НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Но почему кругом колокола звонят?

Марина Степнова. «Сад»

                                                                               Обыкновенный день, обыкновенный сад,

                                                                               Но почему кругом колокола звонят...

                                                                                                                               Георгий Иванов

Роман «Сад» Марина Степнова писала девять лет и создала самую масштабную свою книгу. Как и бывает со всяким многолетним садом, он не раз цвел и нераз увядал. И, кажется, стихийно разрастался так долго, что даже искусный садовник не мог его укротить. А укротил ли? Посмотрим. Книга вышла — так что сад для прогулок открыт.

Там, в густой тени, — князь и княгиня Борятинские. Они снова ласково и весело смотрят друг на друга, как двадцать лет назад. И весь их долгий брак до покупки имения с божьим этим садом казался ласковым и веселым. «На, возьми. Попробуй», — говорит княжна и протягивает мужу плод. Автор так и пишет — библейскую сливу. Надо признать, если Степнова хочет что-то сказать, — она говорит это прямо: согрешил — получи. Грех здесь, конечно, условный, автором никак не порицаемый и нужный только для того, чтобы славить дремучесть нравов XIX века. Наказанием за него становится беременность княжны Борятинской в неприличном по тем временам возрасте — в сорок четыре года. Так от ожившей страсти и садового ветерка рождается Туся. А вместе с ней — завязка книги.

Далее структура «Сада» теряет очертания и предлагает нам ветвистый путь по судьбам второстепенных героев. Впрочем, сами они с такой мелкой ролью не согласятся. Вольная композиция романа будет неудобна читателю, привыкшему к динамичному сюжету, то есть людям, никогда Степнову не читавшим. И не знающим, что ее книги пишутся не по фабульному плану, — они продиктованы самими героями.

Автор безумно влюблен в каждого и каждому, как избалованному ребенку, дает полную свободу. Все герои прописаны с отвлекающей подробностью и входят в «Сад» настолько объясненными, что к середине книги хочется спросить: кто здесь главный? Признаются все: и Радович, и Борятинская, даже скромная Нюта — один лишь Мейзель промолчит с достоинством. К нему и присмотримся.

Уверен, что доктор Мейзель явился к автору уже с первой строкой черновика и не сомневался, что владеет книгой. Врачи в романах Степновой — неизменно на первых ролях. Так бы, наверно, и было. Пока не пришла Туся — юркое веретено, на которое вдруг намотались все сюжетные линии. Она и спасла расчлененную рукопись. Все скопленные за время писания идеи объединились в одну, и «Сад» вырос в роман о воспитании.

Нельзя сказать, что это случилось легко. В «Саду» попадаются черепки прежних идей, как то: права женщин в русском обществе или самопожертвование ради чужого счастья. Огромный фрагмент пылкой дружбы Радовича и Александра Ульянова Степнова очень аккуратно вклеивает в книгу с помощью фразы «Я люблю вас и потому не могу поступить иначе». Но сама история Радовича, столь подробная и откровенная, оказывается будто бы лишней, когда тот приезжает в имение Борятинских. Конечно, Радович — зависимый человек, но при встрече с Тусей он превращается в абсолютное ничто. Он исчезает, и вместе с ним исчезает понимание, зачем мы его полюбили. Уж слишком долго читатель следил за звездой героя, чтоб успокоиться тем, что ее сожрала черная дыра.

Так происходит почти со всеми: Борятинская забывает о других своих детях и посвящает жизнь Тусе, Нюра, покорно онемевшая с первого дня в доме, так и промолчит до конца книги, даже гордый Мейзель обречен посвятить Тусе жизнь.

Но если в предыдущем романе «Безбожный переулок» пропажа одной из героинь смотрелась явным промахом, то в «Саду» персонажи уничтожаются довольно органично и жертвуются во славу главной идеи.

Радович, антипод Туси, повторяет мантры общества:

Кто превыше всего?

Отец.

А превыше отца?

Государь император.

Над которым…

Только Господь.

Степнова переворачивает эту пирамиду. В «Саду» превыше всех — ребенок! Роман ставит целью ответить на те страшные вопросы, которые задает родитель, глядя на своего ребенка: как отразится на нем моя слабость и почему я всегда виноват перед ним? В имении Борятинских нет запретов, зато есть любовь, которая по уставу современной педагогики должна вырастить счастливого человека.

Что ж, Тусю несчастной не назовешь. Ее желания исполняются по щелчку. Хочу — новые конюшни! Хочу — образование! Да, не институт — но лучший профессор. Не это ли ей нужно? Иные заходы автора поговорить о правах женщины в ХIХ веке с Тусей работают слабо — уж она-то свое получит.

Детский «Сад» Степновой либеральнее многих нынешних. А Мейзель оказывается не только передовым врачом, но и прогрессивным воспитателем. Да что там говорить — он становится для Туси самым чутким отцом. Иногда он вступает с нею в бой, но тут же осаживает себя: «Это ребенок, а я дрессирую!» В итоге залюбленное дитя превращается в чудовище. Гуманизм рождает геноцид. Но в любви и свободе ли дело? И справедливый вопрос — могло ли быть иначе?

Степнова сразу представляет нам Тусю довольно психопатичным ребенком. Уже подростком она без капли сострадания сообщает: «Мама любит меня и умрет, если так нужно». Значит, дар не видеть чужого горя дается с рождения. Человек приходит в мир тем, кем приходит, и не принять его нельзя. Вспомним «Ребенка Розмари» и взгляд матери на младенца-Антихриста. Он — ее дитя, остальное — не имеет смысла.

«Я люблю тебя, но не могу поступить иначе» — главная фраза прощального письма Льва Толстого. На тропинках романа читатель повстречает многих русских классиков ХIХ века. В «Саду» аукает Чехов. Правда, это только эхо. Борятинская в отличие от праздной Раневской стареет крепкой хозяйкой. А Тусин топор куда холоднее Лопахинского. Пусть для других, помирающих и померших, вырубка сада — божья кара, для Туси — прагматичный ход. It’s not personal, it’s strictly business.

Александр Ульянов вот-вот заговорит по-базаровски: «О друг, Радович! Об одном прошу тебя…». Но беседы Радовича с Сашей кажутся куда более теплыми, чем тургеневские диалоги. Аллюзии на классику легко объяснимы — они, как ключ для пианино, настраивают книгу и помогают читателю попасть в действительность позапрошлого века. Не в декорации, и не в игру — в действительность. Степнова смотрит на шесть сторон и создает настоящее прошлое с точными интерьерами, местным фольклором, погодой, привычками и укладом. Читая роман, мы вза­правду слышим, что Петербург пахнет газом фонарей и черною водой. Что говорить о врачебных операциях! Людям со слабыми нервами стоит пролистывать эти страницы. Степнова — блестящий стилист, поэтому книга принесет гарантированное эстетическое удовольствие.

В конце романа библейское пророчество все же сбывается: «Кто ел от дерева — будет питаться полевой травою». Трава только и останется, да и та — лошадям. Борятинская, забытая, словно Фирс, перед смертью слышит, как рубят сад. Вместо него будет пастбище для Тусиных игрушек. И могила князя, тихая и одинокая, тоже давно поросла той травой.

Автор обещает нам продолжение. Но уместно ли оно? Туся счастлива, кони счастливы, а сада больше нет.

Новый роман вмиг стал бестселлером. И, надо признать, заслуженно. Степновой повезло не заблудиться в своем необыкновенном «Саду» и открыть его настоящий замысел. Теперь у нас есть живая и смелая книга о сбывшемся родительском страхе, о любви, которая этот страх затмевает, и долге беречь ее до конца своих дней.

Михаил Турбин