НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Радость соучастия

Александр Чанцев. Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка. — СПб.: Алетейя, 2020.

Новая книга Александра Чанцева — япониста, писателя, литературного критика и человека энциклопедической широты познаний — вобрала его тексты последних пяти лет. Предыдущая нон-фикшн книга Чанцева «Когда рыбы встречают птиц» вы­шла в далеком 2015 году и включала, помимо текстов о литературе, работы о музыке и кино, а в 2018-м появился сборник прозы «Желтый Ангус». В «Ижицах на сюртуке из снов» Чанцев проявляется и как автор литературно-критических материалов и эссеистики, и как прозаик, и как личность.

В «Бибихин: но поэзия!», одном из самых ярких текстов первого раздела — «Перечитывание», Чанцев пишет о переиздании книги «Другое начало» знаменитого философа («и филолога, и практически поэта», — так и хочется добавить) Владимира Бибихина. Работы Бибихина в последние годы заслуженно вышли на новый виток популярности: выпускаются книжные издания лекций, переписка с Ольгой Седаковой, готовится тематический номер журнала «Философия. ВШЭ» о наследии Бибихина. Чанцев читает сборник «Другое начало» с горьким любопытством, ведь множество мыслей Владимира Вениаминовича созвучны нашему сложному времени. Так, споры «патриотов» и «западников», кажется, не утихнут уже никогда. Впрочем, прежде чем давать оценку событиям, необходимо работать с оптикой взгляда — иногда вещи, сначала кажущиеся ужасающими, при более пристальном рассмотрении оказываются как минимум неоднозначными. Бибихин, точно показывает Александр Чанцев, «и те и эти и не те и не эти. Потому что у “тех” и у “этих” слишком много плюсов и минусов, своих и чужих». Этот философ, один из любимых мыслителей автора книги, крайне далек от навешивания ярлыков. Своими негромкими и важными вопросами («А так ли хороши были знаменитые реформы Петра Первого?»; «А пришли ли мы после распада СССР к истинной свободе и что такое “свобода”»?) Бибихин апеллирует и к разуму, и к ощущениям читателя, а Чанцев, в свою очередь, точно так же не дает жестких ответов на вопросы мыслителя, поскольку сам факт такого вопрошания, если не вечного, то уж точно затянувшегося, для него тревожен.

Чанцев с почтением и вниманием пишет и о фигурах, которые принято называть спорными и неоднозначными, — об Эмиле Мишеле Чоране, об Эдуарде Лимонове, о Дмитрии Галковском. Автор с иронией говорит о тех, кто о Лимонове знает только по «эпизоду с негром», живописует Чорана как трагически непонятого, но очень талантливого автора, а в рецензии на книгу Галковского напоминает о начатой академической работе по творчеству этого философа и писателя. Критику, безусловно, не откажешь в смелости и принципиальности — таковы, прежде всего, высоко ценимые им известные рок-музыканты, книги о которых он рецензирует: Фредди Меркьюри, Джим Моррисон, Дэвид Боуи. Иногда — например, в тексте о смерти Дэвида Боуи — проскользнет глубокая печаль об уходящей рок-н-ролльной эпохе или — в беседе с Василием Авченко — возникнет неожиданная отсылка к песне отечественной группы «Оргия праведников».

Музыка в «Ижицах» словно в самой структуре текста: «искрился шампанскими шутками» — в эссе о Булгакове; «не тонет, но замирает, как вечная волна Золотого рога на старой фотокарточке» — о романе турецкого автора Танпынара; «брать бытовую, низкую “жесть” и разводить ее, как спирт самым изысканным соком, чем-то сказочным» — о художественном методе Зальцмана. Музыкальные подтексты встречаются в книге не реже литературных и несколько чаще философских, искусствоведческих и кинематографических: когда читаешь прочувствованное эссе о культурном центре «Дом», где уже много лет постоянно звучит авангардный джаз и новая академическая музыка, создается впечатление, что автор мог бы написать целую книгу об этих двух почти неисчерпаемых направлениях.

Чанцев с явным интересом, хотя больше «на полях», пишет и о нынешнем социуме, и о «былых временах». Нельзя сказать, чтобы современность застила ему глаза: в текстах — от эссе, рецензий до бесед автора и с автором — критик не раз проводит параллели между разными политическими эпохами как в России, так и за рубежом. Не претендуя на звание академического историка, Чанцев тем не менее емко и будто исподволь анализирует и сравнивает самые разные явления — древнюю Японию и современную, капиталистическое и коммунистическое общества, философию космизма и текущие чаяния общества по этому поводу. Особенно показательны в этом смысле разделы «Беседы» и «Ответы».

«Беседы» демонстрируют, как вместо ординарных интервью с их скудными вопросами («Кто вы?», «О чем книга?») можно формировать по-настоящему увлекательные разговоры, периодически накаленные, с высоким полемическим градусом, но всегда уважительные. Скажем, в интервью с писателем Петром Алешковским Александр практически с самого начала выводит линию разговора на жизнь современной деревни, которая, безусловно, рифмуется и с определенной общественной неразберихой, и с двумя реальностями — советской и постсоветской. При этом в недавних интервью¹  Чанцев высказывается не только (и не столько) в пользу осмысления собственного, пусть зачастую и болезненного, прошлого, сколько об опыте других стран (Англия, Япония), для которых «основы» и консерватизм — не громкие слова, а дело. Мысль о том, что любое разрушение «до основанья, а затем» вредно и неплодотворно, красной нитью проходит по включенным в книгу эссе, рецензиям, заметкам и беседам. Поэтому-то тема «Юнгер (Лимонов? Мисима?) в текстах Александра Чанцева», пожалуй, могла бы стать предметом для отдельной обширной статьи.

Встречаются в книге и дискуссионные, заостренные высказывания по вопросам, на которые не принято отвечать таким образом:

«Идеи Эволы могут быть жесткими, неудобными для комфортно устроившейся конформной личности. Да, он ассоциировался и с фашизмом, общался с Муссолини, его приглашали рассказать им о древности в ближайшем окружении Гитлера, за что, конечно, Эвола подвергся и подвергается запретам. Но тут важно понимать, что, как наш Летов, Эвола мог бы с полным правом сказать — “я всегда буду против”».

Книга внушительного объема не распадается на разнородные части, она хорошо структурирована и сделана продуманно. Ближе к концу 720-страничного тома помещен раздел «Ответы», где Александр в интервью периодическим изданиям и квалифицированным собеседникам (Борису Кутенкову, Дмитрию Обгольцу, Дмитрию Дейчу и Наталье Рубановой) подробно излагает свою биографию, взгляды на современную музыку и литературный процесс. Финальный блок, где много само­определений («буддствующий православный»), откровенных, местами жестких высказываний («Люди не пишут, но тусуются. Не оценивают, а зарабатывают оценки»), — важная «вишенка на торте» в новом собрании текстов Чанцева, поскольку помогает читателю глубже понять истоки многогранной деятельности этого литератора.

Артем Пудов

1 http://sarmediaart.ru/intervyu/111-aleksandr-chantsev.html; https://formasloff.ru/2020/ 09/15/aleksandr-chantsev-kniga-dolzhna-byt-talantliva-neudobna-i-opasna/