Размышления о цензуре и тирании. Эссеистика разных лет. Вступление, подготовка текста, публикация и комментарии Павла Матвеева. Дмитрий Савицкий
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 9, 2024

№ 8, 2024

№ 7, 2024
№ 6, 2024

№ 5, 2024

№ 4, 2024
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024
№ 12, 2023

№ 11, 2023

№ 10, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


АРХИВ




Дмитрий Савицкий

Размышления о цензуре и тирании

эссеистика разных лет


Главной темой Дмитрия Савицкого как беллетриста была невозможность абсолютной свободы и любви в этом весьма несовершенном мире и — одновременно — сильнейшее, никем и ничем не остановимое стремление к обретению и того и другого человеком, благодаря чудесной случайности вырвавшимся на свободу из концлагерного барака. Под последним Савицкий подразумевал страну, в которой ему не повезло родиться и где прошли 34 года его жизни. Также его писательское сознание занимали темы, сопутствующие названной, в особенности проблема раздвоенности личности человека, чьи потребности не соответствуют возможностям, а возможности не совпадают с потребностями, следствием чего становится его постоянная неудовлетворенность — и самим собой, и местом, занимаемым во времени и пространстве. Об этом — и оба его романа: «Ниоткуда с любовью» и «Тема без вариаций», об этом же и многие рассказы — такие, как «Западный берег Коцита», «Лора» и другие.

Что касается журналистики и публицистики, то в этих «низменных» (кавычки, разумеется, иронические) жанрах разнообразие было гораздо шире. В 1980–2000-е годы, работая радиожурналистом, Савицкий писал о различных аспектах социально-политической и культурной жизни во Франции, где прошла вторая, бóльшая часть его земной жизни, в основном об искусстве и литературе. Помимо этого у Савицкого-журналиста было и несколько любимых тем, к которым он неоднократно обращался в разные годы. В их числе присутствовали фрейдистский психоанализ (Дмитрий был апологетом этого шарлатанского учения, воспринимая его всерьез), различные аспекты нетрадиционной медицины (эта сфера также весьма занимала его сознание), противостояние подлинного искусства — фальшивому, маскирующемуся под вывеской «авангарда», ну и, разумеется, — джаз, джаз и еще раз джаз. Эта музыка была главной страстью его жизни, о чем были прекрасно осведомлены все те, кто воспринимал Савицкого не как литератора, но как автора и ведущего собственной музыкальной программы, посвященной джазу.

Одной из тем, к которым Савицкий обращался в журналистике и публицистике постоянно, из года в год, была цензура. Цензура — во всем: в политике, в искусстве, в сфере сексуальности. Но прежде всего, разумеется, в литературе. Об этом он писал и в набросках к ненаписанной мемуарной книге «Праздник, который…», признавая, что и сам он как писатель был порождением цензуры советского режима; этой же теме был посвящен цикл его радиоэссе «Эрос. Литература. Цензура», передававшийся в 1989 году в программе «Поверх барьеров» американской радиостанции «Свобода». Содержание подобной эссеистики не позволяет подвергать сомнению позицию ее автора по вопросу о том, нужна ли человеку цензура, то есть имеет ли это позорное явление хотя бы минимальное право на существование. Ответ на этот вопрос, который давал Дмитрий Савицкий, всегда был категоричен: «Нет, ни при каких обстоятельствах», — и он не подразумевал никаких оговорок. И это не могло не радовать тех из его читателей и друзей, кто относился к цензуре точно так же.

Еще одним вопросом, длительное время занимавшим сознание Дмитрия Савицкого — эссеиста и журналиста, — была проблема тирании как формы государственного устройства. Особенно интересовали его две исторические эпохи, отстоящие одна от другой на полтора столетия, — Французской революции 1789–1795 годов и Большого террора в СССР 1937–1938-го. Сравнивая механизмы функционирования террористической якобинской диктатуры и сталинской большевист­ской деспотии, Савицкий обнаружил огромное множество параллелей — настолько очевидных, что это позволяло сделать предположение о том, что такие механизмы являются для подобных систем универсальными и совершенно не зависящими от развития конфликта между пресловутыми «производительными силами» и «производственными отношениями». Также его очень занимал и другой механизм — трансформации тирании в автократию с последующим переходом к более мягкой форме правления, что ему самому привелось испытать, как говорится, на собственной шкуре в юношеском возрасте — в эпоху хрущевской оттепели.

Я много раз говорил Дмитрию, что из этих его размышлений вполне можно было бы сделать книгу в чрезвычайно популярном ныне жанре non-fiction. Однако дальше разговоров дело, увы, так и не пошло. Поэтому мне ничего больше не остается, как предложить вниманию читателей журнала «Знамя» несколько фрагментов из имеющихся в моем распоряжении архивных материалов Дмитрия Савицкого на данные темы — в надежде, что эти эссе будут интересны также и многим из вас.


Павел Матвеев



Заметки о цензуре


Слово «цензура» — корней латинских. Первоначально в обязанности цензора в Древнем Риме входило осуществление контроля над финансами и — отметим — надзора за нравами общества. В 272 году до нашей эры по решению Сената, к примеру, были сожжены сочинения Нумы1 , найденные в гробнице и сочтенные не соответствующими религиозной доктрине того момента. Позже, при Августе2 , сжигались сатирические произведения Тита Лабиена3 , а Диоклетиан4  уничтожал раннехристианские тексты. Но даже если заглянуть вглубь истории, во времена Афинской республики, мы обнаружим — в 415 году до нашей эры — костры, пожирающие трактаты Протагора5 . Цензура и огонь с древних времен были в сговоре. Но здесь важно отметить, что цензура в Древнем Риме не была предварительной — она основывалась на совершенном.

Христианская церковь, которая со II века нашей эры употребляла уже выражение censura devina6 , разделила цензуру на превентивную, то есть предварительную, предупреждающую, и — a posteriori (а в случае публикации — post publicatio7 ). Но римско-католическая церковь редко употребляла предварительную цензуру.

Что касается королевской власти во Франции, то королевскими ордонансами 1275, 1323, 1342 и 1405 годов было рекомендовано проверять ману­скрипты, прежде чем разрешать их копировать. Проверку осуществлял университет, факультет теологии. Вначале это делалось для того, чтобы избежать ошибок, но постепенно настоящая предварительная цензура начала принимать знакомые нам черты. Так, один архиепископ в 1436 году утверждал, что цензурирование авторов производится «в их собственных интересах». (Уж больно что-то это напоминает, не правда ли? Вполне современная оруэлловская формулировка.)

Первый список запрещенных книг был опубликован церковью в Венеции в 1543 году.

Само собою, Гутенберг8  и его печатный станок привлекли самое пристальное внимание властей во всех странах. Король Франции Людовик XIII9  вводит должность королевских цензоров, в обязанности которых входило изучение текстов, предназначенных для печати.

Казалось бы, хорошо то, что хорошо кончается. Знаменитая «Декларация прав человека и гражданина», в 1789 году утвержденная Национальной ассамблеей Франции, отменяла цензуру и объявляла: «Свободная циркуляция идей и мнений является одним из драгоценных прав человека. Каждый гражданин может говорить, писать и свободно печатать все, что хочет…», но — вот тут-то и вся загвоздка! — «…кроме тех случаев, предусмотренных законом, когда он нарушает эту свободу».

Фраза эта — насчет предусмотренных законом случаев, — автоматически отменив предварительную цензуру, вводила — и надолго, вплоть до наших дней — цензуру апостериорную, то бишь цензуру после печати.

В послереволюционные времена во Франции книги и журналы (читай: авторы и издатели), которые нарушали «свободу выражения», попадали в суд присяжных заседателей. По идее, это был народный суд. Но так как этот народный суд присяжных мог принять любое решение, это не устраивало диктатуру Робеспьера10 . Он предпочитал быстро и без особых разбирательств отправлять оппозиционных журналистов на тот свет, нежели в трибунал. Что же касается эротоманов, то бишь порнографов, то их революционное правительство считало «контрреволюционерами», и именно в этом звании они и отправлялись под нож гильотины.

В эпоху Реставрации процессы нарушителей цензуры приумножились. В 1830 году министерство внутренних дел уже отшлифовало формулировку, являющуюся и нынче скрижалью французской цензуры. К ответственности отныне привлекался тот, кто был уличен в «оскорблении нравов».

Но здесь уже начинается наш век: «полиция нравов», налеты на книжные склады и редакторские офисы, арестованные тиражи Джойса11 , Батая12 , Миллера13 , де Сада14  и Лоуренса15

Рукописи горели на кострах почти во все времена, включая и наш век: начиная с 1918 года изымались и огню предавались страницы «Улисса» Джойса. И когда в сентябре 1934 года «Тропик Рака» Генри Миллера наконец вышел в издательстве Джека Кахане16  «Обелиск» в Париже, это вовсе не было результатом свободомыслия и терпимости французских цензоров: Миллера напечатали лишь потому, что книга его вышла во Франции по-английски. Он удрал от костров цензуры по узкой тропинке меж пыльных томов и нагроможденных пожелтевших досье местной бюрократии. Его прошлепали.

Настоящее освобождение от цензуры началось во Франции лишь после мая 1968 года.


Я не пишу историю современной цензуры; меня лишь интересуют ее герои — писатели, издатели и их друзья. Для попавшего из брежневской России на Запад литератора свобода бесцензурного самовыражения наполнена распирающей эйфорией. Лишь позднее осознает он, что попал в места, где контроль — если он осуществляется — производится методами субтильными и невидимыми, и что чаще всего пишущая братия, не страдающая внешне от запретов, практикует искусство самоцензуры. И все же.

История цензуры начинается с первым «нельзя», которое в вербальной — или иной — форме настигает ребенка. Каждый новый запрет отныне направляется по точному адресу. Во все времена человек либо соглашался с тем, что таковы правила игры, и более (или менее) умудрялся жить внутри лабиринта ограничений, либо бунтовал и пытался вырваться на свободу, либо достигал такого положения, при котором он сам мог раздавать пощечины «нельзя» и устанавливать запреты для всех остальных. В четвертом варианте он мог соединить в себе самом либо деспота и жертву, либо — деспота и революционера. Оба варианта хорошо знакомы русским.


Париж, февральмарт 1995



Цензура против Джойса

Из цикла «Эрос. Литература. Цензура»


Эзра Лумис, американец родом из Айдахо, известный миру под именем Эзра Паунд17 , был человеком противоречивым. Знаток поэзии Джона Донна18  и французских символистов, основатель имажинизма, литературный критик и большой друг влиятельной в межвоенные годы писательницы Гертруды Стайн19 , — он увлекся фашизмом (вначале, скорее, его эстетической программой, чем идеологией расового превосходства) и стал сторонником режима дуче — Бенито Муссолини20 . Паунд был приверженцем всего нового в литературе. Именно он привлек внимание критиков и писателей к поэзии Т. С. Элиота21 . Он же был страстным пропагандистом творчества ирландца Джеймса Джойса. В 1945 году Эзра Паунд был арестован представителями союзных войск за апологию фашизма по итальянскому радио, и до 1958 года его местом жительства были тюрьмы и психиатрические госпитали. Лишь под давлением писательских организаций он был освобожден. Паунд умер в 1972 году в Венеции — городе, который другой сторонник дуче — Маринетти22  — мечтал разбомбить с самолета.

Имя Эзры Паунда неизбежно возникает, когда думаешь о судьбе книги века — «Улисса» Джеймса Джойса.

Когда английский печатник отказался набирать текст «Улисса», ссылаясь на то, что он будет отвечать за это перед законом, на помощь автору пришел именно Паунд, который в то время — год русской революции — был редактором иностранного отдела американского литературного журнала «The Little Review». Главным редактором была Маргарет Андерсон23 , которая после прочтения «Улисса» заявила: «Мы это напечатаем, даже если это станет последними усилиями наших жизней».

Как и лондонская меценатка и издательница Джойса Харриет Вивер24 , Маргарет Андерсон долго не могла найти печатника. Дело в том, что в те времена печатники отвечали за набираемый текст и могли быть обвинены в любых грехах — в святотатстве, порнографии или призывах к насилию — наравне с авторами. Но Андерсон все же нашла наборщика, серба по происхождению, которому до текста Джойса было — как до той самой лампочки. Текст «Улисса» — глава за главой — печатался в ее журнале начиная с марта 1918 года.

Паунд предвидел, что в связи с этой публикацией у «The Little Review» появятся серьезные проблемы. Разделял мнение Паунда и нью-йоркский адвокат, коллекционер живописи Джон Куинн25 , который всячески желал помочь Джойсу выйти из неизвестности.

Первую главу «Улисса», за исключением одного-единственного слова, любая цензура могла проглотить как бланманже. Опасность начиналась на пятнадцатой странице второй главы — когда Леопольд Блум отправляется в деревянный домик на задворках, где — в ожидании того, когда его организм освободится от всего ненужного, — дублинский Одиссей просматривает газету.

Натурализм сцены, в которой нет ничего оскорбительного, был, как говорят англичане, too much — слишком, чрезмерен для глаза цензора и обывателя. Не спрашивая Джойса, Паунд выкинул из рукописи 20 строк. Джойс узнал об этом и категорически заявил, что он надеется на то, что текст будет напечатан полностью.

Тогда Джон Куинн написал Джойсу из Нью-Йорка о том, что будет лучше, если журнальная публикация проскочит, не привлекая внимания цензуры, — тогда легче будет напечатать саму книгу. Но Джойс пропустил этот аргумент мимо ушей.

За литературными нравами в США в те времена — и до недавних — надзирало Почтовое управление. В январе 1919 года был конфискован номер журнала с главой «Лестригоны». В мае — номер с главой «Сцилла и Харибда». В январе 1920-го — с главой «Циклопы». (Позднее Джойс снял гомеровские названия глав.) Никаких юридических действий против издателей администрация Почтового управления, однако, не начала.

Джон Куинн пытался возражать. Его протесты канули в пустоту.

Тогда Джойс сам спровоцировал внимание цензоров, заметив: «Это уже не первый, а второй раз, когда меня сжигают на этой земле. (Он имел в виду уничтожение части тиража «Дублинцев» в 1914 году26 .) Так что я надеюсь, что проскочу через огонь чистилища так же быстро, как мой небесный патрон — святой Алоизий».

Это сардоническое замечание сработало как детонатор. Секретарь нью-йорк­ского «Общества по предотвращению порока» Джон Самнер27 , прочитав в августе 1920 года тринадцатую главу «Улисса» — «Навзикая»28 , ту, в которой Герти Макдауэлл демонстрирует Блуму свои прелести, — в сентябре подал иск в суд.

После предварительного слушания в суде первой инстанции 22 октября 1920 года дело было передано в особый суд. Узнав об этом, джойсовские издатели, равно как и он сам, пришли к убеждению, что «Улисса», скорее всего, постигнет та же участь, что и «Цветы зла» Бодлера в прошлом веке во Франции29 .

14 и 21 февраля 1921 года дело слушалось на заседаниях специального суда.

Джон Куинн, защищая интересы издателей, заговорил о важности творчества Джойса, но был прерван судьей — творчество Джойса и его место в современной литературе суд не интересовало.

Тогда Куинн вызвал трех свидетелей. Все они были представителями английской и американской культуры с устоявшимися именами.

Писатель и поэт Джон Каупер Поуис30  заявил, что «Улисс» — слишком философичная и «темная» книга, чтобы быть оскорбительной и опасной для читаю­щей публики.

Театральный деятель Филип Мёллер31 защищал главу «Навзикая», ссылаясь на то, что она написана скорее во фрейдистской манере и не могла быть афродизиаком. Но ни наличие Фрейда, ни отсутствие Афродиты не убедили судью.

Скофилд Тайер32 , издатель «Циферблата», превозносил Джойса, но был вынужден согласиться с предположением судьи о том, что он сам вряд ли начал бы публикацию фрагментов из этого романа в своем журнале.

Джон Куинн попытался остроумно подытожить выступления свидетелей, сказав, что книга Джойса — слишком футуристическая и экспериментальная, не слишком удачно написанная, иногда кажущаяся противной, но вовсе не сладострастной, быть может, возмутительной, но не развращающей нравы.

Судья не оценил этих аргументов. Издательницы «The Little Review» Маргарет Андерсон и Джейн Хип33  были приговорены к штрафу в 50 долларов каждая и позднее пожалели, как настоящие американские либералки, что вместо того чтобы платить штраф, не отправились в тюрьму. При этом суд не наложил формального запрета на печатание романа Джойса в США, однако фактически после вынесения приговора всем было ясно, что о продолжении публикации «Улисса» в «The Little Review» нечего даже и мечтать.

Джойс был в отчаянии. Тонкая защита Куинна вовсе не очаровала его.

Мистер П. В. Хьюбш, американский издатель предыдущих сочинений Джойса, дал ему понять, что «Улисс» без правки (то бишь без купюр) принят не будет.

Разгневанный Джойс забрал рукопись и переслал ее в издательство «Bony & Liveright» — но получил точно такой же ответ.

В Лондоне госпожа Вивер была также бессильна.

Вирджиния Вулф34  отозвалась о романе Джойса отрицательно. Это значило, что и ее издательство, которым она руководила на пару с мужем, Леонардом, от «Улисса» отказывается.

Дальнейшая история общеизвестна.

«Улисс» был опубликован во Франции молодой американкой Сильвией Бич35 , которая была горячей поклонницей таланта Джойса и из которой тот в течение многих лет вытянул немало жил.

Но то была англоязычная публикация на французской территории. А как насчет самых свободных Соединенных Штатов? Ведь даже в Советской России в 1930-е годы журнал «Интернациональная литература» взялся за Джойса36 . Правда, публикация перевода оборвалась на десятой главе, но все же Макс Волошин переводил монолог Молли Блум37 .

Для реабилитации «Улисса» в США после позорного суда 1921 года понадобилось одиннадцать лет и еще один судебный процесс, вошедший в историю американской юстиции под названием «Соединенные Штаты Америки против романа “Улисс”».

6 декабря 1933 года судья Джон М. Вулси38  выступил в суде Южного округа Нью-Йорка. Речь его была посвящена книге, которую намеревалось выпустить издательство «Random House». Намеревалось — но не могло этого сделать без уверенности в том, что на его контору и склады не нападут ревнители чистоты общественной нравственности, как это произошло четырьмя годами ранее в случае с пиратской публикацией Сэмюэля Рота39 . Вот что сказал судья Вулси:

«Я прочел целиком эту книгу, и я прочел несколько раз те фрагменты, на которые администрация обратила особое внимание. Честно говоря, все мое свободное время в течение последних недель было посвящено поиску решения, как этого от меня и требует мой долг судьи.

“Улисс” — непростая книга, как для прочтения, так и для понимания. Но об этом произведении было уже столько написано, что, подготавливая решение, я прочел все те книги и статьи, которые стали спутниками “Улисса”. Так что изучение “Улисса” — действительно нелегкая задача.

Репутация “Улисса” в литературном мире подсказывала мне, однако, что я не теряю время даром. Было необходимо выяснить, была ли эта книга, которой предъявлено обвинение в непристойности, написана — употребляя обычное выражение — “в духе порнографии”, то есть с непристойными описаниями и недостойными намерениями.

Если вывод был — да, это порнографическая книга, тогда исследование было бы закончено и закон был бы применен. Но в “Улиссе”, несмотря на непривычную резкость описаний, я не нашел подмаргивания сенсуалиста. И я утверждаю теперь, что это — не порнографическая книга.

В своем произведении Джойс попытался создать нечто экспериментальное. Более того — создать совершенно новый жанр. Он выбирает несколько персонажей среднего класса общества, живущих в Дублине в 1904 году, и пытается не только описать, что они делают конкретно избранным июньским днем, перемещаясь по городу, но что они вообще думают в этот временной отрезок.

Если бы Джойс не попытался быть абсолютно честным в развитии выбранной им для “Улисса” темы, результат был бы психологически обманчивым и неверным. Художественно такая позиция была бы непростительной. И именно потому, что Джойс был верен найденной манере и технике письма, — именно поэтому он и подвергся нападкам со стороны тех, кто его превратно истолковал или не понял.

В его задачу входило и неизбежное употребление некоторых слов, которые обычно считаются грязными. Это же привело многих читателей его книги к мысли о том, что он слишком поглощен проблемами пола; точнее — не он, а его персонажи.

Эти попавшие под обстрел слова, заклейменные как “грязные”, известны всем мужчинам и — в этом я не сомневаюсь — многим женщинам. Эти слова каждодневно и как само собою разумеющееся употребляют прототипы придуманных Джойсом персонажей. Нравится кому-либо или не нравится подобный прием, избранный Джойсом, — спор об этом бессмыслен. Но сравнивать прием Джойса с другими приемами, тем более использовать такое сравнение для обвинений его книги в непристойности — неразумно и абсурдно.

Из всего этого я делаю вывод: “Улисс” — честно написанная книга. Более того, этот роман — удивительный tour de force40 , ибо Джойс смог достичь того, что он задумал.

Как я уже сказал, “Улисс” — нелегкая книга. Это блестящее и отупляющее, умное и темное чтение одновременно. Некоторые места мне кажутся отвратительными. Но хотя в них Джойс и употребляет “грязные” слова, я констатирую, что делает он это не ради самих “грязных” слов. Каждое слово этой книги похоже на небольшой осколок мозаики в общей картине, составленной Джойсом для читателя. И если кому-то не нравятся персонажи Джойса — это дело вкуса. В таком случае лучший способ себя обезопасить — не читать его книгу.

Но когда такой настоящий писатель, как Джойс, пытается нарисовать картину жизни нижних слоев среднего класса Европы — неужели американцы не имеют юридического права взглянуть на такую картину?

Чтобы ответить на этот вопрос, быть может, недостаточно прочесть книгу и прийти к выводу, что Джойс написал ее не с порнографическими намерениями.

Для того чтобы проверить свои впечатления, я дал прочесть книгу двум друзьям. При этом ни один из них не знал, что я дал прочесть ее и другому. Это люди, чьим мнением и нравственностью я особенно дорожу. Я получил интересные ответы. По прочтении книги ни один из них не сказал, что он почувствовал, что книга написана для того, чтобы вызвать сексуальные импульсы или же похотливые мысли, но что “Улисс” — это трагический и сильнейший комментарий к внутренней жизни мужчин и женщин.

Итак, после долгих размышлений я делаю заключение — что “Улисс”, хоть он местами и может вызвать рвотные позывы, ни в коем случае не является афродизиаком. То есть книга может быть издана в Соединенных Штатах».

Так судья Джон М. Вулси куда как лучше многих литературных критиков разобрал приключения Блума и Дедалуса, не раз прочел монолог Молли и снял цензурный запрет с Джойса.



* * *

Глядя из восьмидесятых годов, можно задаться вопросом — есть ли в «Улиссе» нечто неприличное? И вообще — что такое «неприличное»?

В том, что человеческий род размножается определенным образом, никакого неприличия нет. Понятие о «неприличии» вообще возникло как сумма табу в различных культурах. Но это отдельная тема. Тема будущего анализа издательской судьбы книг таких писателей, как Д. Г. Лоуренс, Жорж Батай, Генри Миллер, Жан Жене41  и Хьюберт Селби42 .

Что же касается «Улисса» Джойса, то советский читатель наконец может и сам прочесть перевод43  и сделать вывод — прав ли был в 1933 году американ­ский судья Джон М. Вулси.


Париж, апрель 1989



Размышления о тирании и автократии44


                                                                                    В Европе холодно, в Италии темно…

                                                                                                                               Осип Мандельштам


Что лучше: откровенная тирания или плохо замаскированная автократия?

Тирания четко очерчивает территорию несвободы. Случайно уцелевшие острова свободы (проблема подслеповатости штучного тирана или тирана коллективного) могут на самом деле быть опытными лабораториями служб безопасности. Всегда полезно иметь уже хорошо изученную и географически вычисленную оппозиционную флору и фауну. Эта иллюзорная свобода — всего лишь навсего липкая бумага для коктебельских цикад и кузнечиков.

Но под тиранией, где самый верхний этаж всегда глупее этажа охраны, существует то, что можно назвать в самом полноценном смысле моралью. Откровенное зло понятно, и у остаточно живых оно пробуждает и поддерживает в состоянии активности устойчивую нравственность.

Несомненно, между радостным жополизством, между прислужничеством, оппортунизмом и тяготением к внутренней свободе и к ее хотя бы и минимальной внешней территории существуют целые зоны градаций. Километры и километры серого между черным и белым. Это руки, тянущиеся голосовать «против», но застревающие в карманах. Это подавленный, застрявший в глотке вопль протеста. Это чугунно-свинцовый кивок головой, подтверждающий — виноват, хотя виноватых нет в радиусе тысячи километров. Это вдохновенный текст, писавшийся годами, раздолбавший систему вдребезги, превративший ее в стеклянную крошку, текст, сожженный в помойном ведре, превращенный в черные хлопья на белом снегу…

И это состояние абсолютной ясности, почти хулиганского спокойствия, как у того самого китайца с авоськой, играющего с танком в почти детской «не пущу»…

Тирания рождает свободных людей. Аutos-и-cratos — автократия — карнавальная, опереточная, ползучая или же откровенная — иногда.

Автократ в наши счастливые времена необязательно одно лицо, а автократия необязательно само-властие или едино-державие. Автократ может быть и тремя с половиной человеками. Акцент нужно ставить скорее на cratos — власти. Автократические тенденции могут быть явными, подспудными, они могут проникать, как сточные воды, в, казалось бы, устойчивые демократии. Казалось бы — потому, что и демократий в чистом, идеальном виде также больше нет. Да и были ли они? Вспомним родоначальницу, афинскую. За чей счет она существовала? За счет рабов. Не является ли условием существования демократии наличие рабов? Буквально: завезенных из соседних стран, отловленных или завоеванных, но не граждан Афин, не граждан демократии, республики… Вот еще одно ругательное слово: res-publica, общественное дело, синоним народовластия, демо-кратии. Правит ли народ? Занимается ли власть лишь «общественным делом», делами республики?

Если сделать прочерк от Платона и Аристотеля до Вольтера и Канта, если пнуть ногой этот европейский муравейник, то обнаружишь что угодно, только не власть народа, а в лучшем случае форум избранных, касту приближенных, нынешних «бобо» и новых рабов, иногда добровольных, иногда не сознающих своего рабства, иногда цепных, как дворовые собаки…

Плутократия, балы и оргии при дворах некоронованных монархов, ссоры придворных, вотчины, подаренные за услуги, феодальные нравы — все это существует одновременно разноэтажно, все это склеено ложью, озвучено демагогией, которой власть имущие владеют, как во времена древние искусством риторики лучшие ораторы Рима…

И последнее. Не свинец и не порох, не сталь и не лазерный луч — оружие современности, а ненависть. Любая политическая свалка, любой на любом языке митинг — это страстный призыв к ненависти. Власть переходит из рук в руки после подсчета голосов ненавидящих. Эта арифметика — единственно уцелевшая часть бутафории демократии. С каким остервенением, с каким ражем, с какой страстью эти лидеры (чего?) призывают ненавидеть! С гораздо меньшим напором они признаются в любви к тем, кого призывают ненавидеть. Современная политика, откровенно сдавшаяся в плен плутократии, боязливо сняла кавычки с такого пугавшего вначале слова «олигарх». Как и все в истории, способы захвата власти, правления, подчинения, кромсания государственного пирога, доедание или перепродажа крох, затыкание глоток, подкуп противников, отправка нежеланных экспрессом к Гадесу, — все методы и все концепции существуют одновременно, отрывочно или пластами. Ежеминутно или же раз в пять лет и гражданин территории Икс откровенно считает, что он приписан к какому-нибудь разумному, справедливому режиму. И лишь сама по себе жизнь чаще всего трудна, полна абсурда и того самого шекспировского шума: «Life is a tale, told by an idiot, full of sound and fury…»45 .

В то время как честная тирания проста и зачастую полна законопослушной тишины…


                                                                                                                            Париж, апрель 2009



                                                  Подготовка текста, публикация и комментарии Павла Матвеева



1 Нума Помпилий (ок. 753 — ок. 673 до н. э.) — древнеримский царь (715–673 до н. э.).

2 Октавиан Август (63 до н. э. — 14 н. э.) — древнеримский военный и государст­венный деятель, основатель Римской империи и первый император (27 до н. э. — 14 н. э.).

3 Тит Лабиен — древнеримский историк и оратор, противник политики императора Октавиана Августа. Покончил жизнь самоубийством.

4 Диоклетиан (244–311) — римский император (284–305).

5 Протагор (481–411 до н. э.) — древнегреческий философ-софист.

6 Божественная цензура (лат.).

7 После напечатания (лат.).

8 Иоганн Гутенберг (между 1397 и 1400–1468) — немецкий культурно-общественный деятель XV века, изобретатель типографского станка для книгопечатания.

9 Людовик XIII Справедливый (1601–1643) — французский король (1610–1643).

10 Максимилиан Мари Изидор де Робеспьер (1758–1794) — французский адвокат, государственный деятель эпохи Французской революции 1789–1795 годов, глава террористической якобинской диктатуры 1793–1794 годов. Казнен после государственного переворота в 1794 году.

11 Джеймс Джойс (1882–1941) — ирландский писатель, один из наиболее известных представителей литературы модернизма первой половины XX века. Получил наибольшую известность в качестве автора романа «Улисс» (написан в 1914–1917, опубликован в 1918–1922 гг.). Книга подверглась цензурному запрету в США, продлившемуся до 1933 года.

12 Жорж Батай (1897–1962) — французский писатель. Имел репутацию интеллектуального провокатора, эпатировавшего нравы буржуазной части общества.

13 Генри Миллер (1891–1980) — американский писатель. Автор романа «Тропик Рака» (1934), который был впервые опубликован в Париже и объявлен у него на родине «непристойной» книгой и подвергнут цензурному запрету, продлившемуся до 1962 года.

14 Донасьен Альфонс Франсуа де Сад (1740–1814) — французский аристократ, богоборец и эротоман, писатель-порнограф. Бóльшую часть жизни, начиная с 1776 года, находился в заключении в тюрьмах и сумасшедших домах. Умер в психиатрической лечебнице.

15 Дэвид Герберт Лоуренс (1885–1930) — английский писатель. Автор романа «Любовник леди Чаттерлей» (1928), подвергшегося цензурному запрету в Великобритании как «аморальное сочинение».

16 Джек Кахане (1887–1939) — французский издатель, владелец парижского англоязычного издательства «Obelisk Press».

17 Эзра Паунд (урожд. Эзра Вестон Лумис Паунд; 1885–1972) — американский литератор и общественно-культурный деятель. Жил в Европе, в основном в Италии. Апологет итальянского фашизма, участник Второй мировой войны на стороне нацистской коалиции. После окончания войны был арестован и обвинен в преступной антиамериканской деятельности. Стремясь избежать возможного смертного приговора, симулировал психическое заболевание. В 1948 году был признан невменяемым и в течение последующих 10 лет содержался в США в психиатрической клинике тюремного типа. Освобожден в 1958 году, уехал в Италию, где и умер.

18 Джон Донн (1572–1631) — английский поэт и религиозный деятель конца XVI— первой трети XVII века, виднейший представитель английской метафизической поэтической школы.

19 Гертруда Стайн (1874–1946) — американская писательница.

20 Бенито Муссолини (1883–1945, расстрелян) — итальянский политический деятель, лидер Национальной фашистской партии, диктатор Итальянской империи (1925–1943), затем правитель пронацистского марионеточного государства Итальянская социальная республика, более известного под названием Республика Салó (1943–1945). Казнен итальянскими партизанами.

21 Томас Стернз Элиот (1888–1965) — американо-британский поэт, лауреат Нобелев­ской премии по литературе 1948 года.

22 Филиппо Томмазо Маринетти (1876–1944) — итальянский литератор, основатель футуризма, идеолог и апологет фашизма. Участник Второй мировой войны на стороне нацистской коалиции.

23 Маргарет Андерсон (1886–1973) — американская издательница, владелица и главный редактор журнала «The Little Review» (1914–1929), получившего всемирную известность как издание, в котором в 1918–1920 годах была осуществлена первопубликация (не в полном объеме) романа Д. Джойса «Улисс».

24 Харриет Шоу Вивер (1876–1961) — английская культурно-общественная и политическая деятельница, суфражистка и коммунистка. Владелица и редактор журнала «Egoist» («Эгоист») и издательства «Egoist Press», в котором в октябре 1922 года было опубликовано второе издание романа Д. Джойса «Улисс». После смерти Д. Джойса в 1941 году объявила себя его душеприказчицей.

25 Джон Куинн (1870–1924) — американский адвокат, коллекционер произведений искусства, борец с эстетической цензурой в литературе.

26 Сборник рассказов Д. Джойса «Dubliners» («Дублинцы»), выпущенный в 1914 году в Лондоне издательством «не разрешенное сочетание Richards Ltd.», подвергся ожесточенным нападкам со стороны активистов ортодоксальной англиканской церкви, обвинявших его автора в аморализме и пропаганде непристойностей. Пуритански настроенные религиозники грозились скупить весь тираж книги и предать его огню.

27 Джон Самнер (1876–1971) — американский общественно-политический деятель ультраконсервативной ориентации. В 1915–1950 годах занимал должность исполнительного секретаря организации «New York Society for the Suppression of Vice» («Нью-Йоркское общество по подавлению порока»), основанной в штате Нью-Йорк в 1873 году и ставившей целью противодействие проискам либералов и атеистов в деле развращения нравов обывателей и дискредитации христианских добродетелей. В либерально-демо­кратических кругах США в 1910–1920-е годах имя Д. Самнера стало нарицательным и использовалось в качестве жупела — для обозначения реакционера, мракобеса и обскуранта.

28 Опубликована в номере «The Little Review», вышедшем в апреле 1920 года и не подвергшемся конфискации по обвинению в «распространении непристойных материалов».

29 «Цветы зла» («Les Fleurs du mal», 1857) — сборник стихов французского поэта-эротомана и богоборца Шарля-Пьера Бодлера (1821–1867). Публикация книги вызвала во Франции скандал, автор был обвинен в богохульстве, распространении непристойных сочинений и покушении на общественную нравственность. Сразу же после выхода книги в 1857 году был устроен судебный процесс, по результатам которого Бодлер был приговорен к крупному денежному штрафу и обязан изъять из содержания сборника шесть стихотворений, признанных судом непристойными и оскорбляющими религиозные и нравственные чувства общества.

30 Джон Каупер Поуис (1872–1963) — английский литератор (беллетрист, поэт, рецензент) и литературовед.

31 Филип Мёллер (1880–1958) — американский театральный и кинодеятель (драматург, сценарист, режиссер, продюсер).

32 Скофилд Тайер (1889–1982) — американский филантроп, коллекционер предметов искусства, поэт, в 1920-е годы издатель и редактор литературного журнала «The Dial» («Циферблат»). В середине 1920-х психически заболел, в 1937 году был признан недееспособным.

33 Джейн Хип (1883–1964) — деятельница американского художественного авангарда начала XX века, затем оккультистка, приверженка мистического учения Г. Гурджиева. В 1916–1921 годах соредактор литературного журнала «The Little Review».

34 Вирджиния Вулф (урожд. Аделина Вирджиния Стивен; 1882–1941) — английская писательница-модернистка и издательница. Вследствие тяжелого психического заболевания покончила жизнь самоубийством.

35 Сильвия Бич (1887–1962) — европейская культурно-общественная деятельница первой половины XX века американского происхождения, книготорговка, издательница и писательница-мемуаристка. Большую часть жизни провела во Франции. В истории всемирной литературы XX века известна в основном как владелица культового книжного магазина в Париже «Shakespeare And Company» («Шекспир и компания», 1919–1941) и первая издательница романа Д. Джойса «Улисс» (1922).

36 Неточность Д. Савицкого: взялись в Советской России за Д. Джойса гораздо раньше. Первые фрагменты из романа «Улисс» были опубликованы в СССР в 1925 году в альманахе «Новинки Запада» (перевод В. Житомирского), затем в 1929 году — в «Литературной газете» (перевод С. Алимова и М. Левидова) и в 1934–1935 годах — в журнале «Звезда» (перевод В. Стенича).

37 Ошибка Д. Савицкого: поэт Максимилиан Кириенко-Волошин (1877–1932) к истории публикации русского перевода «Улисса» в журнале «Интернациональная литература» в 1935–1936 годах никакого отношения не имел. И не только по причине того, что к тому времени уже три года пребывал в ином мире. Этот перевод выполнила бригада переводчиков, состоявшая в организации, называвшейся «Первое переводческое объединение под руководством Ивана Кашкина» (И. Кашкин, И. Романович, Л. Кислова, А. Елеонская, В. Топер, Н. Волжина, Е. Калашникова, Н. Дарузес).

38 Джон Манро Вулси (1877–1945) — американский юрист, судья в Южном округе Нью-Йорк (1929–1943), затем старший судья в том же округе (1943–1945).

39 Сэмюэль Рот (1893–1974) — американский книготорговец и издатель с криминальной репутацией. В историю издательского бизнеса США 1920-х годов вошел как пират, тиражировавший ранее выпущенные книги без разрешения их издателей и авторов. В 1929 году С. Рот выпустил контрафактное издание романа Д. Джойса «Улисс», скопированное с издания С. Бич 1922 года. Однако при попытке пустить тираж в реализацию издательство и книжные склады С. Рота подверглись нападению толп активистов «Общества по подавлению порока» во главе с Д. Самнером. Во время погрома, произошедшего 4 октября 1929 года, почти весь тираж пиратского издания (составлявший, по различным данным, от двух до трех тысяч копий) был уничтожен, а сам издатель схвачен и передан полиции, а затем осужден по обвинению в распространении порнографии и посажен в тюрьму.

40 Трюк (фр.). Здесь: наглядный пример.

41 Жан Жене (1910–1986) — французский писатель.

42 Хьюберт Селби-младший (1928–2004) — американский писатель. Автор романа «Последний поворот на Бруклин» (1964), подвергшегося нападкам со стороны пуритански настроенной части литературного истеблишмента США и Великобритании 1960-х годов, обвинявшей его автора в «пропаганде аморальности и непристойности».

43 Роман Д. Джойса «Улисс» в переводе на русский В. Хинкиса и С. Хоружего был опубликован в СССР в 1989 году в журнале «Иностранная литература».

44 Название дано публикатором.

45 «Жизнь — это повесть, рассказанная дураком, где много шума и страстей…» (Вильям Шекспир. «Макбет». Акт V, сцена 5). Перевод с англ. Михаила Лозинского.



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru