|
Об авторе |Татьяна Анатольевна Вольтская — поэт, эссеист, автор двенадцати сборников стихов. Предыдущая публикация — № 3, 2021 «Знамени».
В соответствии с требованиями Роскомнадзора сообщаем, что осенью 2021 года Татьяне Вольтской был присвоен статус "иностранного агента".
Татьяна Вольтская
Маленький акробат
* * *
Мамы с бабушкой нет,
А игрушки на ёлке остались:
Красный волк, Айболит,
Белоснежка мерцают, не старясь.
Маленький акробат
Повисает на обруче смело,
И гирлянда горит:
Ёлка — главное дерево мира.
Между веток с утра
Скачет сердце, синицею свищет,
Ну а если пора,
Если ворон прокаркает вещий,
Мне на помощь придут,
Заслоняя от смерти упрямо,
Золочёный верблюд
И картонная курочка Ряба.
* * *
Задумчиво, неторопливо,
Ощупывая на ходу
Пустые яблони и сливы,
Бревно, замёрзшее в пруду,
Тайком, откуда-то оттуда,
Где патефон, шифон, вельвет,
Где неразбитая посуда
Просвечивает сквозь буфет,
Из тишины, где звон и холод,
Застенчиво слетает снег —
Откуда музыка приходит,
Куда уходит человек.
* * *
Как придёт старухам пенсия —
Всей деревнею гульба,
Да не с танцами и песнями —
Просто светится изба,
На столе бутылка, луковка,
Таракан — и весь уют.
Не подметено — так внуков-то
Всё равно не привезут.
Целых 28 рубликов
Отвалили — повезло:
А на что в газете рубрика
Про счастливое село?
И в сельпо опять потрафили —
Привезли с утра муки.
А по стенкам фотографии —
В гимнастёрках мужики.
Выросли по лавкам тени их —
Время выронив из рук,
Колыхаясь, как растения,
Долго смотрят на старух.
Жизнь разбилась пополам почти —
На когда-то и потом.
Лук, бутылка. Череп лампочки
Под дощатым потолком.
* * *
Вот он, потерянный рай за густой травой.
Здесь проходило стадо на водопой,
Здесь баба Маня утром пекла хлебы,
Плыли окошки на облаках резьбы.
Память-обманка нюхает все столбы
Носом собачьим — если бы да кабы
В сени зайти, где бочка и гроздь корзин,
Ситцевый полог — каждый цветочек синь,
Летней кровати лёгкие паруса,
Мчавшие нас не то чтобы в небеса —
В высь комариной звонницы. И потом,
Сени-то здесь недаром зовут мостом:
Это был мост, уставленный по краям
Тёмными избами с цепью дорожных ям
Посередине (охали старики) —
Улица с огородами вдоль реки.
Дело в реке, конечно. Она несла
Тело деревни, два голубых крыла
Тихо раскинув. С семнадцатого числа —
С пенсии — вся деревня два дня пила.
И всё равно был мост, проходивший вдоль —
Не поперёк — реки, и на крышах толь,
Дранка и шифер стремились куда-то ввысь.
Память-обманка, кругами носись, носись.
Дом, где мы жили тем летом, сгорел дотла,
В доме напротив, в мёртвой воде стекла,
Волнами ходят полынь, иван-чай, осот,
Только река деревню свою несёт,
К сердцу прижав, баюкая, как дитя,
Выше и выше — ракушками блестя,
Отмелью золотясь у большого пня.
Синяя птица реки, унеси меня!
* * *
Давай-ка выпью за победу —
За то, что всё-таки живу,
Что выпало в июне деду
Жевать блокадную траву,
А не лежать во тьме и тлении,
В безмолвии расстрельных ям,
Что воздух вышит птичьим пением,
Как полотенце, по краям.
Провинция
Мостовые — булыжника мелкая рябь,
И так тихо, что хоть проповедуй, хоть грабь,
Пой «Катюшу» — никто не заметит.
Ветер облако пышное месит,
Поднимается небо на лёгких дрожжах,
А на площади пыльные липы дрожат,
И понурился конь у телеги,
Глядя вниз, на булыжные реки.
Вся картина застыла навеки — жара.
У гостиного — в арках петлистых — двора,
Лишь бурьян расторопен и зелен.
Мы с тобою ни хлеба не сеем,
Ни дитя не растим с золотой головой —
Кто бежит в рубашонке его голубой,
Но не к нашим дверям? — А могли бы…
Зной. Собора облезлая глыба.
Нам с тобой не вставать, не ложиться вдвоём,
Что же сердце подпрыгивает воробьём?
Время пухнет — опара густая,
Городок накрывая — такое кино.
Бесноватая муха влетает в окно,
Бьётся в стены и прочь вылетает.
* * *
Вечно как-то запаздываешь с любовью —
То ты сам не тот, то не те объекты,
Будто вечно, голодный, спешишь к застолью,
А приходишь — там уж одни объедки.
И налево метнёшься или направо,
Пред тобою скатерть лежит пустая,
И шумит, шумит над тобой дубрава,
— Поздно, поздно, — кричат над полями стаи.
Начинается осень, и жизнь как будто
Убегает, выскользнув из объятий,
И круги на воде нарезает утка,
И сосна скрипит — тяжело стоять ей.
Всё казалось, пишется предисловье,
Но холодные капли слетели с ветки —
Это ты опять опоздал с любовью
К месту, времени, городу, человеку.
Приходи скорее, пока не рухнул
Снежный сонный занавес многотонный,
Я тебе поджарю картошку с луком
И ладонь накрою своей ладонью.
И пускай округу завалит белым,
Преграждая путь к близоруким далям,
Я согрею чаю — и мы успеем,
Хоть в последний вечер не опоздаем.
* * *
Не выдумывай, не к кому тебе прислониться —
Вот и носись по саду, как птица,
Нарезай круги,
Каждый круг — с красной строки.
А будешь выпендриваться — и сад исчезнет.
В кои веки останься честной,
Не нащупывай рядом ничьей руки —
Нет её. Грейся у печки,
Распечатывай макароны в пачке,
Выходи на крыльцо деревянных своих хором,
Поправляй кольцо на ржавом сезаме
Калитки и провожай глазами
Уходящий за лес Орион.
* * *
Кверху килем на небе просторном
Крыши перевёрнутый корабль.
Я тебе никто, и ты никто мне,
А в глазах — бревёнчатая рябь.
Листья ив на мелких рыб похожи,
А ступеньки от дождя мокры,
И под тонкою небесной кожей
Ходят грома крупные бугры.
Ёлки потянулись караваном,
К стёклам наклоняется вода.
Мы плывём по волнам деревянным
В лес, друг в друга, в полночь, в никуда.
* * *
Ребёнок заперт в теле старика,
Не понимая, где он оказался:
Уснул в деревне: рощица, река,
А пробудился в прериях Канзаса.
И вот он в страхе мечется по сну
И в зеркало с потерянною речкой
Глядит, как в незнакомую страну —
На жёлтый лоб и старческую гречку.
* * *
Забыв ключи, зима вернётся.
Послышится из-за дверей —
Чужая женщина смеётся,
Болтает в комнате твоей,
Кричит из кухни — хочешь чаю?
Порхает, чашками звеня,
И, ей привычно отвечая,
Ты тихо смотришь на меня.
Зима, звеня ключами, тает,
Но льдинка под крыльцом цела.
Густой апрельский снег летает —
Как будто вишня расцвела.
* * *
Просыпаться лень. Уходить придётся.
В ком-то моя песенка отзовётся,
Кто поймёт, как жалко мне покидать
Лёгкие цветные скорлупки дач,
Ручеёк меж старых кроватных спинок,
Бочек, тачек, ёлок, сухих былинок,
Руки, покрасневшие на ветру,
Жизни драгоценную мишуру?
Кто поймёт, как жадно врастают в сердце
Столб фонарный, улица, дом соседский,
Товарняк, по рельсовому лучу
Мчащий. О тебе — вообще молчу.
Да и ты молчи, а не то заплачу.
Погляди, метель накрывает дачи,
Превращая пёстрый наш закуток
В оренбургский белый сквозной платок.
* * *
Спасибо, не умерла — санитарам дюжим
Не пришлось выносить…
И вот я стою под душем
И движенья привычные совершаю,
А душа замирает — девочкою на шаре —
Надо же, чудом не соскользнула.
И рассвет шевелится рыбой снулой,
Мутным глазом то вспыхивает, то меркнет,
Будто тоже сорвался с крючка у смерти.
Небеса распускаются — бледный ирис.
Руки-ноги — стеклянные: надо же, не разбились —
А не то б ты бежал, собирал осколки.
Зубные щётки, дезодорант на полке,
По плечам и коленям сбегает мыло.
Задохнулась бы — если бы не любила.
| 
