Легкая рука. Рассказ. Вадим Муратханов
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 11, 2024

№ 10, 2024

№ 9, 2024
№ 8, 2024

№ 7, 2024

№ 6, 2024
№ 5, 2024

№ 4, 2024

№ 3, 2024
№ 2, 2024

№ 1, 2024

№ 12, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Об авторе | Вадим Муратханов — поэт, прозаик, переводчик. Родился в 1974 году во Фрунзе (ныне Бишкек). В 1990 году переехал в Ташкент, где окончил факультет зарубежной филологии Ташкентского государственного университета. Автор восьми книг стихов. С 2006 года живет в Московской области. Последняя публикация в «Знамени» — рассказ «Луна желаний» (№ 8 за 2020 год).




Вадим Муратханов

Легкая рука

рассказ


Кладбище лежало в самом центре города, там, где в других городах обычно шумят торговые ряды, бьют фонтаны и дети на заплетающихся ножках тянут руки к неторопливым откормленным голубям. Зеленая тишина обступала внезапно, разом отменяя гуденье машин, музыку с городского пруда и бесчисленные дела, которые только что казались важными и неотложными.

Мила любила по пути на работу проходить через кладбище. Иногда она зачитывалась полустертыми табличками, прятавшимися за старыми березовыми стволами, забывала о времени и выслушивала потом замечания от начальства.

Работу свою Мила любила не очень, но раз в три месяца она доставляла ей радость. Это случалось, когда она стригла Гошу — невысокого парня с густыми черными волосами, отдаленно напоминавшего молодого Аль Пачино. Гоша никогда не изменял ей с другими парикмахерами. За разговорами с ним время текло незаметно, стрижка в итоге длилась в полтора раза дольше, чем положено, и администратору приходилось извиняться перед всеми следующими клиентами, записанными на этот день.

Не дойдя трех шагов до вешалки, Гоша бросал кепку, и она неизменно повисала на крючке быстро затухающим маятником.

— Эн-Би-Эй — это просто фантастика, — комментировал свой бросок Гоша и шел к привычному креслу, где на узкой полочке под зеркалом теснились одеколоны, фиксаторы и всегда на три четверти пустая пластмассовая бутылочка с розовым шампунем, которая смешно хрюкала, когда Мила выдавливала из нее влагу на Гошину голову.

— Время сейчас интересное, — говорил Гоша, пока Мила колдовала над его шевелюрой. — Кукушка валит петуха за то, что валит он кукушку. Но можно очень быстро подняться, если делаешь все по уму и поддержка достойная. Один кадр придумал майки на Лужниках продавать с принтом «Нет в жизни щастья». Именно так, через «щ». Через три месяца глядь — у него двухкомнатная на Соколе. Мы вот сейчас с пацанами бойцовский клуб открываем — рыцарские велотурниры. Едут навстречу друг другу двое, с деревянными копьями наперевес. Кого из седла вышибли, тот проиграл. На бабки, естественно, со ставками, все дела. Заявки уже пошли. Осталось поляну найти и правила прописать. А ты давай не зависай, состригай с меня мои темные мысли.

Одноногий вентилятор в углу неутомимо крутил полупрозрачной зарешеченной головой справа налево, слева направо, по паре секунд задерживая взгляд то на хриплом транзисторе с отставленной вбок антенной, то на пожелтевшем фото глянцевого красавца с лакированным зачесом.

— Сейчас такая масть пошла, что надо не скулить, а крутиться не останавливаясь, — продолжал Гоша. — Остановился, уперся во что-то одно, задумался о делах своих скорбных — и все, тебя зажевало. У меня друг, дизайнер, браткам офис оформлял. Ну, они его, естественно, кинули. Так он в знак протеста голодовку объявил. Дурацкий, если честно, способ протеста. Он уже неделю продержался, но браткам-то по барабану.


              That’s me in the corner

              That’s me in the spotlight

              Losing my religion

              Trying to keep up with you


— надрывался хриплый транзистор.

— А ты слышал, — ненавязчиво меняла тему Мила, — к нам Бутусов 17-го приезжает. Светка мне два билета предлагает за полцены. Думаю, взять, что ли.

— Бутусов — это ладно. Я один раз на «Пинк Флойд» попал почти бесплатно…

Иногда Мила пыталась представить Гошу у себя дома, но каждый раз у нее выходило, что он сидит посреди ее комнаты в парикмахерском кресле, она его стрижет, а он рассказывает свои интересные истории.

— Прикинь, он в постели с любовницей, в самый разгар входит жена. А он ей как в кино: «Постой, Настя, это не то, что ты думаешь! Я тебе сейчас все объясню». Вот этого «объясню» она ему простить не смогла. А так бы, может, еще пожила с ним какое-то время. Слушай, у тебя же рука легкая, скажи: рубли или доллары?

— Я ж не в курсе, о чем речь. Спросил бы еще: кошка или собака.

— Ты не понимаешь, нам с ребятами для дела нужно. Просто выбери что-то одно.

— Ну, допустим, рубли.

— Рубли, говоришь? Может, ты и права.

Расплачиваясь, он обычно приговаривал, выкладывая купюры:

— Это за себя, а это за того парня.

— За какого того? — удивилась Мила после их первой стрижки.

— За того, который тебя из зеркала глазами ест, пока ты этого типа стрижешь, — объяснила администратор. — Подпал, значит, под твои чайные тары. Приходите еще, — кивнула она Гоше. — Доступ к лету — дело серьезное, его абы кому доверять нельзя.

— Приду, куда я денусь. Ваш салон для меня — место силы. А еще у вас тут «Шипром» пахнет, как в доме моего деда.


С годами интерьер салона менялся, но постепенно, так что перемены не мешали постоянным клиентам чувствовать себя в нем как дома. Обязанности одноногого вентилятора взяла на себя прилипшая к потолку сплит-система. Глянцевого красавца с зачесом вытеснил сертификат в деревянной рамке, который вручили Миле за участие в международном семинаре стилистов. Хриплый транзистор заместили панельным, на полстены, телевизором. И только поперек соседнего с Милой кресла по-прежнему лежала дощечка — аккуратный лакированный насест для малышей. Гошу в детстве сажали на такой в парикмахер­ской. Но за все время, пока он стригся у Милы, он ни разу не застал на дощечке ни одного ребенка.

— Модельную, как обычно? — спрашивала Мила.

— Ты, наверное, всех мужиков стрижешь под одну гребенку?

— Сейчас многие модельную просят, я на ней уже собаку съела. Могу с закрытыми глазами.

— Зачем же с закрытыми? Я хочу видеть твои глаза.

— Мила, ты мою ложную чашку не видела? — заглядывала к ним администратор. — Второй раз за утро теряю. Это у меня что-то вернологическое, не иначе.

— В жизни все просто, — рассуждал Гоша. — Есть потребность — и есть ее удовлетворение. Главное — понять, чего ждет пипл в данный момент, и дать ему, чтобы схавал.

«Вари, горшочек, вари», — подстегивала себя Мила. Ей давно уже пора было делать что-то со своей жизнью.

— У нас с пацанами сейчас новый проект — «Эмоции на дом», — рассказывал тем временем Гоша. — Текст объявления такой: «Квалифицированный артист-аниматор приедет к вам в любое время, чтобы поднять или разделить ваше настроение. Расскажет забавную историю, анекдот, поиграет с вашим ребенком, споет песню или просто составит вам компанию. Быстро, недорого, безопасно. Интим не предлагать». Ищем сейчас подходящих артистов. Тут главное, чтоб чувак на позитиве был, мог импровизировать и не тормозил — умел, если что, с праздника на траур переключиться.

— Ну и жара сегодня, — замечала Мила, расстегивая верхнюю пуговицу на блузке. — Ты на пруд ходишь по выходным?

— Там в выходные шашлычники — не приземлиться, дым коромыслом. Страна Мангалия. Разве что в будни, да и то некогда, если честно.

— А на море этим летом не собираешься? Светка мне, кстати, горящую путевку предлагает в Египет, на двоих. Вот думаю.

— Красное море — зачетное место. Я тебе рассказывал, как поехал там нырять с катера, а меня в море забыли?

«Я помню все твои трещинки», — уверяла в телевизоре Земфира.

— У меня знакомые есть, муж и жена, — рассказывал Гоша. — Он филолог. Квартирка у них тесная, а книг много. Жена устала через книжки перешагивать, связала в пачку самые толстые и вынесла за угол. Через час муж с работы возвращается — в руках у него эта самая пачка. А сам весь сияет: «Смотри, — говорит, — кто-то выбросил. И книги такие приличные». Слушай, легкая рука, помоги выбрать: Электросталь или Электрогорск?

— Электрогорск.

— Электрогорск, говоришь? Ну что ж, попробуем…


Мила идет на работу через кладбище. Утро холодное и ветреное, поэтому она не задерживается надолго среди покосившихся крестов и берез. Над головой сквозь поредевшую листву она видит окаймленный пенными облаками овал чистого неба, похожий на голубую лагуну.

У входа в салон дорогу ей перебегают две собаки, одна вслед другой. «Ромео и Джульетта», — думает Мила, хотя на самом деле это два кобеля.

Гоша опаздывает на десять минут. Он подходит к вешалке, вешает на крючок вязаную шапочку и приглаживает пятерней свои поредевшие волосы.

— Как здоровье? — встречает его администратор.

— Живой, — поморщившись, отвечает Гоша.

— Я тоже в прошлом месяце переболела. Обаяние не пропало, только вкус теперь слегка извращенный.

Мила улыбается Гоше, но он об этом может разве что догадываться.

— Из одежды на ней была только маска, — шутит он вместо приветствия. — А прическа-то у тебя новая. Сама себя стригла или добрые люди помогли?

— Светка постригла. И покрасила заодно.

Накануне Мила постаралась, чтобы Гоша не заметил ее пробившуюся вдруг седину.

— А я думал, ты как врач-полярник в Антарктиде. У него аппендицит был, а врачей, кроме него, на станции нет. Так он сам себя разрезал и заштопал перед зеркалом, под местным наркозом.

Мила вспоминает, что уже слышала от Гоши эту историю.

— Про теорию пяти рукопожатий я рассказывал? От любого человека на земле тебя отделяет не более пяти рукопожатий. То есть четыре человека, которые пересекались друг с другом хотя бы раз. Раньше эта теория всех умиляла: как же, все люди братья. Но при эпидемии она работает в минус — братья превращаются в разносчиков. Поделись заразою своей — и она к тебе не раз еще вернется... Знаешь, когда отворачиваешься от жизни, она отворачивается от тебя еще быстрее. Но мне, если честно, уже по барабану. Я примерно понял, как тут у вас все устроено.

В салоне повисает неловкая пауза, Мила пытается сменить тему:

— Моя бабушка говорила: «Ты будешь пить сок, чистить зубы, делать зарядку до самой смерти — и все у тебя будет хорошо».

— Мне недавно сон снился: я бегу марафон и всех обгоняю. Вдоль дорожки народ толпится, зрители меня фоткают, флажками машут, соперники дышат в спину. И вдруг тишина. Я один бегу по тропинке в каком-то поле, вокруг ни души. Бегу, бегу, потом останавливаюсь.

— Я тут подумала, может нам…

— Не надо.

— Я просто хотела…

— А вот это попробуйте, — шутит Гоша, как в старой советской комедии, и сам же смеется — дольше, чем заслуживает его шутка. — Выбери одно: верность или физиология?

— Верность, — пожимает плечами Мила.

— А вот и не угадала.


Через неделю парикмахерская, где работала Мила, закрылась на карантин. И хотя пару месяцев спустя она открылась за углом, в здании, где арендная плата была в полтора раза ниже, Гоша никогда больше не стригся у Милы. Они по-прежнему жили в одном городе и иногда, чтобы срезать путь, пересекали старое кладбище. Но в разное время.





Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru