|
КУЛЬТУРА
От автора | В основе статьи — доклад на XXV Всероссийском библиотечном конгрессе в г. Петрозаводске 20 мая 2021 года.
Денис Драгунский
Писатель и Интернет, или Реванш неграмотных
Интернет — это моя судьба, это среда, которая меня сделала писателем. Я был филологом, я писал для телевидения и для театра, был журналистом, политическим аналитиком и даже занимался политикой непосредственно, работая в партии «Союз правых сил». Но потом случилось так, что я стал писать рассказы в Интернете — это началось 7 декабря 2007 года — за неделю до моего 57-летия. Так что, несмотря на свои нынешние 70 лет, я еще относительно молодой писатель, у меня всего лишь 13-летний литературный стаж. На одном из популярных в то время интернет-ресурсов под названием «Живой Журнал» (LiveJournal) я начал публиковать короткие заметки беллетристического свойства — смешные, забавные, какие-то эссе, и настоящие сюжетные новеллы тоже. Я совершенно ни о чем не думал, пока их не накопилось более двухсот штук, и тогда издательство «Рипол Классик» предложило мне сделать сборник. Далее появился следующий сборник, за ним третий, а уж потом, после семи книг, изданных в «Риполе», меня взяло к себе издательство АСТ, знаменитая «Редакция Елены Шубиной». Так что я как литератор появился на свет благодаря Интернету. Конечно, у меня был опыт публикаций до этого — не считая журналистики и аналитики, разумеется, — там были несчитанные тучи заметок, колонок и статей, в том числе и весьма серьезных. Но тут речь о литературе.
В конце 1980-х я напечатал два рассказа в журнале «Октябрь». Как отзывчив Интернет, и как молчалива бумага! Молчание в ответ на мои публикации в журнале тиражом под 200 тысяч — было стопроцентным. Никто, кроме двух-трех знакомых, которым я дарил эти номера, не сказал мне ни слова. Ни упоминаний в обзорах, ни писем читателей. А когда я начал вывешивать свои рассказы в Интернете (в том числе и один из напечатанных в «Октябре») — я стал получать отзывы примерно через пять минут после первой публикации. Они были разные. Просто лайк, просто «ого!», просто «ну бред» и, конечно, традиционное в старом Интернете: одобрительное «аффтар, пеши исчо!» — или нахмуренное «аффтар, выпей иаду!». И, наконец, подробные разборы как позитивного, так и негативного свойства. Дело не в том, хвалили меня или ругали, а в том, что была реакция. Моментальная, горячая, заинтересованная. Число моих подписчиков увеличивалось. Сейчас их у меня около 70 тысяч. Конечно, не все они являются активными читателями, но активных читателей у меня примерно тысяч пять — то есть вдвое-втрое, а то и впятеро больше, чем тираж российского литературного журнала.
Недавно у меня был очень интересный разговор с Сергеем Ивановичем Чуприниным. Он сказал: «Как странно, вроде бы все публикуются в сети, кругом сплошной Интернет, а почему-то к нам в “Знамя” стоит длинная очередь желающих просто, по старинке, напечататься в толстом журнале. Несут каждый день, присылают по электронной почте, присылают в конвертах, физически приносят руками — хотят напечататься!» — «Ничего удивительного, — говорю я. — У вас авторитетный журнал, вот они и жаждут напечататься именно у вас». Он говорит: «Да, но когда журнал выходит, то эти авторы, которые так жаждали у нас напечататься, даже не приходят в редакцию получить номер! Какая-то загадка».
А я знаю, почему. Несмотря на то что у меня в Фейсбуке читателей гораздо больше, чем у «Знамени», публикация в толстом журнале, да и вообще публикация «в бумаге» — это сертификат писательской полноценности. Но этот сертификат необязательно держать в руках. Если кто-нибудь захочет купить акции какой-нибудь серьезной компании, нужно просто перевести деньги и получить свидетельство, что акции куплены и вы теперь акционер. Не надо идти получать гербовую бумагу и размахивать ею перед носом друзей и знакомых. Потому что известно — и вы сами знаете, и в реестре отмечено, — что у вас есть эти акции. Точно так же и здесь. Человек опубликовался в журнале «Знамя» — и это сразу становится известно широкому кругу литературной общественности, через сайт журнала плюс через ресурс под названием «Журнальный зал».
Получается как бы «вторичная виртуальность»: вот писатель, которого издают на бумаге, в толстом журнале или в серьезном издательстве. «А где этот журнал, где эта книга?» — «Зайдите на сайт журнала, зайдите на сайт книжного магазина и убедитесь». То есть бумажное издание необязательно держать в руках, но оно должно быть, если вы «настоящий писатель». Когда у меня стали издаваться первые бумажные книги, количество моих подписчиков в «Живом Журнале» и в Фейсбуке сразу же возросло. Я наивно думал, что сейчас они побегут покупать мои книги. Нет, ничего подобного. Они спрашивали: «А где можно скачать бесплатно?». Я говорю — где хотите: пожалуйста, ищите, скачивайте. Я не против того, чтобы скачивали бесплатно, потому что я точно знаю — чем больше у автора пиратских скачиваний, тем больше в конечном итоге (но только в конечном итоге!) его покупают на бумаге. Но важно другое — люди знают, что перед ними «настоящий писатель», которого публикуют на бумаге — и поэтому охотно читают его в сети.
Вот тут возникает самый главный вопрос — так что же такое именно «сетевая литература»?
Это литературный текст, плюс отклики и комментарии к нему. Вывешиваешь короткий рассказ в Фейсбуке — и он тут же обрастает комментариями. Получается какое-то растение — мой рассказ как ствол, а вокруг него начинают расти веточки-комменты, на веточках начинают распускаться новые листочки — ответы на комменты. И вот этот странный куст — текст и комментарии, которые вокруг, — это и есть факт сетевой литературы. Этот куст некоторое время цветет, а потом начинает потихоньку усыхать, терять свежесть. То есть эти комментарии остаются, но они остаются как высохшие, прошлогодние листья. Можно их пересмотреть, конечно. Иногда мне пишут — «не так интересен ваш рассказ, как комментарии к нему». Люди читают и рассказы, и отклики. Участие читателей в дискуссии — обязательное свойство именно сетевой литературы.
Но не самое главное.
Важно понять: «сетевая литература» и «литература в сети» — это совершенно разные вещи. В сети есть все! Однажды мне нужна была — кстати, для рассказа — цитата из Гегеля по-немецки, и я отыскал в сети издание «Логики» 1816 года.
Но Гегель не был сетевым писателем. И сетевым писателем не является современный писатель только потому, что его тексты гуляют по сети. Есть много авторов, в том числе и очень хороших, которые преимущественно в сети публикуются, и активно общаются со своими читателями. Но вместе с тем я бы не отнес их к «сетевой литературе» в полном смысле слова. Попробуем разобраться, в чем тут дело.
Возникновение Интернета и появление социальных сетей — это огромный культурный перелом. Но я бы не стал его сравнивать с изобретением книгопечатания. Это нечто куда более значительное. Ведь на самом-то деле переход от рукописной книги к печатной — это всего лишь технический момент. Первые печатные книги появились в середине XV века, условная дата — 1453–1455 годы, когда Гутенберг напечатал большую Библию, так называемую «Майнцскую». Но еще в первой трети XVI века рукописная книга была в производстве дешевле печатной, и рукописные книги продолжали создаваться — и в русской книжности, и в византийской, которой я занимался всю юность, и на Западе тоже. Во всех библиотеках — огромное количество рукописей XV, XVI и даже XVII веков. В XV веке печатная книга была, скорее, предметом роскоши. Предметом моды, предметом хвастовства, предметом изумления. А если нужен был просто текст, чтобы быстро и недорого, — писали от руки, пока типографии не набрали мощности.
Тексты «рукописного периода литературы» ничем не отличались от текстов «печатного периода литературы» — да и нет таких периодов.
Возникновение Интернета и социальных сетей — это такой же великий культурный перелом, как переход от устной литературы к письменной. Появились совершенно новые жанры и появилось совершенно новое распределение ролей писателя-читателя-критика-книголюба и так далее.
Что было в устной литературе? Песни, короткие притчи, стихотворный эпос — героический, мифологический, исторический. Но в устной литературе невозможна проза — хроники, новеллы, романы, философские трактаты, эссе, лирическая поэзия. Это возможно только при наличии письменности; практически весь нынешний репертуар жанров создан в эпоху письменной литературы.
Но вот что самое главное. Сетевая литература в своей совокупности, весь этот словесный поток ниагарского напора — давайте говорить прямо — это реванш неграмотных. Месть за три тысячи лет угнетения. Потому что, когда была изобретена письменность и письменная литература, наступила эпоха грамотеев. До этого творцом литературы выступали все — в буквальном смысле слова. Старинные народные песни — они ведь и впрямь народные, они слагались всеми вместе, у околицы, у костра, во время охоты. Притчи рождались из поучений стариков. Сказки и былины передавались из уст в уста, бесконечно видоизменяясь. Творцом той литературы был народ в реальном плюралистическом качестве, то есть все и каждый. Стать со-творцом песни или сказки — это не требовало никаких особых качеств.
Но когда возникла письменная литература, то появилась сегрегация на тех, кто может писать красиво, складно, грамотно, четко, развивая свою мысль, внятно описывая приключения героя (в романах) — и тех, кто этого не умеет, кто лишен таланта, не обучен. В общем, это была эпоха господства грамотных. Неграмотные молчали.
Во времена сумасшедших газетных тиражей — ну, скажем, в СССР, где «Комсомольская правда» выходила тиражом 20 миллионов экземпляров, — были и письма читателей. Неграмотным тоже давали слово. Но что нужно было, чтобы письмо читателя появилось в газете? Актуальность, политическая зрелость, интересная фактура, немного критики и недовольства, при этом некоторая наивность… Такое письмо проходило сквозь плотные сети и фильтры, его выбирали, причесывали, редактировали, согласовывали — и наконец оно появлялось на газетной полосе. А как было трудно напечататься начинающему писателю! Статус «графомана» был учрежден только в конце XIX века, тогда же и придуман сам термин. Кто такой «графоман»? Это вовсе не «плохой писатель». Это тот, кто хочет напечататься и атакует редакции, несмотря на отказы.
Но вот, наконец, наступил Интернет, цифровая эпоха и сетевая литература.
Человек пишет в Фейсбук или Телеграм — и его «письмо читателя» безо всякой редактуры сразу читают тысячи, десятки тысяч людей. А если речь идет о таких сетевых ресурсах, как Инстаграм или ТикТок — то уже миллионы, а то и десятки миллионов.
Все пишут. Пишут все. И никто, как нынче говорят, «не заморачивается» насчет связной речи и грамотного письма. «Не старый режим!»
Всеобщая доступность публиковаться — тоже важное свойство сетевой литературы. Когда я писал этот текст, я отвлекся на минутку, заглянул в Интернет и зашел на два чудесных ресурса — stihi.ru и proza.ru. Итак, к 12:00 20 мая 2021 года на ресурсе stihi.ru были зарегистрированы 1 165 423 поэта. Прозаиков вдвое меньше. На proza.ru — 511 611 прозаиков. В сумме — более одного процента населения России.
Цифры впечатляют. Хотя, конечно, мало кто это читает, кроме друзей и знакомых: там есть группы взаимных поклонников.
Естественно, хорошо, что люди пишут стихи и прозу — неважно, какого качества. Говорят, что Шостакович очень не любил слушать музыку молодых дарований. Но один молодой талант сумел прийти к нему домой и сыграть свою сонату. Шостакович слушал, обняв свои худые локти, а когда тот, закончив играть, спросил: «Дмитрий Дмитриевич, ну как?» — Шостакович ответил: «Очень хорошо! Гораздо лучше, чем водку пить!». То же самое можно сказать о сетевых авторах — лучше сочинять, чем пить и бедокурить. Однако иногда там появляются очень интересные вещи. Какой-нибудь странный стишок вдруг становится вирусным, то есть тотально популярным.
Она не была в Эмиратах,
Не видела Рим никогда,
И вряд ли увидит когда-то —
Ей не с кем оставить кота.
Ей снится порой на рассвете
Родной ее город Чита.
Она и туда не поедет —
Ей не с кем оставить кота.
А боль, словно острая спица,
Засела в районе хребта.
Но как она ляжет в больницу?
Ей не с кем оставить кота.
Ей скоро уже девяносто.
Она доживет и до ста.
Секрет долголетья? Все просто —
Ей не с кем оставить кота.
Написала его мало кому известная, очень серьезно-лирическая поэтесса Вера Бутко в октябре 2020 года. Теперь это знают и повторяют все. А вот в марте 2021-го я совершенно случайно нашел замечательное стихотворение, в духе Юрия Одарченко, русского эмигрантского поэта 1930-х («Стоит на улице бедняк, и это очень стыдно, я подаю ему пятак, и это тоже стыдно…»). Но вот поэтесса из stihi.ru (из «Стихиры», как говорят в сетевом народе) по имени Наталия Бакулина написала, на мой взгляд, превосходное стихотворение:
А вы мне подали пальто.
Смотрю — пальто совсем не то.
Но я решила — ну и что?
Мне так понравилось пальто.
Ведь мне такое, может быть,
не выйдет в жизни поносить.
Не отвести ведь просто глаз!
А вся ответственность — на вас.
Я, может быть, решила, что
Вы подарили мне пальто.
Чтоб лучше я смотрелась в нем.
Все — вы! А я тут ни при чем.
Сетевая литература на 99% — непрофессиональная в обоих смыслах слова. Сетевые писатели не зарабатывают деньги литературным трудом и не занимаются этим много и прилежно, не стремятся напечататься в хорошем журнале. Они пишут, сознавая несерьезность своего увлечения.
Есть давнее деление литературы на «серьезную» и «массовую». Принято считать, что массовая литература — это то, что читают непритязательные массы, а серьезная литература — это чтение для умных и образованных людей. Статистически это так, но это не главное. Эти две литературы отличаются не только и не столько тиражами и популярностью, сколько внутренней ценностной структурой.
Массовая литература — очень позитивна. Она утверждает вечные ценности. В массовой литературе сыщик обязательно ловит преступника, девушка дожидается своего жениха, а злая разлучница остается на бобах. Короче говоря, зло наказывается, а добро торжествует. В массовой литературе четко проводится разделение между истиной и ложью, прекрасным и безобразным, добрым и злым.
Совершенно иначе устроена серьезная, она же фундаментальная литература, или «боллитра», как иронически называют ее в сети. Если массовая литература утверждает, то серьезная литература задает неудобные вопросы, ставя под сомнение вечные ценности. И, может быть, именно поэтому она не столь популярна. Люди в большинстве своем все-таки жаждут нормы — или того, что они считают нормой. Лжец должен быть разоблачен, преступник пойман, а верность — вознаграждена.
Конечно, есть фундаментальные, серьезные книги, которые при этом издаются и раскупаются громадными тиражами. Например, «Анна Каренина». Но если внимательно всмотреться, «Анна Каренина» — это очень позитивный текст, отвечающий самым что ни на есть мещанским, они же народные, они же «вечные», — представлениям о морали. Недаром Некрасов написал знаменитую эпиграмму: «Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом, что женщине не следует “гулять” ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом, когда она жена и мать». Даже в таких, казалось бы, расшатывающих все привычные ценности романах, как «Братья Карамазовы» или «Бесы», ясно слышен голос автора, который за добро. Массовым успехом пользуются только те книги, которые за все хорошее и против всего плохого. Поэтому, например, «Посторонний» Камю, или «Смерть в кредит» Селина, или романы маркиза де Сада массового успеха снискать не смогли.
Но что же такое сетевая литература в смысле ценностей?
Итак, есть массовая литература, где автор — за торжество добра, истины и верности. Есть фундаментальная, серьезная, «большая» литература, где писатель задает вопросы: а чего стоит любовь, а чего стоит верность, а почему бы мне не предать родину, если родина столько раз предавала меня, и так далее.
А сетевая литература — это третья позиция: автору все равно, автору просто интересно. Забавно. Занятно. Представим себе смертельную автокатастрофу на улице. Кто-то бросается на подмогу — искусственное дыхание, вызвать скорую помощь, полицию. Кто-то, стоя на тротуаре, цинически размышляет: «Ты мчался на дорогом “Мерседесе”, то ли к красивой женщине, то ли на деловую встречу, а теперь лежишь в луже крови, и последний бомж счастливее тебя». Но есть и граждане третьего сорта — которые выхватывают свои смартфоны и начинают снимать видео…
Сетевой автор — это человек, который, как правило, отстраняется от какой бы то ни было нравственной или даже эпистемологической (в смысле «правда это или неправда») оценки ситуации. Он просто рассказывает о том, что в данный момент его забавляет. И это, как ни странно, имеет тоже большой успех, потому что все кругом за добро, все за правду, но при этом они сильно устали. Главным призывом стало «не грузись», «не заморачивайся», «оттянись», «развлекайся». А главное, «будь самим собой» — то есть, будь веселым бездельником. Не раз приходилось слышать, что вот, мол, наши родители трудились, работали, ну и чего они заработали? А я бабушкину квартиру сдаю и живу в тропиках, и мне хорошо, а вы все дураки. Такой общественный настрой существует, и он отражается именно в сетевой литературе.
Но самое главное: сетевая литература во всей своей массе — это тот самый голос, который получили неграмотные, необразованные и зачастую в моральном смысле неотесанные люди (если же они вдруг начинают морализировать, то это вообще за гранью пошлости). Это, повторяю, реванш неграмотных. И поэтому людям литературы, людям образованным, гуманитариям, учителям, работникам библиотек, хранителям книжной традиции — надо выработать какое-то отношение к этому. Просвещать, объяснять, воспроизводить высокие стандарты. Легче всего поднять руки вверх и сказать: «Это объективная реальность!» Ничего страшного. Гунны тоже были объективной реальностью — ну и где они?
|
