле.
А марш звучит далёко —
На уходящем корабле
В порту Владивостока.

* * * Адмирал, пианист ли, заводчик — следа не осталось.
Конфискация, ссылка, а по возвращенью — расстрел.
Вся большая семья под кровавую руку попалась,
И лишь по недосмотру отец мой один уцелел.
Поднимая страницы тяжёлых семейных альбомов,
Принимал я в наследство достоинство скорбной семьи.
И когда глуповатый Никита, средь праведных громов,
Открывал всему миру глаза — опускал я свои.
Мне б по Штатам сейчас не спеша колесить автостопом,
Маляром на подхвате сшибать эмигрантский свой грош.
Но я жду—не дождусь, как негромко прикажут “Даёшь!”,
И направят меня комиссаром искусств в Севастополь.

* * * Испустила дух полуторка войны.
На шоссе на Загородном
шило у шпаны — Впилось, как осколок стихшей канонады.
Заменить балон памятнику надо.
И тогда, полуторка, крысу тыловую,
Ты меня подбросишь на передовую,
Где предельно ясно: кто свои, где враг,
И куда вести огонь штурмовых атак.
Прощание с бумагой
Бумага, ущербный носитель,
Желтеющий и дорогой.
К экранам прильнув, потребитель
Расстанется скоро с тобой.
Бумага, горючий, неёмкий
Твой лист подходил для стихов.
Я слушаю шорох негромкий
Ветшающих черновиков.

Очередь за гонораром в “День Поэзии”
Тогда, устав от лет суровых,
Желая просвещенной слыть,
Россия граждан непутёвых
Своих решила подкормить.
Спешили мы со всей столицы,
Стояли, прислонясь к стене,
Свои выпрастывая лица,
Из-под заснеженных кашне.
Там “Юности” один из замов,
Стоял без кресла, просто так.
В углу угрюмо ждал Шаламов,
А Смеляков курил в кулак.
И шёл совсем не по ранжиру
Один поэт вослед другим.
Так начавший стареть Межиров
Был лишь за Самченко младым.
И Мориц бедную пугая
Ухмылкою грядущих мер,
Её в упор не замечая,
Стоял боксёр и браконьер.
И даже прямиком оттуда,
Вновь улетавшие туда,
Своих мехов являя чудо,
Там становились иногда.
В тот зимний день шутила муза,
Долистывая календарь.
Стоял там я, не член Союза,
За мной — Луконин, секретарь.
О, государственной заботы
Благословенные года.
И за недолгие щедроты
Мы благодарны навсегда.

* * * Мне снилась Москва.
Я спешил на вокзал, Скользил и на наледи я расшибался,
Вздыхал, но от выхлопов я задыхался,
И от отморозков в подъезд заползал.
Мне снилась Москва, —
открывал я капот
И днище осматривал в поисках мины.
Я шёл с монтировкою за поворот,
И очередь била из тёмной машины.
Мне снилась Москва, и я другу звонил,
И он мне немедля на помощь являлся.
Он был мне врагом, блефовал и смеялся,
И он за убийство моё заплатил.
Как только упал я, он вещи украл.
Но стоило мне заявить о пропаже —
Проламывал стену спецназ в камуфляже,
И бил, сапогами мне ребра ломал.
И я убегал и средь грязных углов,
Под пиво, рвал воблу и лапал соседку.
Квартиру свою проиграл я в рулетку.
Рулоны бумаги катил со складов.
Составы грузил, а когда перекур,
Я пил кока-колу с рисованной майки.
И вновь сто гринов я давал попрошайке,
Поскольку и не было мельче купюр.
Мне снилась Москва, и несли образа.
Нанизывал ангелов штык обелиска.
Из ящика пьяный муляж Василиска
Всей снайперской кистью
мне тыкал в глаза.

* * * Лифты ГУМа стоят. На прилавках в лифтовых проёмах
Небывалая снедь, средь которой не числится хлеб.
Хоть толпится народ, больше нету торговых объёмов.
Лифты ГУМа стоят, и гниёт на складах ширпотреб.
Сквозь сиянье витрин посмотри на свою заграницу.
После в недоуменье на цифры поморщи свой лоб.
Вместо зимних ботинок купи себе теплую пиццу,
И опять на мороз поминутно сморкаться в сугроб.

После праздников
Сквозь рамы —
стёкол нет на тёмном этаже — Я ёлку кинул вниз
с клочками серой ваты.
Пора и самому пускаться за зарплатой,
Но заниматься чем? — всё сделано уже.
Осели звуки труб и ледяная пыль,
В маршруте долговом
двумерные цистерны, И БАМа посреди вбит золотой костыль.
И подвиг завершён и путь неимоверный.
Из адовых пустот и полостей земли,
Несчитано руды, и газа, и урана,
В кредитной карты код умело занесли,
И взяли в самолет в кармашке чемодана.

Мать
Читала, радовалась, пела,
Росла и крепла со страной.
С живой Волошиной сидела
За школьной партой за одной.
Ты все парады начинала,
Вручала Сталину цветы.
И ты всегда собой венчала
Из физкультурников торты.
Такая преданность и сила
Была в твоём лице простом,
Что даже Мухина слепила
С тебя колхозницу с серпом.
На танцы бегала в пилотке,
Платочек синий был мечтой.
И танцевали патриотки
Лишь под оркестр духовой...
Когда до пятачка с картошкой
Родная сузилась земля,
На мотоцикле под бомбёжкой
Пакеты мчала из Кремля.
И за Кавказом оказалась.
Когда закончились бои,
Держава твёрдо опиралась
На плечи гордые твои...
И вот опять в большой разрухе,
Всем помогала, как могла.
Но у России для старухи
Не оказалось ни краюхи,
Ни даже тёплого угла.
И ощущая виноватой
Себя, сама не зная в чем,
Под флаг
Под звёздно-полосатый
Ты добралась почти ползком.
Забыв года чересполосиц,
Вновь молодою стала мать,
И в океан авианосец
Тебя уходит защищать.

* * * Деньги были с утра,
Мы послали за пивом, за водкой.
Долго длилась игра,
Только жизнь оказалась короткой.
Что зажал в кулаке —
То осталось в последней заначке.
На мороз налегке,
Чтоб встряхнуться от игорной спячки.
Мы сумели прожить
В лживом пламени страсти счастливой.
Будем корку крошить
Над холодным борщом из крапивы.

Сергей Иванович Алиханов родился в 1947 году в Тбилиси. Окончил Грузинский институт физической культуры, служил в армии. Автор четырех книг стихотворений, нескольких повестей и рассказов. Живет в Москве.