Об авторе | Евгений Вячеславович Бесчастный — поэт. Родился в 1988 году в Севастополе. С 1991 года жил в Бресте. В настоящее время живет в Санкт-Петербурге. Преподаватель английского языка. Стихи публиковались в журналах «Артикль», «Homo Legens» и «Новая Юность», на интернет-порталах «Textura», «Litradio.by», «ЛiтРАЖ», «Сетевая словесность», «Формаслов», проза — в журнале «Этажи», на интернет-портале «ЛiтРАЖ». Участник 20-го Международного Форума  молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья, (Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ),  21–27 марта 2021 года,  Звенигород, семинар отдела поэзии журнала «Знамя».

Евгений Бесчастный

Проверить, всё ли это я

* * *

— Как человек, у которого нет дома,

человеку, у которого нет дома, скажу:

мне знакома твоя истома.

Это банальная, в общем, история.

С детства мне снились леса и степи,

и дорожные знаки. Но беглому узнику

нет звука милее, чем лязганье цепи.

И рокот вокзала я слышу как музыку.

— Музыка существует, пока её слышно,

поэтому не улетай далёко.

У меня же есть дом, но он так далеко, что смысла

в нём не больше, чем в звёздах над этой железной дорогой.

Я смотрю на них, и иного нет возвращенья,

кроме застрявшего в световых годах взгляда.

Так вину за свободу опережает прощенье,

хабарём ложась в глубокий карман бушлата.

* * *

Жить — обижать просто так божьих тварей.

А ночью вдруг вспомнится, как ни за что

мальчика в первом классе ударил,

на снег повалил, оторвал от пальто —

будто нечаянно — как его... хлястик.

Он только моргает, мол, как я пойду домой?..

И ты не ответишь. И пыль галактик

горит над его, над твоей головой.

* * *

кто стучит в мою дверь в позабытой ночи,

когда выйду спросонья курить?

это я, но другой, потерявший ключи,

не умеющий правильно жить.

не умеющий жить, но когда, боже мой,

я умел не петь невпопад?

психанувший, сбежавший, с повинной домой

воротившийся ночью назад.

и уставлюсь на дым, изучающий тьму,

и стучусь в закрытую тьму,

испугаюсь и не открою ему,

а возьму и открою ему.

кто живёт в этом стрельчатом зданье огня,

как в бутылку вмурованный джинн?

и зачем он живёт? как он там без меня?

как он там существует один?

Не элегия

тебя по имени так редко я зову:

мне ли объять всё детским словом «Оля» —

птиц в мокрых окнах, в лужицах листву,

и отражённую, и ту, что на плаву?

всё — безымянная чарующая воля.

когда проспектами бредём, к крылу крыло,

и отражаемся к витрине от витрины,

элегия мне ластится тепло

дождём и шёпотом, словно прошло

то, чего не было. шуми, послушное ветрило!

шуми, пока мы облаками поплывём

навстречу, так неназванно и долго,

все отражатели, сливаясь, обогнём,

в ту ночь, когда ты обратилась за огнём.

и вот огонь. храни. грей руки. Ольга.

* * *

1.  Я забываю отвечать на письма.

Друг пишет: «Эй, чего не отвечаешь?!»

Я был уверен, что ему ответил.

Оказывается, мне приснилось...

2.  …Конечно, я писал ему о снеге.

Писал вполголоса, словно о смерти…

…О, жить бы себе нежным домоседом!

Не протестуя всем своим гастритом

против яичницы и бутерброда,

валяться бы в постели до полудня!

Смотреть в окно, закутавшись в две кофты,

поскольку из щелей так сильно дует,

как между лютыми Харибдою и Сциллой.

А за окном, от ночи запотевшим,

нагроможденье крыш, как будто саклей,

торчат антенн обломанные сабли,

и невский ветер заперт в каменных колодцах,

потусторонний сумрак чёрных лестниц

и нервный лязг цепочек Мандельштама,

и рокоток расстрельных разговоров.

3.  …Следы красивых заспанных художниц

под томным грузом неизбывного сомненья.

Следы рок-музыкантов беспризорных,

чей бич — пренебреженье гигиеной.

Следы чудаковатых иностранцев,

несущих орган фотоаппарата.

Следы бригад строителей-узбеков,

и пролитого кофе, и шавермы.

Следы интеллигентов достоевских,

библиотекарей и дворников-поэтов,

чьи бороды санкт-петербургских туч обширней.

Следы полиции, собак, экскурсий

и юных менеджеров позитивных.

Следы риелторов, следы бездомных

и тучных продавщиц с осанкой барынь,

у входа в магазин курящих крепко.

Следы поджарых порнорежиссёров

и режиссёров камерных театров.

Следы мужчин очень серьёзных, смуглых,

насвай закидывающих на ходу за щёку.

Следы, следы, следы, следы. Следами

снег девственный распят, и стал похож он

на небо, что у нас над головами,

где тупики, развязки, перекрёстки

все занавешены миролюбивым серым.

И в слепоте младенческой все так похожи!

4.   Но самыми глубокими следами

снег покрывают петербургские старухи.

Простые ленинградские старухи

с клюками и с большими рюкзаками,

тяжёлыми, как Исаакий.

Их долгий век не отыскал прорухи

на них. Ни юность, поражённая проказой

блокады, ни ярмо фабричных будней,

ни тараканы грязных коммуналок,

ни кандалы разлуки безнадёжной

с детьми, что распылились все по свету,

ни чёрных дней бездонные колодцы,

ни пенсия, самих их меньше, —

ничто из них — так кажется — не вырвет

хотя б одной слезинки. Только ветер,

мороз и снег. Но это всё же Питер.

5.    Старухи храбро шествуют на красный,

и ни один водитель не сигналит.

Лишь фонари качаются над ними,

большие подвесные, над дорогой,

словно глаза огромной рыбы древней.

Мне нравится их выговор чеканный,

фонетика пустого Ленинграда.

Теперь такое мало где услышишь.

Поэтому при случае стараюсь

их слушать: так величественны звуки,

словно прощая отпускают. Если еду

в вагоне метрополитена, уступаю

сиденье, чтобы их «спасибо»

меня опять овеяло молчаньем

цветов забытых из парадных дымных

и писем, долгих писем без ответа.

* * *

На тусклой заре в поисках хлеба насущного

Курят, плюют и о чём-то толкуют хмуро

Серые, как карьеры песчаные, грузчики.

И вот наконец прибывает фура.

Ловко шнуры извлекает водила-архаровец,

То с матерком, то с присказкой, то с анекдотом,

Клеёнку распахивая, как театральный занавес.

И все гадают — что там?

Там поездов полуночных рёв, расслабуха в пятницу,

Похмелье в субботу.

Годы бессонные всё не кончаются, тянутся,

Очень долгие годы.

Женщин кривые усмешки усталые,

Усталые дикие дети.

А как пойдёшь по весне, где дороги талые,

Так проклянёшь всё на свете.

В мутном окне занесённая снегом мусорка,

Куда столоваться пёс ковыляет тощий.

Слишком серьёзная, хриплая музыка.

Везде эта музыка. И ты один остаёшься.

Напарники

…а имя его узнаешь по синим

буквам на пальцах, умеренно волосатых.

Впрочем, он опередит, «Василий»

произнеся, — и слово имеет запах

горя на воле, вчерашнего дня, угара,

тождества тупика и бездны.

Сколько в миру я слонялся, ведомый даром

напрасным, ненужным… Теперь он любезно

больше веса берёт на себя. С двух концов рояля

сошлись, как к барьеру два дуэлянта.

Двадцать пролётов — к свободе; его роняя,

от правд обеих оставим лишь мокрые пятна.

Мы одинаково плохо учились в школе,

противоположным вещам. В небо серое жмётся

верхний этаж этой многоэтажной юдоли

красным рассветом в далёком городе солнца.

Собеседование

Собеседование! Все по местам! Начинаем расследование!

Господа кандидаты-завсегдатаи,

настроенные на успех, как сектанты — на

спасенье души. Шутки в сторону! Шутки в сторону!

Стол длинней, чем паром Харона. Влетают вороны.

Добрый день, господа приезжие лешие!

Были ли у вас в роду сумасшедшие?

Кем вы видите себя через пять лет?

Зачем от мёртвых остаётся скелет?

Интересует ли вас карьерный рост?

Произнесите аутентичный грузинский тост!

Почему на прошлом месте не сложилась карьера?

Нет ли у вас с собой револьвера?

На что вы ради клиента пойти готовы?

Почему вы материтесь, как грузчик портовый?

А, вижу в анкете, вы и есть грузчик.

Жизнь, с позволенья сказать, чемодан без ручек.

Имеется ли у вас личный автомобиль?

Что после вас останется? Пыль?

Ложились ли вы со своим полом в кровать?

На Васильевский остров придёте ли умирать?

Ну же, вы же лингвист, а не можете и двух слов!..

По какую сторону флейты вы в произведении «Крысолов»?

Чем вы можете быть полезны нашей компании?

Зачем вам ковырянье и самокопания?

Подчеркните хобби: дайвинг, руфинг, скейтбординг, ролики, паркур, парашют.

С которого разу вам бабы обычно дают?

Согласитесь ли сделаться дилером шмали?

Почему вы решили стать тем, кем вы стали?

Почему вы решили, что другие за вас решали?

Почему вы решили? Почему ты решил, что режим этот нерушим?

Почему это вы несговорчивый, как полено?

Какого хрена? Какого хрена? Какого хрена?

Вы понимаете, насколько всё это серьёзно?

Вы не понимаете, вам уже слишком поздно.

Спасибо! Вам остаётся пройти символический тест,

Пока этот коршун вашу печёнку ест.

Нужно быть бодрячком, сохраняйте всегда позитив!

Оставьте заявку, наш веб-сайт посетив.

Почему вы уволились с прошлого места работы?

Хоть раз посмотри на себя и ответь себе, кто ты.

Наказывали ли вас в детстве ремнём?

Жалко, что мы умрём.

* * *

Присниться раз и навсегда

печальным этим берегам,

где всё погосты, поезда,

всем снегирям и всем снегам.

И всех-то дел — не есть, не спать,

то встать пройтись, то снова лечь.

И всех-то дел, что только ждать

речь, как реке всех дел что течь.

В неё, как в зеркало, смотреть

проверить, всё ли это я.

И ждёт лишь белой ночи медь

с прохладой чистого белья.

* * *

Теперь, когда мне ближе к сорока,

чем к двадцати, где всё ещё парю,

я вдоль зеркальных билдингов брожу,

как Джойс по Дублину (сказал другой поэт),

шаги подстраивая под щелчки

большого маятника Фуко.

Зайду ли в аккуратное кафе,

где вилок звон и телевизора бабай,

смотрю ли, как солдат, перед собой —

уже боюсь: любви мне не сносить!

И всё стремится к странному концу,

но не завершается никак.

Стихи приходят в виде лишь одной

строки, и то успеть бы записать,

как будто бы горит в твоих руках

бумага — пламя хочет и тебя!

Теперь стихи — что бережно писать,

и складывать в старательный альбом,

что их с улыбкой Будды жечь,

укоренившись в мраморном углу

на метрополитеновских ветрах.

                                               Санкт-Петербург