Николай Зубков

Вербная неделя

Николай Зубков

Вербная неделя

        * * *

По гладкой по чёрной почти по железной дороге
Куда неизвестно но может быть насыпь размоет
И кверху колёсами — впрочем мечты не угасли
И мука свежа и предчувствую ревность и света
В окошке ищу но вода прибывает в оврагах
Темно фонари не уйти с цельнокованых рельсов
Не будет не будет не будет конечно не будет

       * * *

В неустоявшуюся ночь
Догадывается ребёнок,
Что медь есть кровь, и это звук
Междунебесных перепонок —


Но тот блажен, кто прочь шагнул,
Куда тромбон не досягает,
И весь беспечный век провёл
Учеником звезды и капли.

        * * *

Улетает камнем цель
	Лёгкого труда,
Потому что карусель
	Вертится всегда.
Чертят небо провода,
	Сыплется песок,
Испаряется вода,
	Остаётся соль.
Нам её не вместе есть —
	Рану промывать:
Разве только граней блеск
	Сохранит слова,
Что мерцали много лет,
	И из пустоты
Светят ныне, как портрет
	Нашей правоты.

      Размышление

Как фантики разворошив
На белом пластике стола,
Заглянешь в зеркало спросить:
А что же есть? А что же да
Вот здесь, сегодня, в ноябре
По слякоти и мокроте?

Недаром, видимо, народ
Опять усвоил имя масс,
Поскольку весел разговор
Про я да мы да сколько нас,
Но каждый пир суров, как пост,
Когда осталось только пост.

А ты, пожалуйста, ищи.
Сусанин сам себе с усам,
Неугасаемой свещи
По улицам и по кустам —
Иль понимай, как жжёт скупой
Резец Италии слепой.

Почуяв брошеный кодрант,
Всеосязающим кротом
Преострый луч рванёт в квадрат,
Но скальпель ткнётся о картон,
Скользящий звук ущербит сталь,
Заполонится ватой даль.

В лесу ж ступает мокроступ,
Бежит разобранный ручей,
И с каждым словом будешь глуп —
Но выслушай, а там побей
За клад, надежду, нищету,
А главное за теплоту,

За то, что в Персии моей
Опять не тянут телеграф,
А только слабый соловей,
До времени отгоревав,
Поёт про то, что дважды два
Со всех сторон выходит два —

А ты ворочаешь внутри
В предчувствии огня и тьмы
О том, что два ещё не три
Неотменяемую мысль —
О том, что вещь, что вправду есть,
Назвать легко, да тяжко несть.

Итак, давай через порог,
Через провалы и дубки
Раскручивать, словно дымок,
Времён начальных узелки,
Когда не пряталось лицо
В полузеркальное кольцо,

Когда ласкала слабый слух
Верлена Лермонтова лесть,
Зато любой один из двух
Летел на бесконечность лет,
Угадывались имена,
Дивилась бездна из окна.

       * * *

Для чего летают враны
	Там, над полем?
Что за варевом отвратным
	Рот наполнен?
И сугробы на окошках
	Встрепенулись,
И оглохнувшие кошки
	Изогнулись?
Три сестрицы, это вы ли,
	Мыслей воры,
Под кореньями изрыли
	Злые норы?
Бог нам дал бы для работы
	Добродетель —
Мы б сводить не стали счёты
	В чёрном деле,
А отрывши себе норку
	Луговую,
Мы наполнили бы чашу
	Круговую,
Счистим пагубное зелье
	У колодца —
Жертва с миром и весельем
	Принесётся —
И, покуда ваша стая
	В свете рыщет,
Голубь радугою встанет
	Над кострищем.

По мотивам старого приятеля

Прошёлся первый луч, и распустился ландыш,
Собрался тройками веселый кислород,
Волна колоколов перегоняет ладан,
Кипит в тревоге кровь под старою корой —
Кричит, припавшая к бутылочке дурмана,
Которым сызнова творенье утешать,
Смеясь, клянётся дух яснеющего мая —
И навзничь не упасть пытается душа
Из предпоследних сил — а вечной жизни чает...
Постой — который ты мотивчик переврал?
Прощайся с юностью — да юность не прощает:
Прощай — но сколько раз — как в памяти провал.

         * * *

Есть безотказные слова:
Заплачут ангелы: свеча
Сокроется в свою же полость,
На облучке мигнёт фонарь,
И полусумрачный январь
Сойдёт в двусмысленную повесть.
Летает карточный разброд:
Лихой романтиков народ
Считает очи, плечи, руки —
А розовым и голубым
Запорошит глаза любым
Любителям нагих конструкций.

Круша копытами глазурь,
Минуя встречную лазурь
Даже до мартовской капели,
Весь этот ворох конфетти
Летит по санному пути,
Покуда Вербная неделя,
Всегда румяна и проста,
Из самой глубины Поста
Не вынырнет, слагая крылья,
Чтобы спасалась красота —
Чтоб все увидели осла
Торжественные сухожилья!

     * * *

Это бессовестно: всё на Тебя возлагать —
	Мы возлагаем.
Это бессмысленно: выменять лёгкий Твой груз
	На неподъёмный.
Царь, и Отец, и Господь — возлюбивший нас Друг —
	Как же мы смеем
Ждать, что ещё от Тебя изливается мир
	Тесным пределам,
Если не носим любовно ягнят на плечах,
	А убиваем,
Если забыли, что в замысле тайном Твоём
	Мы — херувимы?
В этом унынии странно и жёстко ушам
	Точное слово,
Стали во храмах по горло и выше устен
	Тёмные воды,
Губы, закрывшись, не смеют хвалу возвещать
	Вольно и храбро,
Кости крушатся, и души слипаются в ком...
	Смутно мне, Боже!
Ты же, тяжёлою шуйцей смирив до конца
	Нас, непокорных,
Лёгкой десницей Твоею неси к небесам
	Нас, недалёких!

      * * *

Между прочим, когда, позабытые Богом,
Мы язык променяли на стон одиночный —
Глуповатая девушка шла по дорогам
В новолунье холодною мартовской ночью.
Ну естественно: там, где молчал обречённый, —
С волосами простыми и в платьишке старом
Она шла и несла ему хлеб, испечённый
На тончайших иголках весёлого жара.
И тогда покидали бессониицу грёзы,
Выходила на улицу ярая зелень,
Заплетались и двигались спелые грозди,
Поднималися паром усталые земли.
Незаметно — немыслимо — необходимо
В укреплениях слов забывали дивиться,
Что и в самом бездарном мерцании дыма
С нами — Бог, и летают небесные птицы!
Ум за разум — и всё уносилось в поклонах,
И уже улыбались, мечтая о чуде,
Как весной, отражаясь в побегах зелёных,
Сонм огней потечёт котловиной к запруде.