1
Я, Я, Я, — ядовитое слово!
Посему, начиная повествование свое этим личным эпиграфом–местоимением во множественном числе, скажу коротко и просто:
ТРИ БЕШЕНЫХ СОБАКИ В ОДНОМ МЕШКЕ!!!
Никому–никому–никому, ни одной гадюке никогда не пожелаю я того, что здесь пережил чи укусил!
Не из бахвальства пишу сие, бо иногда, когда пишу, ловлю себя на мысли: что со мной произошло?
Почему вдруг я стал таким, психованным чи нервным?
Оставаясь дома один, часто начинаю я орать во все горло. Накричусь, аж охрипну, а потом сажусь и пишу эти строки...
А иногда бывали со мной и такие случаи, что иду я по селу нашему и ору: эй вы, гады, сволота, срам цивилизации!
Да я вас всех вместе с вашим селом вдоль и поперек на тракторе перепахаю и наискосок бульдозером заровняю!
Если мне надо будет, я суровой моряцкой походкой пойду против сотни миллиардов и всех изотру в пудру пепельную чи вообще даже выкину за пределы бытия!..
Одним словом, и сам я гад, а поэтому здесь меня все давно уже возненавидели и стараются даже детям своим внушить, что я из тех, кого в страшных муках породила земля, но потом сама же и пожалела об этом...
Что ж, я прекрасно знаю, что меня здесь будут ненавидеть и после смерти, а в могилу мою вобьют осиновый кол!
Им я, видите ли, уже и тем не нравлюсь, что пишу тут... всякую дрянь, а потом рассылаю ее по одной шестой всей земной поверхности...
А что же еще ожидать от такого гада, если он не желает ползать у ног человечества, но мечтает над Вселенной парить дерзновенно и величаво?!
И пусть тогда другие гады с восхищением глядят на него чи в упоении целуют его следы!
Пусть себе мысли его крылатые на лету схватывают, а потом на съездах своих цитируют!
Можете меня заранее отсюда куда угодно послать, хоть во глубину сибирских руд, но другим я не сделаюсь!
НИКОМУ НИКОГДА НЕ ДОБИТЬСЯ,
ЧТОБ СКЛОНИЛАСЬ МОЯ ГОЛОВА!..
Даже и через ундициллионы лет не соглашусь я с теми, кто поспешит усомниться в необходимости большинства моих идей, решив посмеяться надо мной как над редчайшим ублюдком фауны гомо–сапиенсов второй половины ХХ века!
Бо были случаи, когда, роясь в бумагах своих, почти уже выкинутых, я их перечитывал и, знаете, кое–что меня снова вдруг наталкивало на актуальные размышления.
Так и с этими записями моими. Мечтается, что когда–нибудь смогут их все люди добрые прочесть, а не одни только те, что придерживаются сегодня обо мне крайне гадкого мнения.
Конечно, плохо будет, если те не перестанут распространять обо мне одно только плохое... Поэтому прошу вас: все такое, что я пишу с позиций больного человека, изъять и сжечь! Ведь я же больной человек, психованный, совершенно не умею сдерживаться, что думаю, то и пишу.
Разумеется, вы можете меня сразу же упрекнуть: мол, раз ты понимаешь, что вся эта твоя писанина есть сплошная отсебятина, то зачем же нам тогда все это читать, да еще и неизвестно в каком количестве?
Что у нас других дел нет?..
Прекрасно это понимаю и все же умоляю вас, люди добрые, ради всего святого,
ПОТЕРПИТЕ!
Кто знает? Быть может, именно такая форма повествования окажется наиболее действенной для улучшения всей современной нашей жизни и совершенствования грядущих поколений?..
Правда, я и представить себе не могу, что кто–то будет ковыряться во всей этой писанине, что найдется такой чудак–человек, который станет и далее этот труд сизифов обкатывать, а тем более печатать! О появлении имени своего в печати я не смею даже и мечтать, но все же очень рад буду, если окажется, что жил не напрасно и хоть какая–то польза будет от меня людям, коих я все–таки очень и очень любил...
А СЕЙЧАС?..
Сейчас сижу дома, на глаза им не показываюсь, бо знаю: никто уже в нашем селе не считает меня человеком!
Это я, как дурак, привык думать, что все у нас друг друга уважают. Без этого я себе жизнь вообще не представляю! Но у нас теперь лишь тот уважаемый всеми человек, кто работает, имеет жену, имеет детей, автомашину, одежду хорошую...
Это и есть теперь у нас человек с большой буквы, а ты?..
Каким ты был, орел степной, таким ты и остался!
Ходишь небритый и вызываешь тут у всех попеременно недоумение чи презрение, а еще боязнь: больной человек, посторонюсь, пожалуй, что у него на уме, Бог его знает...
Не пьет, не курит, на всех исподлобья смотрит и пишет всякую дрянь... Да кому она нужна, твоя писанина? Сейчас ты нужен, если способен приносить пользу обществу, а не способен — пеняй на себя!..
Так все теперь рассуждают, хотя, конечно, в разговоре с тобой станут уверять, что и тебя уважают: ну, горе есть горе, что поделаешь, надо, мол, жить...
А ради чего — не скажут и лишь про себя подумают: на его месте давно бы уже утопился.
Когда–то мне хотелось написать целое собрание сочинений про жителей нашего села... Я и теперь, когда выхожу на улицу, даю себе слово быть вежливым со всеми и хотя бы здороваться.
Выхожу. Вижу — едет на мотоцикле с коляской один мой знакомый... Проехал, даже и не глянул в мою сторону, не спросил, не поинтересовался: тебе, мол, Микола, куда?..
Другой идет. Идет, приближается...
Ба, да ведь мы с ним за одной партой сидели!
Но и он меня словно бы и не видит...
Еще бы! Он теперь — наш главный... зоотехник, а поэтому погружен в глубочайшие раздумья о причинах появления рогов на головах у коров!
Проходит мимо меня молча, и я молчу. Меня уже тут нет, чи это злые какие–нибудь волшебники постарались, и стоит теперь здесь у забора лохматая псина по кличке Николай?
Проезжает мимо девочка соседская на велосипеде. А вот и ее бабушка–старушка из магазина идет, не торопится...
И все — мимо меня, мимо меня — молча.
И я молчу, как какая–то бессловесная тварь. Круто сворачиваю в проулок к оврагу и долго сижу там на камушке своем возлюбленном над реченькой нашей степной. Не плачется мне, не смеется, а просто как–то пусто и печально на душе.
Все мои школьные друзья и подруги давно уже детей имеют, а я — все еще живу один, и все мысли мои одни и те же —
ПРО ОДИНОЧЕСТВО.
Ни одна душа живая на свете этом меня не полюбила, а сам я так и не нашел себе в жизни этой ни друга верного, ни товарища искреннего, ни собеседника понимающего...
И живется мне, як тому капитану Немо чи мистеру Икс:
ЖИВУ БЕЗ ЛАСКИ,
БОЛЬ СВОЮ ЗАТАЯ,
НУ ГДЕ ЖЕ СЕРДЦЕ,
ЧТО ПОЛЮБИТ МЕНЯ?
Разумеется, я отдаю себе в том отчет: полюбить меня не так–то просто, а быть может, и вообще невозможно... Но я ведь не единый в этом смысле экземпляр такой, не абсолютный уникум в море человечьем, нет! Способных меня понять, а значит, и полюбить, наверное, также немало... Просто я проглядел их среди тех, кто всегда старался рядом со мной насладиться чувством собственного превосходства. Среди тех, кто полагает, что я имел в жизни равные с ними возможности, но не сумел чи не захотел ими воспользоваться.
Да, люди добрые, все мы жизнь любим и любим в жизни к счастью стремиться. Каждый мечтает ухватить его за жар–птичий хвост! Только возможности наши в этом деле, увы, не одинаковы, а еще плюс к этому, как у нас в народе говорят, улыбнулось счастье, в дороге не повезло...
На сей счет существует в науке целая теория стечения благоприятных чи неблагоприятных обстоятельств... Мы же устремились к счастью, как стадо, расталкиваем друг друга, протискиваемся к счастью, будто бы это фантик с надписью:
А НУ–КА ОТНИМИ!
Так думаю я на камушке своем замшело–диком, потом встаю, перелезаю через забор, забираюсь на свой чердак, падаю в койку дырявую и целые сутки валяюсь...
От соседей доносится радостный смех молодых супругов.
К ним приехали гости, и музыка там звучит из окна...
Сегодня же — воскресенье! Вся жизнь ликует!!!
А у меня и у таких, как я?
Не пьет, не курит...
Таких у нас обычно спрашивают:
А ЖИЗНЬ СВОЮ ЗА ПАРТИЮ ОТДАШЬ?
Конечно же, отвечают, отдам, зачем она мне такая...
Если б вы знали, люди добрые, как истомился я так жить!
Хочется снять с себя и спалить в огне вонючие шмотки, встряхнуться от болезни, выбросить с чердака подальше койку дырявую, одеться–обуться в черный костюм элегантный и туфли супер–шик–модерн, галстук–бабочку нацепить, часы золотые, а потом... Потом — мечту свою под руку взять да и пройтись по селу нашему. Пусть видят, что мы еще не рассыпались в прах!
Ведь юность свою расплескал я, как воду сквозь пальцы.
Напиться не напился, а жаждал — ужасно...
Но судьбу винить, что небо ругать,— бесполезно.
Лучше, если выпьешь рюмочку (со мной и такого не бывает), залезешь в темный уголочек уютный, сокрытый ото всех глаз, и слезу пустишь. Наплачешься там, как паук, а потом умоешься, взглянешь на Солнце и опять улыбаешься как ни в чем не бывало... И снова жизнь эту любишь — и людей, и землю, и небо — все любишь, кроме плохого, конечно.
Знаю, про таких пауков в мировой литературе собрано уже немало фактов, и всем они гадки, бо не любят люди и собственной вони под небом голубым!
Не любят люди и меня, бо горем своим я весь пропитан и совершенно не способен его скрыть, так огромно оно для меня, как гора, навалившаяся на зайца!
ЧЕМ БОЛЬШЕ СКРЫТЫ ВЗГЛЯДЫ АВТОРА,
ТЕМ ЛУЧШЕ ДЛЯ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ИСКУССТВА.
Так, кажется, поучал нас товарищ Фридрих фон Энгельс?..
Но я — не автор, а тем более — не из тех, кто скрывает собственные мысли даже от самого себя!
Что же касается искусства, произведение его в том только у меня и состоит, чтоб щекотать сонные ноздри тем, кто не меня читать, а... чихать на меня хотел.
Пусть чихают! Скажете: мокрое место останется?!.
Да, останется, но настанет время, и все поймут, что оно было мокрым не от внутренностей паука вонючего, а от слез человека живого, который не смог высвободиться из липкой паутины современного бытия!
Поэтому давайте, люди добрые, вспомним, как это так случилось, что не осталось у меня в этой жизни ничего, кроме собственного... я, я, я.
2
КРАЙ ПРИАЗОВСКИЙ, РОДНОЙ И ЛЮБИМЫЙ!
ЗДЕСЬ МОИ ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ БРОДИЛИ,
В ДАЛЬНИЕ ДАЛИ ОТСЮДА СТРЕМИЛИСЬ...
Здесь моя Родина.
Есть тут города Мелитополь, Бердянск, Токмак.
Есть железнодорожная станция Розовка.
Есть село Белоцерковка, а еще — Благовещенка, Федоровка, Берестовая, Стародубровка, Захарьевка...
Есть заповедник — “Каменные могилы”. Здесь я хочу в землю уйти и деревом прорасти чи в птицу превратиться.
Бассейн реки Берды со всеми ее притоками — вот моя
МАТЬ—СЫРА—ЗЕМЛЯ!
И еще чтоб вы знали некоторые населенные пункты Приазовской возвышенности моей: поселки Куйбышев, Володарск, Красная Поляна, село Карл Маркс, село Боевое, село Диктатура, село Республика и еще — бывшее село Цареконстантиновка, теперь оно — Камыш–Заря...
После окончания сельской средней школы был я сперва подсобным рабочим на кирпичном заводе, потом работал в поле,— что мог, то и делал, никогда никому ни в чем не отказывал.
К нам тогда на уборку приезжали студенты и студентки из города. С этими ребятами и девчатами я дружил, вернее говоря, меня к ним тянуло. Часто вечерами сидели мы вместе над речкой у костра, рассказывали друг другу разные смешные случаи из жизни, пели песни...
Мне особенно тогда понравилось, как пела девчонка одна...
Но потом они все уехали, а за ними подался в город и я. Хотел поступить в Институт инженеров морского транспорта, но провалился на сочинении и устроился на работу в тресте
“АЗОВСТАЛЬСТРОЙ”.
Я был тогда романтиком — по вечерам читал запоем журнал “ЗНАННЯ ТА ПРАЦЯ”, оформлял в общежитии газеты стенные, рисовал космические ракеты и виды далеких планет... Но вся эта моя романтика быстро улетучилась, когда осмыслил я суровую правду различия между городом и деревней.
Разонравился я той девчонке–певунье, а поэтому взял на работе расчет и вернулся домой. Опять работал на кирпичном заводе, но из глубины души меня снова куда–то тянуло...
А не махнуть ли, думал, в геологи?
И тут меня вызвали в райвоенкомат: собирайся, говорят, казак, на службу! Недели через три остригли, привезли на сборно–призывной пункт и там объявили: поедете, товарищи–новобранцы, к берегам Ледовитого океана, в край белых ночей и северных сияний, на знамени которого горит...
ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА!
У всех было приподнятое настроение. На митинге солидный, с лампасами красными, генерал–лейтенант говорил:
БУДЕТЕ МОРЯКАМИ!
Ребята–призывники разузнавали у матросов, которые нас сопровождали: как там, мол, служба на кораблях, сурова чи легка, как сон на печке? Они уже мысленно примеряли на себя тельняшки и бескозырки, а я сидел на своем чемодане в углу вагона–теплушки и мрачно кумекал: наверняка трудармия, стройвойска...
Когда эшелон наш подошел к Северодвинску, белые ночи там давно уже кончились, и нам оставалось глядеть на свинцовое небо и ржавые болота... Использовали нас обычно на тяжелых разгрузочных работах. Как правило— ночью. Этот период службы, который продолжался целый год почти, и оказался для меня роковым: появилась одышка, пропал сон.
Казармы у нас были дощаные, зимой там температура редко подымалась выше десяти градусов, дым–пар изо рта шел...
Но мы приняли присягу и молча несли свой армейский крест.
Днем еще туда–сюда, а ночью — шум, крики, суета...
Голова гудит, сердце барахлит, сна нет.
Ждешь, что в любую минуту гаркнет дневальный:
ПОДЪЕМ!
Вставай–подымайся: пришел очередной состав с цементом.
Тогда–то и положили меня в госпиталь, накачали глюкозой, но вернулся я в часть совершенно непригодным для дальнейшего прохождения службы.
Тупо и безразлично относился к обязанностям своим, всегда старался уединиться, почти не вылезал из каптерки...
Но никто этого замечать не хотел.
Когда до демобилизации оставалось три месяца, опять угодил в госпиталь, и там решили, что на сей раз у меня не переутомление, а — депрессия.
Стали вводить инсулин. Он обессахаривает кровь, человек теряет сознание, тогда ему вкалывают внутривенно глюкозу, и он приходит в себя.
Не помню, сколько было сделано таких уколов, только потом оказалось, что все они мне были абсолютно противопоказаны, бо то не депрессия была, а образовался... митральный порок сердечной мышцы .
Болезнь это неизлечимая, а поэтому как утративший здоровье на военной службе, прошел я врачебную комиссию, которая определила всю мою дальнейшую судьбу:
ИНВАЛИД.
ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРЬСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ.
Так я себя теперь всегда называю, приезжая в больницу районную на медицинское переосвидетельствование свое.
Как же так, удивляются там в регистратуре, ты ведь и участником ее не был, да и не мог им быть?..
На это я им спокойненько отвечаю: революция продолжается! Каждый может, если не стал уже, оказаться ее инвалидом...
Помню последний день своего пребывания на Севере. Шли холодные дожди, падали желтые листья, а я смотрел из окна госпиталя на цветочную клумбу, на астры темно–синие, и грустно думал, поеживаясь от сырости, что отныне и моя жизнь будет похожа на эту клумбу, исхлестанную холодным северным дождем.
Я глядел на цветы, от которых, казалось, еще веяло летним теплом, и думал: вот завтра уеду я отсюда, а цветы послезавтра увянут, потом они превратятся в перегной, но я — на всю свою оставшуюся жизнь — запомню эту осеннюю клумбу!..
Ехал я домой, ближе и ближе становилось родное Приазовье, но не особенно радовала меня скорая встреча с односельчанами. Стыдно было, что стал я таким... больным.
Приехал. Встретили меня хорошо.
Отец был рад, мама тоже обрадовалась...
Я же с каждым днем чувствовал себя все хуже и хуже.
Измучила одышка, деревенели руки и ноги...
И стал я, как говорят писатели–фантасты, готовиться к уходу в...
никуда!
Врачи предлагали продолжить лечение в больнице, но я почуял, что они меня там совсем доканают, и лечиться не стал. Все равно, думал, подохну, так лучше уж — без пилюль!
И — странное дело, весной вдруг стало мне легче: окрепло сердце, и я воспрянул: пошел в контору и попросился на работу. Предложили делать надписи на табличках для нашей свинофермы.
Писалось легко.
Я был на родине, ко мне возвращалось здоровье...
Осмелел, стал ходить по вечерам в клуб, старался заводить дружбу с девчатами, радовался, одним словом, жизни...
Но — постепенно понял, а однажды мне окончательно вдруг стало ясно: никто меня здесь со всеми моими болячками полноценным человеком не считает!
Никому я тут с ними совершенно не нужен!
Я обиделся, а когда понадобилось делать первомайские лозунги–приветствия, взял да и добавил в каждое по паре слов своих ласковых, а затем намертво приколотил их у входа на свиноферму:
ДА ЗДРАВСТВУЕТ СОВЕТСКИЙ НАРОД,
ВЕЧНЫЙ СТРОИТЕЛЬ КОММУНИЗМА!!!
От работы меня отстранили и, сколько я потом ни ходил по начальству, другой не дали.
Чудак–человек, я писал об этом в районный совет депутатов трудящихся, целый год рассылал повсюду заявления, что я не враг своему народу, но вокруг кипела жизнь, в которой главное внимание уделялось тем, кто перевыполняет планы, участвует в соревнованиях социалистических, активно добивается присвоения себе звания ударника коммунистического труда...
До неудачливой судьбы моей никому дела не было!
Я разуверился, что меня где–либо поймут, сообразил, что понимать им меня совершенно незачем. Я же был им не просто лишним, а даже... мешающим! От меня все отмахивались, бо жизнь наша еще не в состоянии прийти на помощь человеку в каждом конкретном случае! У общества нашего один критерий: способен ты приносить ему пользу и найти для этого свое место в жизни?.. А не способен — цена тебе грош! Вроде бы ты вообще отсутствуешь на свете этом...
А человек — вот он, и он — человек! И это — не его вина, что он таков, а не такой, как все чи подавляющее большинство...
Так думаю я, а Луна между тем уже высоко поднялась и все вдруг серебром облила. Стало прекрасно вокруг. При таком освещении и в одиночестве хорошо. Ведь одиночество — это когда ты и ночью остаешься совершенно один. Только вот все же печалится душа. Хочется, чтобы и ее заворожила какая–нибудь нежная и ласковая своими чарами в эту лунную ночь...
Ведь и сейчас раздается где–то звонкий смех и сверкают улыбки, стучат каблучки по асфальту, пенится шампанское в бокалах из чистейшего хрусталя... То есть где–то и сейчас совершается уйма чудес, об очаровании коих даже и не подозревают люди, спящие на чердаках и в скирдах.
Им, чудакам, кажется, что жизнь — штука угрюмая. Они и живут лишь потому, что однажды родились, а теперь им деваться некуда... Вот и живут. Но — не унывают и даже поют иногда. Шутить, правда, шутят так, что другие морщатся.
На этом я закругляюсь, так как вдоль речки приближается пара влюбленных... Да, пора идти мыть бутылки, а то я их насобирал тут за день пятнадцать штук, есть очень грязные, и надо работать, бо на 38 рублей и 5 копеек пенсии не очень–то проживешь в этом современном счастливом мире, а мне необходимо еще и народу борющегося Вьетнама помогать!
3
Каждую неделю, по воскресеньям, хожу я на наше кладбище сельское на свидание со своей... мечтой.
Тут ее могилка находится, и крест стоит чугунный.
То была одна девушка, но не наша сельская...
Короче говоря, еще до революции приезжала к нам в село на лето одна девушка из города. Мне бабушка рассказывала, как пошла однажды та девушка неувядки чи асфодельки в степи собирать, но не заметила в траве гадюку степную...
Чи укусил ее паук–каракурт, черный такой паук с красными точечками на спинке?
ТАРАНТУЛ ТО БЫЛ АБО СКОЛОПЕНДРА?
Долго болела она, и сердце ее... не выдержало.
Теперь за ее могилкой никто не ухаживает, но крест каким–то чудом сохранился. Именно здесь, возле этого креста чугунного, дал я себе клятву бороться за счастье всех добрых и честных, но обездоленных людей!
Здесь же находится и тот клочок земли, в котором я и сам хочу быть зарытым, если умру...
Не все понимают, почему я хожу на кладбище.
Мне говорят: не ходи туда, к этой, как ее там, на Ф?!
Бо она мертва, ее — нет, понимаешь?
Живому человеку незачем стоять подолгу у могилы умершего человека, даже если то была и девушка.
Разве она воскреснет оттого, что ты к ней приходишь?
Брось, мол, чудить, забудь ты прошлое!
Все это — тлен, нужно жить современной жизнью!..
А между тем, люди добрые, я и писать начал только оттого, что на кладбище наше сельское хожу и... мечтаю.
Ф. — единственная моя опора в этой жизни, причина всех моих раздумий, главный смысл остатка бытия.
Ф.—МОЯ МЕЧТА!
Иногда я представляю себе: вот сидит она рядом — живая, нежная, юная... Я ее за руку держу, в глаза ее гляжу, на щечки беленькие, на реснички длинные... Слышу ее голос. Она говорит, о себе рассказывает...
Слушаю, сердце мое влюбленно стучит — очень уж интересно рассказывает она о своей прежней жизни. Она — умна, остроумна, прекрасно понимает шутки, эрудиция ее обширная...
На ней легкое платье белое, босоножки светлые, губки чуточку напомажены, сережки, крестик золотой на шее, а в руках — ридикюльчик старинный, но лучше — универсальный квантовый синтезатор компактный, величиной с портсигар... Он же и телевизор, и магнитофон, и радиоприемник, и оружие личное— просто удобная вещь. Это же дело будущего... Впрочем, нехай то будет и ридикюльчик, если они теперь снова модны!
Да что тут расписывать–размалевывать...
Воображения нам не занимать! Мечтать все мы умеем!
Только толку с того...
4
Сегодня весь день шел дождь, и я весь день просидел на своем чердаке, читая стихи Тараса Григорьевича Шевченко, и нашел вдруг такие строки:
I ДЕНЬ IДЕ, I НIЧ IДЕ,
I ГОЛОВУ СХОПИВШИ В РУКИ,
ДИВУЮСЯ, ЧОМУ НЕ ЙДЕ
АПОСТОЛ ПРАВДИ ЧI НАУКИ?
Действительно, вот гляжу я на современную жизнь нашу и думаю: а чем же она, в сущности, отличается от прежней?
Ведь и тогда были люди в шляпах с деньгами в карманах, и сейчас они есть. Были нищие — вереницами сидели они вдоль дорог, вымаливая подаяние у таких же нищих. Сейчас их, правда, уменьшилось... Жизнь, говорят, улучшилась, но суть ее осталась прежней: нервная система сытого человека не распространяется в плоть с пустым брюхом, и сытого не сосет голод.
В детстве я где–то читал: когда Володю Ульянова впервые арестовали, один пожилой жандарм сказал ему золотые слова:
ЧТО ЖЕ ЭТО ВЫ БУНТУЕТЕ, МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК,
ВЕДЬ СТЕНА ПЕРЕД ВАМИ?!
И он был прав! Именно он, а не тот, кто взялся за переустройство нашей жизни, но не учел ее главнейшего фактора — проигнорировал безудержное стремление присваивать себе то, что способны люди получить при жизни земной, бо в загробную и тогда уже никто у нас почти уже не верил, не верят и не поверят до тех пор, пока их носом не ткнут, что есть миры иные!
Этого Ильич не учел. Он ошибся, делая ставку на гордое сознание пробудившегося от сна пролетария.
Ибо что теперь такое тот пролетарий? Он когда–то по всему Приазовью нашему заголя жопу бегал, а потом в город сбежал, в люди вышел, шляпу надел и сидит себе теперь каждый вечер перед телевизором вместе с супругой, мягкой мебелью и детьми...
Таковы в моем представлении те, кому совсем еще недавно было нечего терять, кроме собственных цепей.
Им теперь есть что терять! Теперь они не то что умереть за правое дело, но даже и заболеть боятся. Зато поесть любят так, чтоб заодно было бы что выпить! Без выпивки ни один современный поллитрарий жить не может, не сможет и не выживет! Это — экспериментально установленный, социально обусловленный, неопровержимый исторический факт! И спроси я этих могильщиков капитализма чи коммунизма: в чем смысл их жизни?.. С гордостью ответят: чтобы претворять в эту жизнь величественные решения нашей партии!
Вот каков он теперь, тот гордый призрак, который прежде по всей Европе задумчиво бродил! То горе–горькое, что по свету шлялося и на нас невзначай набрело! До того дошло, что даже и у нас в селе взялись теперь за идейно–воспитательную работу.
Зачем?! Все давным–давно уже знают здесь, что ожидает их в будущем. Разжевывать нам тут нечего, только слюнями изойдем! И без того уже сыты мы по горло кашей, которая кишмя кишит по всем коротким, средним чи длинным радиоволнам!
Любое мудрое высказывание всех этих наших руко чи ноговодителей уже настолько всем нам тут обрыдло чи наостогидло, что хочется лишь миг один прожить в этом сверхыдейном их мире не головой с животом, а сердцем с душой!
Иначе для чего ж тогда совершалась у нас революция? Разве для того лишь, чтоб страна лапотная стала бы атомной?
И только?.. Для чего ж тогда говорилось о мире сверхподлинно новом, о совершенно новой культуре, которую предполагалось создать на обломках прошедших веков?..
Мы–то, чудаки–человеки, понадеялись на скорую реализацию тех идей, а теперь, как у нас в селе говорят, уже и не правду ищем, а продукты питания...
Вот у нас везде и повсюду постоянно говорят, что теперь неуклонно повышается народное благосостояние, но при этом, увы, нельзя не заметить, что духовная наша жизнь отошла как бы на второй план. Говорят, это временное, мол, попустительство, и стоит нам догнать остальной мир по его важнейшим экономическим показателям и подавить его военный потенциал, так сразу же, мол, все изменится и мы еще покажем всем, где раки зимуют, то есть укажем им подлинное направление прогресса, озаряя его светом своих немеркнущих идей!..
Так думают те, кто на жизнь смотрит с одной только точки зрения, сверхрентабельно всех и всякого желая приспособить для достижения своих целей. Людское горе еще не коснулось их своим черным крылом! Увидев нищего чи больного, они разводят руками: А чем мы ему поможем? Он обречен и погибнет. Такая, мол, его судьба! Разумеется, нам очень жаль его, очень жаль, но...
SIC!
— прервал бы эту речь сам Владимир Ильич Ульянов–Ленин. Именно это ваше “но”, дорогие товарищи–основоположники исторического материализма, и есть самое изощренное зло ваших диалектических идей! Через это “но” все и началось. Никаких “но” не должно быть у человека! Даже сама природа не настолько зла, как вы ее всем нам тут диалектически изобразили! Ведь кроме этого вашего “но” есть и простые истины.
А разве не величественны, не возвышеннее ли они?..
Иногда мне кажется, что современная попытка деятелей прогрессивного человечества устроить всем остальным жизнь на научной основе напоминает собой такую картину, когда бы к нам, например, в 1869 году вдруг прилетели бы откуда–нибудь какие–нибудь инопланетяне на фотонном своем звездолете.
Вот прилетели бы они тогда, допустим, с Проксимы чи Альфы Центавра, во французскую столицу и приземлились там на Елисейских, предположим, полях... И тотчас отправились на летающем блюдце в Приазовье наше по кое–каким инопланетянским надобностям своим, а тем временем к их звездолету собрались бы лучшие светила естествознания второй половины ХIХ века.
Одетые в сногсшибательные фраки, сияющие над толпой зевак цилиндрами чи котелками, посовещались они и вздумали поставить на звездолет колесо гребное от наисовременнейшего тогда трансатлантического... ледокола. Они ведь не нашли в том звездолете ничего похожего на какой–нибудь механизм, но очень уж захотелось им хоть немножечко самим полетать.
И вот, приделав к фотонному кораблю паровой котел, сели те горе–естествоиспытатели в его кабину и запустили на полную мощность свое колесо гребное... Паровик гудит, колесо свистит, пар кругом идет, огни пылают в топке под котлом, а звездолет —
И НЫНЕ ТАМ.
А возвратились когда инопланетяне на те Елисейские поля, чуть животики себе, бедные, от смеха не надорвали. Видят: земляне копошатся, того и гляди, как бы паровой их котел не взорвался, но выходит у них — один только... пшик.
Тогда пришельцы и говорят землянам по–французски:
ДУРНЕНЬКI, ДА НЕ ТАК I НЕ С ТАКИМ ДВIГУНОМ ТРЕБА
ЛЕТIТI ДО ЗIРОК ВЗАГАЛI, А ОСЬ ТАК... I ВОНИ — ГЕТЬ! — ВIДКIНУЛИ В ДВА ЩОТА ПАРОВIК, СIЛИ В СВIЙ КОРАП, НАЖАЛИ ЧЕРВОНУ КНОПКУ ЧI ТАМ ЯКУ... I СЛIПУЧIЙ ЛУЧ СВIТКА, ВМIГ БЛИСНУВШИ, ЗНИК В ЯСНОМУ НЕБI 1869 РОКА... ЗЕМЛЯНЕ РОТИ РОЗЗЯВИЛИ I ЗРОЗУМIЛИ, ЩО ПОЛИЛЯЛИСЬ, БО ПРИСПОСОБЛЮВАЛИ ДЕРЕВЯНУ ТАРБУ ДО ПАРОВОЗА.
ОСЬ ТАКЕ Я ДУМАЮ ПРО СУЧАСТНИЙ ПРОГРЕСС.
Пройдет время — и под слоем забвения навсегда исчезнет величайшее из величайших заблуждений человечества — исчезнет все, что у нас сейчас так превозносится!
Пройдет время — и люди грядущего скажут, покачивая своими головами: как же долго висела над человечеством и угнетала его эта черная туча духовной басурманщины, как злобно попирала она всех добрых и честных людей!
Пройдет время — и археологам будущего напомнит про всю эту нашу эпоху какая–нибудь найденная глубоко–глубоко в земле юбилейная монета чи утонувший в океане обломок камеры сгорания первобытного космического корабля с полустертой надписью:
СДЕЛАНО В...
А вокруг — будет жизнь чудная! Без гонки вооружений и соревнований социалистических, без идейного насилия и вообще неправды. Жизнь — величественная и прекрасная!
Это будет просто — жизнь на Земле.
5
Эх, до чего же я люблю старинные романсы и вальсы!
Особенно — вальсы. Когда они звучат, кажется, что и сам тогда жил, был с теми людьми...
Взять, например, период русско–японской войны, когда мой дед воевал за Веру, Царя и Отечество в тех далеких сопках, где и поныне спят в земле чужой его братья–солдаты.
Сам дед погиб на Карпатах, но бабушка говорила, что он воевал с японцами, и многое мне рассказывала...
О том, что китаянки ростом очень маленькие, а в детстве им надевают на ноги колодки деревянные, чтоб ноги ихние не росли. Зато косы у них длинные были предлинные, поэтому солдаты наши иногда хватали тех китаянок за косы и приподымали высоко над землей. Это они им показывали, где Киев чи Москва находятся — старинная такая солдатская шутка.
И вот, под возлюбленный мой вальс “На сопках Маньчжурии” я представляю себе: свинцовое небо, нависшее над могучими кедрами, моросит мелкий дождик, солдаты вокруг костра–камелька... Кое–кто, облокотясь на лафет, колесо чи ствол полевого орудия, читает письма из дома, а дед мой — усатый красавец — читает газету. Быть может, как раз читает о том, что им послано подкрепление — эскадра вице–адмирала Рождественского. И дед мой радостно сообщает: братцы, царь броненосцы послал нам в помощь!
Ему ли знать наперед о сражении в Цусимском проливе и вообще о финале той бойни, жертвой которой он и сам мог стать, но тогда не было б и меня, бо не родилась бы моя мама через год после того, как дед вернулся домой... И лежал бы он не в Карпатах, а под Мукденом, где и поныне спят в земле сырой его боевые друзья.
Лежат они там и теперь, вспоминая, наверное, такие слова:
БРАТЬЯ, ВЫ НАШИ ПЛОДЫ ПОЖИНАЕТЕ,
НАМ ЖЕ В ЗЕМЛЕ ИСТЛЕВАТЬ СУЖДЕНО.
ВСЕ ЛИ НАС, БЕДНЫХ, ДОБРОМ ПОМИНАЕТЕ
ИЛИ ЗАБЫЛИ ДАВНО?
Я часто думаю о солдатах, погибших на чужбине. В том далеком краю, должно быть, и следов не осталось от их могил чи надгробных крестов...
До сих пор и у нас не поставлен им памятник–мемориал!
Но за столом в нашем доме голубом никто не лишний!
Ни павшие в Ледовое побоище и на поле Куликовом, в войну 1812 года и в Крымскую кампанию, погибшие за освобождение Балкан и в русско–японской заварухе...
Не знаю, сколько в общей сложности было жертв первой мировой, нашей гражданской чи великой отечественной бойни, но на любую могилу, пусть ей даже хоть сто миллионов лет, я не смотрю как на пустое место под ногами, а свято верю: тут лежит человек и он... чего–то ждет!
Настанет время, когда люди достигнут таких высот, что смогут любой душе снова тело вернуть! Это вполне возможно, бо мы еще мало знаем о круговороте жизни в просторах бытия. Общепризнано, что есть такие явления, которые еще не способен осознать человеческий разум. Многие наощупь уже определяют контуры общей теории грядущего естествознания. Некоторые уверенно говорят:
БОГ ЕСТЬ!
Сейчас об этом еще мало появляется сообщений в печати. Надо надеяться, будущее внесет ясность в этот важный вопрос... Пока же мне хотелось бы обратиться к Верховному Совету СССР с просьбой принять очень важный государственный закон во имя торжества нашей всеобщей мечты о грядущем.
Пусть, пусть пока еще наивна эта мечта!
Быть может, она вообще неосуществима...
Но суть дела не в этом, а в том, что за последнее время, в связи с размахом индустриального, транспортного и жилищного строительства, наблюдается у нас такое явление, как...
ПЕРЕНОС КЛАДБИЩ!
Как правило, этому подвергаются надгробия, а сами могилы остаются во власти мощной землеройной техники...
Да разве возможно, скажете, полностью перенести на новое место содержимое всех могил, а главное — окупятся ли затраты по производству столь трудоемких работ?
НЕТ!
Можно с абсолютной уверенностью сказать: такие работы не только не окупятся, но и не будут никогда оправданы дальнейшим ходом развития жизни на нашей планете!
Трогать на кладбищах вообще ничего нельзя! Любое кладбище — не просто цвинтарь чи некрополь, не просто город мертвых, это — город ждущих грядущего.
Какое же мы имеем право ради преходящих своих нужд лишать их надежды на возвращение в жизнь земную?!
Необходимо ограждать наши кладбища от железной поступи безудержного прогресса! Следует принять строжайший закон об охране кладбищ, а также дополнить соответствующей статьей наш уголовный кодекс! Не думаю, чтоб такая охрана чрезмерно отяготила государственный бюджет, бо речь идет о самой великой ценности бытия. Всегда найдутся желающие осуществлять эту охрану на общественных началах, как охраняется, например, у нас заповедник “Каменные могилы”. И лишь в крайних случаях — там, где могилы действительно могут пострадать от строителей коммунизма,— их содержимое следует бережно переносить оттуда куда–нибудь подальше, хотя я и сомневаюсь, что это приятно будет погруженным в предвечный покой.
6
И еще я думаю о безымянных могилах:
ИХ МОЮТ ДОЖДИ, ЗАСЫПАЕТ ИХ ПЫЛЬ,
И ВЕТЕР ВОЛНУЕТ НАД НИМИ КОВЫЛЬ...
Земля наша бережно хранит мужчин и женщин, стариков и детей. Повсюду лежат в ней и чужие солдаты: турецкие, шведские, французские чи немецкие... Их теперь, вероятно, уже не следует нашими врагами считать. Да, они с оружием приходили к нам, но они — погибли!..
Уверен, есть среди этих солдатских могил и такие, где лежат погибшие от своих же рук. Всякое бывает на войне. Случается, что и своих убивают, а потом, как собак, зарывают кое–как . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .*
7
WAS IST LIEBE? WAS IST GELIEBTE?
Что есть любовь, что такое любимая?
Друг настоящий, искренний, нежный...
Когда есть любовь, есть все! Нет ее — полный вакуум!
Сам я, мне кажется, принадлежу к таким натурам, которые без любви не представляют из себя ничего особенного, а с нею — многое. Про таких говорят:
ОН СОЗДАН ДЛЯ ЛЮБВИ!
Правда, у одних это ярче, а в других слабее проявляется.
Тем не менее, можно считать героической жизнь человека любящего, но не любимого. Это — подвиг даже и в том случае, если вообще нет пользы никакой от жизни этой. Бо жить без любви не каждый способен! Сотни тысяч по этой причине ежегодно расстаются с жизнью. Нестерпимо, когда вокруг тебя яркий калейдоскоп удовлетворения желаний! Все попарованы: даже голуби и те милуются! Все букашки–таракашки, и у тех жизнь счастливая! А у людей одиноких звучит мотив печальный:
НЕЛЬЗЯ НА СВЕТЕ БЕЗ ЛЮБВИ ПРОЖИТЬ...
Ах, любовь, любовь! Во все времена была ты манящей водой родниковой, одна лишь ты всегда имела и имеешь в жизни смысл, бо ты есть сокровеннейшая суть бытия!
Не в одной только работе неустанной состоит смысл жизни.
Кто не работает, а любит, тоже имеет право на жизнь!
Многие сегодня не знают любви настоящую цену. Одни берут ее даром, как воду из водопровода, тогда как другие готовы жизнь свою отдать за один чарующий ее глоток! А третьи и в могилы уходят, не изведав, чи жарки або прохладны соприкосновения любимых и любящих губ...
Эх, девушки–женщины, вы созданы для любви и счастья, но ни того и ни другого от вас я еще не имел и не испытал!
Лишь мечта моя то знает, о чем я... мечтаю.
Чтоб друг друга понимать без слов — взглядом, и всю жизнь идти — рука об руку. Я не стану описывать, что такое любовь. Это известно и без меня... Но даже и не обнимать чи целовать, а просто рядом сидеть, в глаза друг другу глядеть...
Про остальное — умолчу, бо то — несбыточная сказка, огонь безумства, калоши счастья...
И почему это нет у нас в СССР таких заведений государственных, где можно было бы испытать радость близости с другим человеком? Ведь это бывает иногда так необходимо, чтоб сохранить жизнь холостяку–неудачнику чи тряпке–вдовушке, инвалиду молодому, а то и просто лопуху нецелованному.
Пусть бы хоть на ножки одни разрешалось там глядеть и их гладить!.. Минут десять... На это и денег не жалко!
Рублей двадцать в месяц всегда можно для этого накопить.
Человечество издавна любит любоваться человеческим телом.
Ведь тело одного человека для другого —
ВСЕЛЕННАЯ В МИНИАТЮРЕ!
Посмотрите хотя бы на лицо, разве это не чудо естества? И как это только умудрилось оно на таком малом участке собрать воедино все, что человеку в жизни бывает необходимо?!
Нос, рот, глаза, брови, ресницы, щеки, лоб, подбородок, переносица, уши, губы... И все это, вместе взятое, живет не само по себе, улыбается чи печалится, а неотъемлемо от цвета волос, от своего положения на шее.
Лицо дополняют грудь и живот, руки и ноги.
Формы их могут быть совершенно различны, разнообразны и их назначения. Ноги, например, играют в жизни человека совершенно особую роль, поэтому важно, как выглядят они, особенно у девушек чи у женщин. Тут — все должно быть оригинально!
Бедра, колени, голени, лодыжки, пальцы, ноготки...
Есть люди, которые, подобно пушкинскому Дон Гуану, страстно обожают красоту женских ног и готовы на любое безрассудство, абы только разглядеть под черным покрывалом
ЧУТЬ УЗЕНЬКУЮ ПЯТКУ.
А я бы сказал: пяточку, пятоньку, пятонюнечку...
Шелковистый дым капронового чулка прозрачен и нежен, как пена морская... Каждую прожилочку, волосочек каждый видно! И пальчики видно, ноготочки розовые...
Знаю, об этом неприлично писать, но когда я вижу на дороге отпечаток каблучка женского, то всегда, если нет никого поблизости, припадаю к земле и его... целую!
Я словно бы всю Землю обнимаю, представляя, что здесь только что
стояла...
ОНА!
В такое мгновение такая нежность обуревает меня, что я превратился б, кажется, в босоножку белую чи башмачок ее хрустальный и с величайшей радостью под подошвочкой теплой и пятонькой милой жил!
Более того, появляется у меня тогда желание превратиться в некий... сгусток счастья чи в атом пылкой любви и проникнуть в самое ее сердце, чтоб весь мир окружающий оттуда воспринимать!
Сердечко, то сжимаясь, то разжимаясь, гонит и гонит кровь по всему ее телу, которое пронизывают повсюду голубые веночки и артериечки розовые...
Многие, наверное, думают, что внутри у человека темно, а я могу точно сказать: там светло, полумрак царит алый! Як поется в песне, там —
КРIСТАЛЕВИЙ СВIТ.
Это для науки существуют хромосомы чи рибосомы, а мне кажется, если взглянуть внутрь человека сквозь сверхмощный микроскоп электронный, мы увидим там такую гармонию, какой не найти даже на отполированном до зеркального блеска куске хромоникелевой стали!
И тот, кто увидит в другом человеке сей свет, лишь тот с полной уверенностью может сказать, что он полюбил этого человека!
Да, все еще есть, есть, есть чудеса в природе!
Нежный голос, дыхание нежное... Любимый стук любимого сердца...
И вместо всего этого — чердак с паутиной по углам, изодранная койка и я вместе со своей сутью чи мутью!
Но я не один так живу! Такова вообще вся жизнь в пределах Солнечной системы! Все человечество, само того не замечая, совершенно одиноко во Вселенной живет! Во всяком случае, все его калеки чи инвалиды... Все мы, как живые мертвецы,
ЧЕГО–ТО ЖДЕМ!
Бывает, правда, подымешь взгляд на серебристый след сверхзвукового самолета, и разглаживаются морщины, молодеет душа. Измученная и измочаленная, отшвырнув горечь прошлого чи пепел пережитого, она вновь летит, бессмертная...
Куда?.. Все выше и выше. Туда, где космос уже не черный, а голубой, и откуда на всю необъятность Вселенной грохочет победно:
НА ДУШЕ И ЛЕГКО И ТРЕВОЖНО —
МЫ ДОСТИГЛИ ВЕЛИКОЙ ПОРЫ!
НЕВОЗМОЖНОЕ СТАЛО ВОЗМОЖНЫМ —
НАМ ОТКРЫЛИСЬ... ИНЫЕ МИРЫ!
А душа летит себе и ликует от счастья чи плачет от радости осознания высшей премудрости бытия!..
Но так бывает редко, крайне редко.
Обычно она еле–еле дышит в паутине собственного я, я, я.
8
А может быть, я и впрямь ничтожество и невежество?
И все развивается как должно, а иначе не может?
И — тук–тук–тук каблучками по асфальту...
С высоко поднятой головой, без здрасьте, с усмешкой брезгливой, мимо вонючего, заросшего волосьями...
ОПУСТИЛСЯ ЧЕЛОВЕК,
говорят эти потомки известной подлостью прославленных отцов. Они делают все для того, чтоб меня унизить, но им никогда не добиться, чтоб склонилась моя голова, бо на моей стороне вся неосознанная правда бытия!
Ладно, я не хочу витать в облаках, сравнивая себя с поэтами–корифеями нашего народа, но у нас в селе все еще есть немало таких, которые всегда готовы испоганить святое чи отомстить половой тряпке после того, как она возмутилась тем, что ее топчут, вытирая ноги...
Они и бутылки пустые ко мне ночью через забор бросают: на, мол, бери, мы не жадные, ты же их собираешь на Вьетнам!..
IМ БЫ ТIЛКИ ГРОШI I ХАРЧI ХАРОШI!
Таково население нашего села. Народ это грубый, трудовой он, конечно, я не стану спорить, трудолюбивый народ. Но именно этот народ плюнул на меня вместо того, чтоб помочь найти себя в этой жизни и избежать упреков за иждивение на батьковой шее.
Они ведь знают, что отец мой вырубил прошлой осенью наш старый сад! Под предлогом, что деревья не плодоносят, взял их и вырубил, а новые — не посадил!
Как я его ни упрашивал: не руби, ведь это — единственная моя отрада, уголочек уютный для сердца моего больного и моей изболевшейся души... Нет, вырубил, бо он меня ненавидит!
За что?.. За то, что попрекаю подобных ему, которые здесь себя считают хозяевами абсолютно всему!
Да, именно таков мой отец–шкурник и все его друзья–шофера — потомственные расхитители народного добра, думающие только о том, где бы это им еще что–нибудь такое
СКОММУНИЗДИТЬ,
чтоб было потом до самой смерти на что выпить и чем закусить!
И как мне после этого верить в людей, если даже отец мой родной вырубает под корень мою отраду — наш сад, в котором я никому не навязывал свои мысли и общую нашу мечту?!
Пьяница, он боится смерть встретить в трезвом виде. Тут его еще можно понять. Человек, который прожил жизнь не болея, страшится смерти больше, чем тот, который ничего хорошего в этой жизни еще не видал... Но он, когда выпьет, а пьет он ежедневно, упрямо цедит сквозь зубы: пил, пью и пить буду, бо дни мои на исходе, а мать ваша — сука!.. Милиция его не забирает, сельсовета он не боится, а семье нашей от его пьянства давно уже покоя не было и нет.
Мама моя уже третий год живет в другом селе у дочки. Ей тут, бедной, житья совершенно не было. Отец ее поедом ел, попрекал, что она ничего не хочет дома делать, а на самом деле мама и на почте работала, и за коровой ходила, и кушать нам готовила, и убиралась везде...
Вот вчера вечером был у нас снова семейный скандал. Отец пришел и говорит: заходил я тут к матери, упрашивал, вернись! А она и глядеть на меня не хочет...
Я не выдержал и говорю спокойно: это раньше надо было перед мамой на коленях стоять чи на руках ее носить, а не гоняться за мамой с топором и не обзывать ее словами...
Он вскипел, рассвирепел, перегаром пышет, слюной брызжет: это ты, говорит, гад, во всем виноват! На кладбище ходишь, бутылки собираешь, семью позоришь...
А я ему: на кладбище мечта моя лежит, но настанет время, и тебя туда отнесут, так почему бы не проникнуться мечтою и тебе?..
Он: ничего мне не нужно, бо там и нет ничего, одни только черви, съедят, мол, и все... Потом стал кричать, что я даром его харчи ем... Не нужен ты мне, кричит, завтра же поеду к врачам, пусть тебя заберут, а то ты нас всех тут с приветом поделаешь...
Это он намекал, что скоро брат мой младший из техникума вернется, а я, значит, чтобы комнату ему свою уступил.
Да, так, пожалуй, и лучше будет! Завтра же переберусь на свой чердак, а то я тут начал писать о любви нежной и красоте женской...
Дело в том, что из этой комнаты стал я свидетелем...
Нет, не свидетелем! На это я не стал бы и смотреть, да и не увидел бы ничего — бо было очень темно с воскресенья на понедельник ночью, а теперь молодежь не очень–то беспокоится о возможном присутствии рядом посторонних...
И вот вам результат: я все услыхал.
ЦЕ БУВ ДОВГИЙ I МIЦНИЙ ПОЦIЛУНОК ГЛИБОКИЙ I НIМИЙ, ПОТОМ РАПТОВИЙ РУХ, ГРУБI НЕСТЯМНI ОБIЙМЫ, КОРОТКА ЗАДИХАНА БОРОТЬБА, ШАЛЕНЕ, НЕЗРУЧНЕ ЗЛИТТЯ... (ГI ДЕ МОПАССАН).
Если б вы знали, люди добрые, каково мне с тех пор! Ту скамеечку, что стоит у забора под моим окном, я готов был на дрова изрубить, но потом решил:
ПУСТЬ СТОИТ!
Пусть себе приходят и целуются!
Просто необходимо на ночь окно поплотнее закрывать.
Пусть приходят! Они же не знают, что ночью, когда вокруг все стихает, их малейшие шорохи слышны далеко–далеко...
9
А интересно, чи возможен такой прибор, наподобие того, каким сердцебиения записывают, так вот, почти такой же прибор, только чтоб фиксировал он биоритмы счастья, то есть все то, что испытывает нервная система влюбленного человека?
При помощи такого прибора портативного любой человек, если он сам в любви ничего не понимает, мог бы подключиться к нервной системе другого человека и на экране осциллографа увидеть: любит ли его тот человек чи только говорит про любовь.
Правда, делать это всегда нужно будет незаметно, бо еще неизвестно, как другой человек вообще к технике относится. Поэтому по размерам такой прибор должен быть не более часов наручных. В случае чего, такое впечатление создастся, что ты просто узнать хочешь,
КОТОРЫЙ ЧАС?
10
Передавали сейчас по радио рассказ моего земляка–приазовца Антона Павловича Чехова про то, как одна девушка пошутить решила, зная, что один врач в нее влюблен, и сунула ему записку с приглашением на... кладбище.
Он, чудак–человек, пошел туда ночью осенней, ходил–бродил среди могил, но — напрасно, бо девушка та просто пошутить над ним таким образом захотела...
Слушая этот рассказ, я думал: а интересно, читают ли наших писателей в Америке чи в Китае?
Того же Чехова, например, а?
А если читают, то как же это они там не поймут, что и у нас люди такие же, как и во всем мире, живут?!
И судьбы их такие же, и жизнь их почти такая же.
Она ведь со всеми любит шутки одинаковые шутить!
Над всеми влюбленными их возлюбленные везде одинаково подшучивают, а девушки почему–то очень любят свои свидания на кладбищах назначать!..
В связи с этим я все чаще и чаще задумываюсь:
ПОЧЕМУ?
Почему нас, советских людей, не любят во всем мире?
Почему мы не нравимся ни Западу, ни Востоку?
Почему им не нравится ни образ жизни советской, ни строй наш социалистический? И это — несмотря на то, что народ наш является самым отзывчивым в мире!..
По крайней мере, так в газетах пишут и по радио говорят.
И вместе с тем весь мир теперь против нас идет!
Везде только и делают вид, что нас любят, а на самом деле — всегда готовы продать чи предать!
И в самом деле: дружили мы с Китаем, а в итоге — он наш злейший враг! Дружили мы с Америкой, догоняли ее чи перегоняли, а теперь опять наступил период холодной войны! Ублажаем других своих братьев младших по разуму социалистическому, но надеемся ли на них? Думаю, не очень...
Да, тяжела наша миссия, тяжкий удел избрали мы: верить во все то, во что никто уже не верит!
Их правда: нельзя же самовлюбленно превозносить свои идеи, а остальные поносить, считая всех других догматиками чи ревизионистами?..
Возьмем, к примеру, тех же братьев–китайцев.
У нас в Сибири — сплошное раздолье, где угодно гуляй, человека не встретишь. И китайские притязания на эти просторы можно понять. Мы же всегда называли себя дружественной им страной, готовой в любую минуту прийти на помощь...
Разумеется, я не ратую за приглашение китайцев на эти земли, бо боюсь, что они, расплодившись, девчат наших станут там над землей подымать и показывать им Пекин...
По–общечеловечески же я вполне понимаю ситуацию, в которой оказались братья–китайцы, и их культурную революцию считаю величайшей трагедией ХХ века!
Иные слагают у нас теперь про китайцев потешные частушки, но что в них смешного — понять не могу, бо в агонии корчится поистине великий народ! Ноги этому великану никто, разумеется, переставлять не намерен. Родился — дыбай, не можешь — поможем!.. Помощь нужна. Тут необходимо сообща разобраться. Например, посоветовать им своего товарища Мао Цзэдуна куда–нибудь убрать, а то дело его оборачивается зловеще и пахнет керосином. Правда, оно и на нашей стороне уже тоже...
НЕ ТОГО.
Теперь вот у нас в селе многие собираются у магазина и рассуждают о разном. Это вообще интересно, как воспринимается политика простыми людьми, каковы бывают их выводы личные после принятия тех или иных государственных решений... Так вот, особенно часто слышу я теперь разговоры о будущей войне. В них все принимают участие, предлагают различные схемы тотальной стратегии, но обязательно сходятся в мнении, что эта война будет последней и окончательной: достаточно нашей малейшей оплошности— и термоядерный джинн спалит все живое на планете!
Кстати, пока еще не поздно, предлагаю объявить конкурс на лучший проект памятника–надгробия человечеству. Уже сейчас его можно было бы установить символически где–нибудь на горе Арарат, досками чи фанерой заколотить, а когда гром великий грянет, оно само торжественно и откроется!
Что же конкретно необходимо сделать срочно для сохранения мира во всем мире? Наша современность напоминает мне тот воз, в который впряглись силы империализма, лагерь социализма и мир развивающихся стран. Сложна ситуация: все одержимы своими идеями и никак друг другу доказать не могут, чья же является наиболее соответствующей истине.
И не докажут!
Силой не докажут, прытью и нахрапом им также никогда не добиться этого! Прогрессивное человечество наплодило уже стольких тупиц, что нам, люди добрые, пора уже самим обо всем подумать, а не передоверять им свои полномочия на международной арене.
А то из Пекина женьминьжибают про Большой Скачок, из Белого дома широковещательно декларируют программу Великого Общества, из Кремля постоянно талдычут про Светлое Завтра, а тем временем во Вьетнаме дети от голода как мухи мрут, одним словом:
СТОП–СИГНАЛ,
красный глаз светофора всему прогрессивному человечеству, которое в обжорстве своем не знает границ!
Предки наши — те хоть яблок с древа познания добра и зла до отвала наелись, мы же и ствол его со всех сторон диалектически обгрызли, а теперь добираемся до корней...
КОММУНIСТИ ХОЧУТЬ IСТИ,
— поется в народной песне, но прожорливость эта в равной мере свойственна представителям всех политических убеждений!
Когда слушаешь их лидеров, как те недосыпают в заботах о росте народного благосостояния — сердце обливается слезами — такой груз ответственности взвалили они на свои плечи!..
А вот вам и вся моя правда, великие кормчие: вы сперва рукопожатиями, а затем плевками награждаете друг друга, народы же мира идут параллельным курсом! Единственное желание ваше — доказать свою правоту и развернуть оглобли истории в свою сторону!
У нас это проделывают бабы–соседки, разделенные плетнями, на которых для вас уже не глиняные горшки, а термоядерные боеголовки вверх дном висят! Соседки–бабы готовы их вдребезги кочергой расколошматить, лишь бы доказать, что потаскуха — за плетнем!
Просто поразительно такое положение в современном мире, когда никто не хочет в зеркало истины на уши свои взглянуть, куда уже столько всякой пыли идейной осело, что простой ветер ее оттуда сдуть уже не в силах!
Так не ждать же нам термоядерного ветра!
ВОЛЯ ДРУЗЕЙ, ВЕРНЫХ ДРУЗЕЙ,
АТОМНОЙ БОМБЫ И ПУШЕК СИЛЬНЕЙ!
ВЕРОЙ ПОЛНА, ВОЛЕЙ СИЛЬНА,
К СЧАСТЬЮ ДОРОГА У НАС ОДНА!
Без понимания этого международные переговоры абсолютно бесперспективны, бо три кочерги не соединить в одну, указующую ко всеобщей мечте! Кочерга есть кочерга! Независимо от того, какой флаг на ней вьется: пяти, пятидесяти чи однозвездный!..
А ведь есть же она у нас одна–единственная, есть!
Это правда наша бывает трояка чи миллиардогранна...
Всеобщая мечта — только одна!
Поздно чи рано все мы ее обретем!
Придут к ней люди разные: люди в брюках и люди в юбках, члены КПСС и члены ХПСС, в мусорных ящиках спящие и на широкую ногу живущие... Никому мимо мечты не пройти, бо это только сейчас бросились мы очертя голову в сомнительные утехи бытия, присваивая себе все то, что одним лишь нам принадлежать не может!
Вот вам и цель,
вот вам и мечта,
вот вам и истина!
Если мы этого не поймем, тогда, кто знает, быть может, и жизнь на нашей планете была посеяна кем–то таинственным напрасно?!
И напрасной была его вера в это семя?..
Тогда зачем же он страдал и выстрадал все то, чего никто из нас перестрадать не сможет? Зачем же тогда летел он сюда сквозь мрачные межгалактические бездны, спасая дар жизни на своем изуродованном пространством и временем космолете?
Но он еще верит нам, любит нас, люди добрые, надеется, что мы и его мечту осуществим, то есть и его возвратим в лоно любимой им жизни...
Мы же мечту его предаем и себя тем самым губим!
Об этом наша жизнь красноречиво свидетельствует везде, где страдают люди, про которых забывают, что они есть и что им грозит беда.
11
Мой вам совет, великие кормчие, возьмите поскорее острую бритвочку, вырежьте аккуратненько этот листочек, окантуйте его в золотую рамочку и повесьте на самом видном месте во Дворце съездов, в Белом доме чи на площади Тяньаньмэнь!
Сделайте так, как это сделал у нас приазовский один хлопец, приколотив рано утром у магазина лист фанеры, на котором с помощью увеличительного стекла были выжжены слова:
СЫТОЕ БРЮХО
К УЧЕНИЮ МАРКСА–ЭНГЕЛЬСА–ЛЕНИНА–СТАЛИНА
ГЛУХО!
12
Не помню, когда это было, но однажды я очень захотел, чтоб мне кто–нибудь что–нибудь подарил. А ну, думаю, проверю, чи впрямь у нас каждый человек человеку друг, товарищ и брат?
И что ж вы думаете?..
Оделся я в свой дырявый скафандр, не брился с неделю, взял чемодан и поехал в город. Долго бродил там по улицам с опущенной головой, но никто меня так и не спросил, почему я такой. На пьяного похож, кажется, не был, но никто меня ни о чем так и не спросил... И никто ничего не подарил!
Правда, в трамвае один чудак–человек сунул мне в карман три копейки, но я их сразу же кинул в кассу–автомат системы
ЭХ, ПРОГЛОЧУ!
Одним словом, где бы я ни ходил, куда б ни заходил, никто меня ни о чем не спросил и ничего мне не подарил. Ни у кого своим видом не вызвал я жалости чи сострадания...
А я так мечтал о встрече с теми, кто живет по принципу: человек человеку друг, товарищ и брат. Но никто мне ничего не подарил! Я ходил по городу, мечтая о плоских часах наручных с браслетом из нержавеющей стали, о синтетической рубашке белоснежной, о нейлоновом плаще непромокаемом... Но никто не накинул мне ничего на плечи и не кинул мне под ноги туфли модельные в подарок...
Разуверился я в человечестве —
НЕТ МИЛОСЕРДИЯ НА ЗЕМЛЕ!
13
ДА, НУЖНА ВОЙНА!
Хоть какая–нибудь, но не такая грязная, какая идет теперь во Вьетнаме, чтоб народы мира перестали быть сонными, обо всем забывшими!
Я часто слышу по радио и читаю в наших газетах, что жить просто так нельзя, что нужно жить... с ветерком чи огоньком...
И что же я вижу после всех этих разговоров?
Сплошной сон всенародного брюха!
Будь я на месте китайцев чи американцев, то ради смеха взял бы да и объявил нам войну! Официально объявил, со вручением чрезвычайных грамот, но военных действий — не начинал.
Даже и пальцем о палец бы не ударил!
Представляете, как бы у нас тут все переполошились?
Глядишь, через день–другой снова бы стали людьми!..
Мне легко возразить: ведь и в прошлую войну оказалось у нас немало таких гадов, которые готовы были по трупам ползти, лишь бы шкуры свои поганые спасти!..
В чем же тогда причина современного храпа? Почему теперь любят побольше заработать, но сил своих поменьше в дело общее вложить? Что это — генетическая усталость, пламенный физкульт–привет от ударников первобытно–общинного труда?
Почему же тогда оживляются они возле касс в часы получек?
Почему перестали ездить на подножках трамваев?
Помню, в пятидесятые и даже в начале шестидесятых все у нас так ездили, и еще как! Бывало, кондукторша, бедная, кричит–надрывается:
ПОДЫМАЙТЕСЬ С ПОДНОЖКИ!
А те висят, словно груши, и им хоть бы хны...
Теперь, увы, не ездят люди на подножках трамваев. А было — уцепишься за дверную скобу, фуражку чи кепку повернешь козырьком назад и висишь— дует ветер в лицо!
НАС УЛИЦА ШУМОМ ВСТРЕЧАЕТ...
А сейчас?.. Никто теперь не ездит на подножках трамваев! Более того, прошла даже мода носить фуражки и кепки козырьком назад. Каждому — не трамвай — автомобиль подавай!
Говорят, это не роскошь, а наглядное свидетельство роста народного благосостояния... Поразительная приспособляемость! Они уже и фундамент идейный под свои устремления подвели!
Представляете, что будет, если у нас каждый заимеет собственный автомобиль и все начнут мотаться по СССР?
Дороги станут завтра же забиты миллионами двигателей!
Посмотрите, что творится на автострадах западных стран... И у нас в селе уже страшно становится от проносящегося мимо и грохочущего металла! Кажется, вчера еще тихо шелестели тут ветви придорожных деревьев, спокойно текла жизнь, как реченька наша степная...
Сегодня же и здесь породила земля индустриальное чудище из чрева своего. Рано чи поздно — оно раздавит все живое на нашей планете! Сомнений в том быть не может. Раз люди не любят сами работать, все поручая технике, значит, она скоро и жить вместо них будет, поблескивая от радости своими хромированными деталями и отполированными плоскостями. Поэтому я вообще не люблю автомобилей. И дело тут не в скорости их передвижения. Весь ужас в том, чтo
порождают эти двигатели сгорания внутреннего везде, где устремлен вперед самодовольный взгляд ничего, кроме собственного автомобиля, знать не желающего владельца сей кучи ржавеющего металла.
Вот вчера шел я пешком из города, и масса колесовертящей техники проносилась мимо человека с поднятой рукой, от жары без воды в пыли изнывающего... Из грузовых хоть головы в мою сторону поворачивали, для легковых— лишь серое расползающееся перед капотом полотно дороги с какой–то слякотью на обочине.
А зачем, спрашивается, этому легковому счастью личному какая–то слякоть? Сиденье замарает... Это когда их счастье опрокинется на крутом повороте вверх колесами, а ты, подбежав, поможешь им выкарабкаться из–под обломков, тогда ты нужен!
Поэтому я торжественно объявляю:
ПРОКЛЯТИЕ
тому, кто изобрел автомобиль легковой
и пустил сие чудище в серийное производство!
ДВОЙНОЕ ПРОКЛЯТИЕ
тем, кто производит легковые автомобили
и постоянно их совершенствует!
ТРОЙНОЕ ПРОКЛЯТИЕ
тем, кто стремится приобрести автомобиль,
приближая тем человечество к скоростной погибели!
Будь моя воля, собрал бы я все эти легковые авто и —
ПОД ПРЕСС ЭТУ МЕРЗОСТЬ!
Многомиллионное стадо безмозглое я б мигом устранил!
Металл — использовал для изготовления приливно–отливных электростанций и освоения пищевых богатств Ледовитого океана. Из резины — понаделал бы шаров воздушных для добывания атмосферного электричества и путешествий в дальние страны...
А ездили б все у меня на общественных видах транспорта чи даже вообще пешком ходили, и это было б их здоровью на пользу, как и всей нашей жизни в целом.
14
Интересный вопрос:
ВСЕЛЕННАЯ — ЭТО СКАЗУЕМОЕ ЧИ ПОДЛЕЖАЩЕЕ?
А что представляет собой кладбище?
Ввалившиеся могилы? Гнилые деревянные и ржавые железные кресты? Замшелые надгробия? Трухлявые гробы? Голые кости?
Так ли?!.
Во всяком случае, именно так представлял я себе прежде кладбище наше сельское и не особенно любил тут бывать.
Но все куда–то течет, кем–то изменяется... Теперь я гляжу вокруг себя совершенно иными глазами. И кажется мне, что любое кладбище — своеобразный космодром, откуда души живые стартуют в другие измерения бытия.
Уже несколько раз наблюдал я на лицах покойников улыбки. Спрашивается, что открывалось им в предстартовые мгновения земной жизни? Что вызывало вдруг на их лицах это нескрываемое проявление радости?..
Все знают, что первый наш космонавт, покидая земную поверхность, улыбнулся и сказал:
ПОЕХАЛИ!
Кто знает, быть может, он улыбнулся и тогда, когда в последний раз приближался к земле, но не успел сказать:
ПРИЕХАЛИ...
Иногда я думаю: каким ты будешь, мир, без меня?
Вот похоронят меня, цветы положат на мою могилу и уйдут с кладбища... Уйдут, настанет вечер, пройдет ночь... Будет новый день, будет снова Солнце светить чи дождь моросить, но уже... без меня. Ветер снова станет ветви деревьев и травы в степи колыхать, птицы вновь запоют свои песенки, люди утром мимо кладбища на работу в поле пойдут... Пройдут, прошумят над могилой моей годы, века, тысячелетия... А я — я все так же буду лежать под кусточком, закинув ногу на ногу, глядеть на небо звездное и наслаждаться простором... пакибытия.
Не я тут был первым и там буду не последним, а — жаль...
И все же интересно, что за жизнь будет, например, в 1979, 1989, 1999 году,
А?
И еще вопрос: кто придумал песню “Вьется вдаль тропа лесная”? Есть там такие строки:
БОБЫЛЕМ ХОДИТЬ ПО СВЕТУ
НЕТ СУДЬБЫ ПЕЧАЛЬНЕЕ...
Передайте ему от меня мой земной поклон!
15
А что если завтра и впрямь будет война, но уже не гражданская чи отечественная, а...
НАЦИОНАЛЬНО–ОСВОБОДИТЕЛЬНАЯ?
Вдруг уже сегодня вечером какие–нибудь ямало–ненецкие захватчики нападут на суверенную Украину?
Представляете: падают их прошитые оленьими жилами ракеты. Падают, но не взрываются, а растекаются, бо каждая наполнена смердящей уриной белых медведей! Оказавшись в радиусе действия таких ракет, живая сила и техника военная чувствуют себя, как мухи на меду чи пчелы в дегте... Затем появляются сами захватчики. В кухлянках, верхом на оленях, с кожаными лазерами наперевес, они форсируют Днепр...
Разумеется, во всем мире сразу же становится известно об этом наглом вторжении. Повсюду прокатываются митинги протеста. Люди всех цветов кожи ходят по улицам с лозунгом:
РУКИ ПРОЧЬ ОТ УКРАИНЫ!
Единодушно выражая свое возмущение, они требуют обуздания распоясавшихся оленеводов и клеймят позором ямало–ненецкое руководство...
Снова становится модно носить фуражки козырьком назад.
“Горько осознавать,— говорят участники экстренного заседания внеочередной сессии Генеральной ассамблеи ООН,— что на многострадальной украинской земле снова льется свободолюбивая кровь... Чи урина?.. И все же мы надеемся, что народ Украины, ставший жертвой вероломной агрессии, способен дать отпор, тем более что у него есть друзья во всем мире! Тем, кто определяет свою внешнюю политику в казематах Нового Порта, следует опомниться! Мы решительно требуем незамедлительного вывода ямало–ненецких войск с украинской территории!”
АЛЕ УКРАIНСКИЙ НАРОД ЩО ТIСНIШЕ ЗГУРТУЕТСЯ НАВКОЛО РIДНИХ ОЗБРОЕНИХ ДО ЗУБIВ СИЛ. ВIН БУДЕ ДЕНЬ I НIЧ НЕВТОМНО ПРАЦЮВАТИ РАДИ ПЕРЕМОГI В ТИЛУ I НА ХРОНТI.
ВIРТИ, ЛЮДИ, ПРIЙДЕ ЧАС I НАШI БIЛКОВИ РОБОТИ ВСТУПЛЯТЬ НА БРУКIВКУ НОВОГО ПОРТУ, ЦЕЙ СТОЛИЦI–БЕРЛОЗI ЯМАЛО–НЕНЕЦII ! ВIН НЕ ПРОТРИМАЕТЬСЯ I ЧАСУ В ОБЛОЗI НАШIIМ!
ОСТАННIХ ЯМАЛЦIВ–ЗАГАРБНIКIВ СХОРОНИМО ЖIВИМИ В МЕТРО ИХНЕЙ СТОЛИЦI. ГЛАВАРИ ЯМАЛО–НЕНЕЦII УСПIЮТ УДРАТЬ НА ИПСIЛОН ТУКАНА К СВОIМ КОСМIЧНИМ СОЮЗНИКАМ...
IТАК, ВОЙНА З ЯМАЛО–НЕНЕЦЬКИМИ ЗАГАРБНIКАМИ ЗАКIНЧИТСЯ НАШОЙ ПЕРЕМОГОЙ. У КИЕВI НА КРЕСЩАТИКЕ БУДЕ ГРАНДIОЗНИЙ ПАРАД БIЛКОВИХ РОБОТIВ, МИСЛЕХОДIВ I МАШИН ЧАСУ. ПОГАНЮЧI СТЯЗI ЯМАЛО–НЕНЕЦII КИНУТЬ ДО СТIН СОФIIСКОГО СОБОРУ...
НАРОД ЯМАЛО–НЕНЕЦII ВЗДОХНЕТ СВОБОДНО...
Вы читаете и думаете: ну и дурило! Что за нелепости?..
А кое–кто, видимо, шебуршится: а не намек ли это чи иносказание какое?..
Нет, говорю я честно и искренне, не было тут намека. Иносказания тоже не было! Это просто мне так пошутить захотелось. Такое сейчас настроение.
Я ведь люблю потрепать языком, бо чувствую тогда хоть какое–то удовлетворение.
Что же касается ямало–ненцев, так это же наши люди! Никакой опасности с их стороны я не чувствовал и не чувствую. Их же меньше, чем оленей на Севере! И если я и проехался по их адресу, то не зло, а с любовью, бо очень хочу знать: откуда они пришли на Ямал? Неужели они всегда там жили? Чи это их туда сам Чингисхан сослал?.. Поэтому прошу их не обижаться и не держать для меня камень за пазухой. Я ведь люблю шутить по–идиотски... Тут, например, взял да и подписал свое послание в газету “КУЛЬТУРА I ЖИТТЯ”:
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО КОМИТЕТА
ОРГАНИЗАЦИИ ОСВОБОЖДЕНИЯ ПРИАЗОВЬЯ
ОТ НЕЧИСТОЙ СИЛЫ.
Так ко мне после этого из районного управления культуры уже через неделю добрые молодцы заехали поговорить...
Мне и мечта моя Ф., когда я бываю на кладбище, дает совет: не пиши про политику, пиши побольше про любовь, а то — погибнешь... Ая — пишу и пишу, пишу и пишу — будто бы все это мне некий голос таинственный диктует.
Если уж писать, так писать! Как это всегда делали наши писатели, когда у нас возникал какой–нибудь острый вопрос...
А если меня отсюда заберут, будьте уверены:
ПРИАЗОВЬЕ ПОДАСТ НА РАЗВОД С УКРАИНОЙ,
А РОССИЯ ВЫЙДЕТ ИЗ СССР!
16
А не является ли любая могила перекрестком времени, когда жил человек, и пространства, в коем он жил?..
Однажды, когда я задремал на кладбище чи впал там в некий полусон — со мной такое бывает, — то увидел вдруг могилку своей мечты Ф. словно бы... изнутри.
Мелькнуло что–то черное, и я проснулся. Спросонья не понял ничего, а теперь думаю: что это было?
Черная лента? Подол ее платья чи шарф ее шелковый?..
Быть может, это она выходила ко мне и уже возвращалась обратно, а я того, чудак–человек, не заметил? Чи это душа ее в то мгновение была с моею взаимосвязана?
Теперь очень часто, лежа на чердаке, вижу я кладбище наше сельское и могилку мечты своей Ф. очень часто вижу, особенно перед сном, словно бы изнутри...
Но возьмите и раскопайте любую могилу! Уверен, ничего вы там для себя интересного не найдете. Только доски и кости...
А между тем, если внимательно приглядеться, там —
ВХОД В ВЕЧНОСТЬ!
Там душа живая из мертвого тела, как вода из кувшина разбитого, проливается в вечность.
17
С самого раннего детства люблю я рассматривать географические карты. Была у нас с братом старшим такая игра — он отыскивает на карте какое–нибудь название, а потом говорит:
НАЙДИ МОСКВУ!
Так я научился читать и с тех пор полюбил разглядывать на картах очертания разных стран, полуостровов и заливов, люблю пересчитывать острова в архипелагах, воображать себе их скалистые берега и птичьи базары...
Эх, до чего же люблю я странствовать по карте! Быстрее скорости света могу оказаться в любой точке земного шара!.. Но, оказывается, нет в целом мире ничего экзотичнее страны с загадочным наименованием
СССР!
Вот и сейчас, перелистывая старый учебник экономической географии зарубежных стран, погружаюсь я в мысль: а как у нас обстоят дела по экономическим вопросам?.. И убеждаюсь: здесь непочатый край великих географических открытий.
В самом деле: природные наши богатства нравятся всему миру. Но особенно желанны они повсюду в качестве нашего безвозмездного дара. И хлеб, и масло, и нефть, и металлы — везде и повсюду одинаковы, но наши — самые желанные!
Ими никто не брезгует! Нигде не считают их пропитанными заразой коммунистической чи состоящими из одних только изотопов радиоактивных...
Точно так же и я не заразился бы от хлеба американского, не отравился бы маслом датским, не подавился бы ни сыром голландским, ни шведской колбасой копченой, ни французским вином шампанским, ни китайской водкой рисовой, ни монгольским окороком вяленым, ни норвежской сельдью маринованной, ни итальянскими лимонами, ни алжирскими мандаринами, ни египетскими финиками...
Не подавился бы и не отравился, ежели б имел к ним доступ!.. А то читаешь тут, читаешь про зарубежные страны и только живот себе поглаживаешь, бо на 38 рублей и 5 копеек пенсии богато яств не купишь, а есть почему–то хочется каждый день, особенно — колбасы копченой!
Поэтому, изучая экономическую географию зарубежных стран, я думаю, что и у нас все есть: колбасы и сыры, консервы овощные чи рыбные, вино и водка, вермишель и макароны...
ВСЕ У НАС ЕСТЬ!
И есть у нас такие счастливцы, которые каждый день пьют хмельные вина и едят сладкие финики...
Только сам я, мне кажется, не был бы счастлив и в раю, зная, что в аду мучаются такие же люди, как я.
А еще люблю я перелистывать отрывной календарь. Много интересного можно узнать! Мелькают там лица человеческие, указаны их конкретные вклады во всеобщую сокровищницу борьбы с мраком невежества во имя светлой мечты о грядущем...
МЕЛЬКАЮТ ЛИЦА!
Люди есть разные, и разные у них лица. Тут и философы, и поэты, и полководцы, и художники, и общественные деятели...
Не всех их я знаю. Оказывается, я вообще очень мало узнал обо всем за всю свою жизнь!
Во–первых, совсем не знаю истории земного бытия. Оно все состоит для меня из каких–то отдельных эпох. Единой картины нет. Каждая эпоха противоречит предшествующей и последующей, а разве может жизнь противоречить сама себе?
Во–вторых, совершенно не знаю многих великих людей. Слышать про них приходилось, а как они выглядят, а?
До сих пор не знаю, например, был ли мой тезка писатель Николай Васильевич Гоголь женатым человеком? Говорят, он очень стеснялся своего носа. Иногда, говорят, ему казалось, что нос его такой длинный–предлинный, что он даже высморкаться не сможет... В такие минуты он и в окошко боялся выглянуть, опасаясь, как бы нос его на улицу не перетянул и он бы шею себе не свернул...
Признаюсь, у меня также имеются свои изъяны телесные.
Взять хотя бы неправильный овал лица: нижняя челюсть
АСИММЕТРИЧНА.
Это всегда меня огорчало, хотя и не все замечают, что с левой стороны она у меня уже, чем с правой. Лишь на одной фотографии, где я сижу в саду с книгой, это заметно.
Я давно уже хотел изорвать ту фотографию и сжечь, но разве после этого лицо мое станет симметричным? Нет, пусть уж все знают, что я был не только духовным, но и телесным уродом!
В раннем детстве, когда не болело еще мое сердце, я всегда спал на левом боку. По всей вероятности, тогда я и слежал свою челюсть об подушку, бо кости еще были мягкие, вот и слежал. Так я думаю, а вообще–то мне не хотелось бы вдруг узнать, что это она от природы у меня такова. Кому тогда сможет понравиться асимметричное лицо?
Других никаких изъянов у меня нет, если не считать за таковой мой большой живот. Но это — следствие болезни. Она — мой основной недостаток и вместе с тем — главное преимущество мое! Не будь я болен, вряд ли вы узнали бы про существование мое. А была бы у меня жена, были бы дети... Но всего этого я себе теперь не хочу, бо вижу, как живут люди женатые чи замужние... Ну, другое дело, если б жена попалась красавица! А так я счастью ихнему не завидую, ей–ей!
Будь я женат, вряд ли у меня появилось бы желание рассказывать все то, что я успел рассказать. Поэтому я и так счастлив, ей Богу!
Счастлив тем, что жизнь моя —
СПЛОШНАЯ МЕЧТА!
И все–таки, как жаль, что я так мало обо всем знаю...
А ведь и до меня жили подобно мне и всем нам сегодня сотни и тысячи, миллионы и миллиарды людей! Жили не тужили, творили чи созидали, верили и надеялись, любили и мечтали... Чи будет когда–либо написана такая книга, в которой окажутся абсолютно все имена? И пусть в той книге будут все дела описаны, которые люди те когда–либо совершили.
Листочек за листочком все мы срываем со своих отрывных календарей. Время быстро летит, никогда свою скорость не сбавит. То весна, то зима, то опять...
18
Наверное, есть где–то описания наших старинных изделий, которые пользовались спросом повсюду и везде? Необходимо их производство возродить! Ведь были же товары такие хорошие, а в музеях остались, наверное, их образцы. Сохранились же у людей в качестве реликвий семейных флаконы старинные и коробочки разные резные...
Товары эти могут быть самыми обыкновенными: катушки ниток разноцветных с красивыми этикетками, пуговицы, иголки стальные с ушками золотыми... А то появилось теперь у нас на прилавках множество продукции современной, не имеющей спроса у населения. Нужно прекратить ее производство и выпускать товары, которые давно уже известны с лучшей стороны во всем мире! Они и на картинах изображены, и в рассказах описаны, и в песнях воспеты...
Таков, например, красный сарафан.
Почему бы нам снова не прославиться на весь мир тканью точно такой же расцветки с таким же узором старинным?..
Як говорил нам экс–первый секретарь ЦК КПСС,
ЦЕЛИ ЯСНЫ,
ЗАДАЧИ ОПРЕДЕЛЕНЫ,
ЗА РАБОТУ, ТОВАРИЩИ!
19
Однажды — а было это лет десять назад — увидели две девушки–подруги на берегу Черного моря сутулого старика с бородой желтой от табачного дыма. На груди его виднелась тельняшка, а в зубах торчала и дымилась трубка. Подругам послышалось, что старик бормочет: море, я снова вижу, снова вижу море!..
Девушки робко подошли. Старик вообще–то, по–видимому, любил одиночество, но сейчас с ним что–то произошло, и он разговорился. Оказалось, что он — бывший моряк царского флота, потерял на крейсере “Варяг” зрение на 99%, а заодно и ногу. Левая нога его была деревянная. Всю свою жизнь прожил он потом в тамбовской деревне, но однажды услыхал по радио, что в Одессе лечат глаза. Его старуха–жена тогда только пошутила: в могиле, мол, глаза не нужны... Но старик упросил ее написать в Одессу, а вскоре оттуда пришел ответ:
ПРИЕЗЖАЙТЕ.
И он поехал.
Поехал он в Одессу еще и потому, что это был город его флотской юности... Целый месяц пролежал в глазной клинике, а недавно ему развязали глаза, и старик... увидел! Увидел все вокруг себя настолько отчетливо, словно бы вновь родился. Когда же его выписали из клиники, он весь день со слезами на глазах ходил по Одессе и вышел к морю...
А вот еще случай.
В одной из частных клиник Филадельфии — есть такой город на атлантическом побережье Северной Америки — лежал один урод. Форма его тела лишь отдаленно напоминала человеческое. Это был живой кусок мяса, из которого торчало сверху нечто похожее на голову с глазами, а по бокам виднелись отростки — жалкое подобие мужских рук и ног. Он совершенно не умел говорить, а лишь издавал всеми отверстиями своего тела нечленораздельные звуки... И вот однажды к его кровати подошла медсестра и видит: урод крепко спит, а рядом, впритул к его губам, лежит, глядя огромными голубыми глазенками в потолок, очаровательная кукла. Как она туда попала, никто так и не узнал. Наверное, кто–то из посетителей той клиники ему ее незаметно подарил. Врачи захотели было отобрать куклу, но урод вдруг впервые заплакал, а потом стал метаться по кровати, как в клетке какой–нибудь дикий зверь...
Рассказывают, одна старушка регулярно посещала футбольные матчи. На стадионе к ней привыкли, как к заядлой болельщице, а какой–то спортивный репортер ее спросил: за кого вы болеете?.. Старушка приблизилась к его уху и прошамкала:
ЗА ВСЕХ!
Знаете, никак не налюбуюсь молодостью человеческой...
— А что, разве вы в юности тоже играли в футбол? — поинтересовался репортер.
— Нет, — отвечала старушка, — но я всегда печалилась, видя, как люди стареют...
Однажды в войну наш летчик–истребитель был сбит и долго–долго полз с раздробленными ногами из вражеского тыла... Ему отрезаны были ноги, но он научился на протезах танцевать, а потом вернулся в свою эскадрилью и снова бил ненавистного врага. То был... настоящий человек.
А я?..
Я не был летчиком, не летал на самолете и даже не прыгал с парашютом. А говорят, это так прекрасно — заболеть небом и полетом! Про птичье ощущенье говорят...
Я не был моряком, не выходил в открытое море, не стоял за штурвалом супертанкера–великана...
Я не был водолазом, не опускался в пучину, не ходил по дну океана в сверхпрочном скафандре...
Не выходил в открытый космос из космического корабля...
Ничтожную жизнь я прожил, слабым, больным человеком!
Правда, я пахал землю и сеял хлеб, работал на кирпичном заводе, был бетонщиком–опалубщиком на “Азовстальстрое”... И мне очень жаль не себя, а всех тех, кто ничего другого в своей жизни не испытал!
Живет у нас в районе еще одна старушка. Она вся такая сморщенная, как листочек осенний, но это она только на вид такая, а на деле — работящая, справляется со всем своим хозяйством домашним, копается во саду ли огороде и вдобавок... плотничает. Да–да, представляете, плотничает! Она особенно любит делать скамеечки и скворечни. Возле ее дома земля утыкана скамеечками, а деревья в саду — в скворечнях!
20
Мелькают лица в календаре, мелькают они и в жизни.
ЛЮДИ, ЛЮДИ, ЛЮДИ...
Пока это самое дивное, что есть в бытии! Почти все они одинаковы, одинаковы их болезни, и вера их одинакова в то, что когда–нибудь станет им лучше... Прав сказавший: никого нельзя назвать счастливым раньше, чем тот умрет... А еще, что каждый человек представляет собой Вселенную, которая вместе с ним рождается и вместе с ним умирает, а поэтому в каждой могиле покоится пульс бытия. Там вся первозданная прелесть жизни!
Прошли времена, когда под плакучей ивой чи дубом могучим, разлапистой елью, чинарою стройной и кипарисом пахучим сидели на камушках придорожных старички и старушки... Где теперь все эти украинские, русские, белорусские, грузинские чи армянские старушки и старички? Современное общество выпроводило их на заслуженный отдых в иные измерения бытия, а вместо них теперь проносятся по дорогам люди в шляпах с деньгами в карманах...
Сами торопятся жить и других торопят! Бо то не люди, а — антропоопухоль, поедающая земную жизнь!
А интересно: не являются ли все злокачественные болезни обратной стороной того явления, которое называется у нас величественным шествием наших всепобеждающих идей? Не могло ли так случиться, что какие–нибудь существа инопланетные порешили однажды Землю в самый настоящий рай для себя превратить, но сделать это так, чтоб земляне того не заметили?
А что если те существа — мыслящие вирусы–возбудители злокачественных заболеваний?! Ведь с той поры, как прониклись мы их идеей земного рая, они с каждым годом, днем и часом все более распространяют свою власть над жизнью людей!
Всех они нас тут, разумеется, не уничтожат — должны же их потомки чем–то вкусненьким питаться, — но земное поголовье человеческое постоянно будут содержать на том уровне, какой им необходим. И вот я думаю: а не пора ли нам в таком случае созвать новый Интернационал? Собрать всех тех, кто у нас и за рубежом на чердаках спит и под заборами валяется, по мусорным свалкам бутылки собирает и по больницам гниет...
И даже тех, кто прежде жил, а сейчас в земле лежит!
Собрать их всех и торжественно мертвым жизнь вернуть, больным — здоровье, голодных — накормить, оборванных — одеть, а стариков и старух снова молодыми сделать и переженить...
Думая так, я вспоминаю о прекрасном датском сказочнике Гансе Христиане Андерсене. Книга его сказок — это моя...
БИБЛИЯ.
В них все одухотворено, преисполнено высочайшего смысла и тайного величия. Идет ли речь про уличный фонарь, бутылочное горлышко, калоши счастья — в этих сказках есть все для человека и во имя человека. И гордая печаль одинокого сердца, и нежная любовь родной природы...
Я вообще все сказки воспринимаю очень серьезно. Сказки есть сказки, ими только и живут отвергнутые миром сим. Если б не сказки, то и я не надоедал бы своей писаниной. Освоение космического пространства тоже, как известно, начиналось со сказочек и бумажечек. Катилось–крутилось, как яблочко наливное по блюдечку золотому, а теперь аж вокруг Луны облетело чи даже там село!
Вот вам и сказочки! Вот вам и бумажечки! Они обладают свойством обретать научные контуры, а потом обрастают плотью повседневного бытия...
И все ж я думаю, что фотоснимок, на котором запечатлена обратная сторона лунной поверхности, не есть еще предел наших дерзаний. Жду не дождусь, когда в газетах рядом напечатают три фотографии:
1) могильный холмик под покосившимся крестом,
2) изображение истлевших останков покойника той могилы и фото №3: стоит молоденькая девушка в шляпке, при часах золотых, в платье ярком, босоножках беленьких...
Улыбается, а внизу подпись:
СПАСИБО ЗА ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЖИЗНЬ ЗЕМНУЮ!
Современная медицина совершенно не умеет лечить людей. Она расписывается в собственном бессилии, заявляя, что легче предупредить болезнь, чем ее вылечить... Однако же в будущем, если оно всем нам суждено, появится реальная возможность не только сердца лечить, но и воспроизводить людей из вещества... могил!
Жизнь — первая ступень ракеты бытия!
Можно изменить направление ее полета...
К тому же, как не знал ничего человек палеолита об анатомии своего тела, так и мы ничего еще не знаем о структуре души, тогда как она... (Не успел дописать. Очень жарко стало на кладбище, и я уснул, а теперь забыл, что хотел сказать.)
21
Иногда, когда хочу я представить свое счастье, то вижу
БЕРЕГ АЗОВСКОГО МОРЯ.
Есть там одно место чудное — пляж песчаный...
Ярко светит Солнце, лежу я на песке, раскинув руки.
Ноги мои лижет морская волна, а на груди моей стоит босая Ф. Песчинки прилипли к ее милым и мокрым пяткам. Я целую ее ноги соленые от морских брызг, а она смеется и с наслаждением топчет мою грудь, приговаривая: несчастный, повергнутый мною во прах, смирись! А потом шутливо добавляет:
ВСТАВАЙ, ПРОКЛЯТЬЕМ ЗАКЛЕЙМЕННЫЙ!
Я быстро вскакиваю, рядом на воздушной подушке стоит наш передвижной ковчег системы “рай в шалаше”, у кромки морской лежат акваланги, бо оба мы любим подводные путешествия, а из транзистора моего допотопного звучит старинная японская песня:
У МОРЯ, У СИНЕГО МОРЯ...
Рядом с транзистором валяются на песке ее зонтик пляжный и книга раскрытая, на французском языке — “Тайны Парижа”.
Быстренько надеваем мы акваланги и — на дно!
Волшебен подводный мир рыбок и медуз!
Дни и ночи проходят над нами.
Садится и подымается Солнце, над волнами летают чайки, шуршат под ногами ракушки, а у светлой черты южного горизонта проплывают белые, как лебеди, корабли...
2000 ГОД.
22
Есть у нас в районе еще одна очень интересная бабуся.
Вернее, не старушенция еще, а женщина, которой лет сорок. Она одинокая чи сбежала откуда–то, ходит–бродит по степи и вся трясется, как холодец, а руками такие кругаля выделывает, что и не описать. Это ее так дрожательный паралич разбил... Одета она в одно и то же платье рваное, на ногах сапоги кирзовые, на голове, не поймешь, платок чи тряпка. Людные места она всегда обходит, а когда мимо идет... Лицо у нее, как у воблы, все в оспинах, губы шерхлые, глазами моргает и все время одно и то же слово повторяет:
БАХ–ЧИ–САРАЙ! БАХ–ЧИ–САРАЙ!..
Наверное, она родом оттуда, но дело не в этом. Увидел я ее однажды и — ужаснулся! Неужели и таким в наши дни может быть человек?!.
Разумеется, ею брезгуют у нас больше, чем мною. Обходят, как корзину с мусором, чи потешаются, как над абстрактной живописью... И вот мне подумалось: а если сопоставить эту женщину с той красавицей–блондинкой, что танцевала со Штраусом вальс его сказочный в Венском лесу?..
Конечно, контраст будет жуткий. Но обе ведь — женщины! И то — человек, и то... И вот представилось мне, будто бы положили ту женщину в клинику грядущего и стали там лечить, исправляя отклонения в ее организме на уровне генетического кода. Точнее, не лечить, а... ревитировать, бо ревитация (от латинского слова vita — жизнь) есть возвращение тела душе, тогда как реанимация — возвращение телу души.
Говоря короче, по сути дела, ту женщину сперва умертвили, потом осторожненько взяли из ее тела одну какую–то нормальную клетку и стали ускоренно выращивать в особых условиях.
И вот — перед нами — девушка!
Быть может, и не такая красавица, как та киноблондинка, но и она по–своему симпатична, мила, очаровательна... Лишь те, кто видел ее прежде, до ревитации, смогли бы теперь найти в ее лице черты изрытого оспой. Одним словом, вернулась к ней вместе со здоровьем юность. Обулась она в белые босоножки с серебряными пряжечками, взяла в руки сумочку, надушилась, накрасилась, поправила пышные волосы в модной прическе и... исчезла в толпе молодых людей конца ХХ века.
Потом журналисты отыскали ее в летнем кафе на берегу Азовского моря и показали на фотоснимках, какой была она до ревитации... Но девушка им не поверила!
И вдруг заиграла в кафе старинная пластинка — “Маленький цветок”,— под эту чарующую музыку пробудились в ней смутные воспоминания и затопили все ее девичье естество...
И долго рыдала она от горечи пережитого, от радости возвращения в жизнь земную!..
Так фантазировал я, глядя на ту женщину. Да, люди добрые, я только и делаю, что мечтаю... А вы только посмеиваетесь надо мной, покачивая головами: очередная, мол, утопия,
ПРИАЗОВСКАЯ ДУХОВНАЯ АНОМАЛИЯ!
Тоже еще нам Николай–чудотворец выискался!..
Но если б я лишен был возможности мечтать, то давно бы умер, и не было б у вас со мной мороки.
И все же я еще и еще раз спрашиваю:
ЗАЧЕМ,
ЗАЧЕМ,
ЗАЧЕМ?
Зачем существует все то, что мы видим? Каков в этом истинный смысл, бо иного я не признаю?!
Да, человечество растет в геометрической прогрессии! Да, не хватает нам жилья и пищи, а скоро воды и воздуха также не будет хватать!.. И сотни, тысячи, миллионы проблем угрожают существованию человечества! Мы никак не можем разрешить противоречия, захлестнувшие жизнь нашу удавкой бытия!
Согласен, трудно идти вперед, когда там авангард, который сам туда не идет и других не пускает, а только поет:
ОТРЕЧЕМСЯ ОТ СТАРОГО МИРА,
ОТРЯХНЕМ ЕГО ПРАХ С НАШИХ НОГ...
Поэтому, люди добрые, как солдаты на передовой, под огнем осознающие свой долг перед жизнью, до последнего проблеска сознания должны мы делать общее дело веры в реализацию нашей общей мечты! Пока живы — будем дыбать, бо от мертвых еще мало что зависит! И гады мы будем, если не поможем тем, кто желает под этим сводом голубым снова травиночкой прорасти чи в птицу превратиться!
Правда, иногда я и сам, оказавшись в толпе мешающих мне поскорее личные свои потребности удовлетворить и, например, хлеба без очереди купить... тогда я остервенело думаю: ну и наплодилось же вас тут!.. Но сразу же себя одергиваю, понимая, что сам такой же... корнеплод приазовский. И величайшая нежность ко всем без разбора овладевает мною!
Да–да! Все мы, оказывается, люди!
И хотим только одного: жить, жить, жить!
И не умирать... никогда! А в могилах нас сколько?
Сколько чернозема, столько и праха жизни.
Выдержит ли Земля, если всех умерших воскресить?
Это от нас зависит, бо умираем мы не от смерти (ее нет!), а оттого, что лишаемся жизненного пространства. Нас просто–напросто вытесняют с просторов жизни на бескрайние просторы бытия!..
Некоторые рассудят так: воскресить покойников?!.
Да ты, парень, спятил! И кто ты такой, чтоб идти против законов естества?.. На планете нашей уже тесно живым, а что же здесь будет, когда мертвых воскресим?
ХА, НЕ ЧУДИ!
Вам не видно, но, услыхав такие слова, я обиделся и отвернулся: невежественно так думать, а тем более — говорить!
Мы же еще очень плохо знаем окружающее нас естество, а еще хуже — его законы. И согласитесь: если умершие не прочь снова жить, лишь бы не страдать тут больше, то это уже — кое–что! Возможно ли это, покажет грядущее. Моя же идея ничем не хуже идеи освоения космического пространства чи создания коммунистического общества... Необходимо лишь, чтоб она увлекла всех живущих. А людей умерших за всю историю, думаю, было не так уж и много. Ведь если сто лет назад было около миллиарда людей, то двести лет назад их было пятьсот миллионов, а триста лет назад — двести пятьдесят миллионов... Значит, если всех их оживить — допустим, уже появилась такая возможность, — их оказалось бы не менее, чем... живущих!
Точное число всех людей умерших с помощью электронно–вычислительной техники можно быстро установить.
Разумеется, не одни только люди захотят снова жить, а и животные. Жили они, не тужили в эпохи свои доисторические, а теперь ото всей этой живности остался лишь... чернозем.
Необходимо им вернуть жизнь всем до единого!
А деревья, травы, мхи, водоросли, лишайники?..
Каждая былиночка и каждая травиночка может снова быть и должна опять жить! Необходимо оживить...
ВСЕ БЫТИЕ!
Ведь было на Земле нашей когда–то такое время золотое, когда никто тут не умирал, а кладбищ и в помине не было! А было это, когда Адам и Ева еще не умерли, а сын их старший не убил еще брата младшего своего...
Тогда на планете нашей не было могил. Было поле чистое.
И вот я думаю: почему овладевает нами печаль чи скорбь, когда идем мы мимо кладбища чи стоим у могилы незнакомого нам человека? Даже и не верится, что прежде тут колыхалась от ветра трава, не было ни ограды, ни креста — ничего такого, что обычно пробуждает в нас чувства скорбные...
А тот, кто лежит теперь в могиле, бегал по этой траве, загорал, был счастлив, пил родниковую воду, играл на скрипке, целовался, мечтал, писал книги... И не было еще изготовлено ему креста чугунного. Того креста со старинной надписью:
АЗЪ УПОКОЮ ВЫ,
на которую мы глядим теперь с предчувствием, что когда–нибудь и на нас ляжет точно такая же крестовидная тень... Для креста того тогда еще не успели даже выплавить чугун, а древо гроба, как бы трухляв он ныне ни был, зеленело над травами, от ветра склоняясь чи листьями шелестя...
Кто знает, быть может, когда–нибудь опять наступит такое время, когда могилы с поверхности земной исчезнут, а те, кто в них лежал, станут снова бегать повсюду босиком?
23
КАК Я ПИШУ?
Чувствую, мне давно уже собираются задать такой вопрос, поэтому отвечаю.
Часто бывает, что я иду куда–нибудь чи просто лежу, как сейчас, и у меня возникает интересная — бо все по–своему интересно — мысль.
Я ее сразу же записываю, не ленюсь. Записываю при любых обстоятельствах. Записываю, а потом развиваю.
Важно не полениться зафиксировать, что думаешь, потом
ВСЕ ВСПОМНИТСЯ!
Тут я не некий феномен чи оригинал какой. Моя голова не является в этом деле исключением. В сознании любого человека возникают очень часто мысли, но не все имеют привычку постоянно их фиксировать, а поэтому те и исчезают, как и родились, бесследно... Многие вообще не обращают на свои мысли внимания, привыкая думать только о том, что им другие говорят. Поэтому я считаю насущно необходимым принять государственное постанов–ление, которым каждый человек обязывался бы свои мысли записывать, а также имел бы право беспрепятственно их до всеобщего сведения доводить.
У нас есть закон о свободе совести, так пусть же будет и закон о свободе мысли! Ведь за всю свою историю человечество утратило такое количество мыслей, что их хватило бы на всю Вселенную! И все потому, что нет у нас привычки свои мысли фиксировать, а также возможности беспрепятственно их повсюду распространять.
Правда, в армии у нас был один чудак–человек. Ни с того, ни с сего подойдет к любому, хлопнет по плечу и говорит: вот что я думаю о Наполеоне,— только море могло породить такую необузданную натуру, видящую лишь цель и то, что служит для достижения ее... Или про Петра Великого: только в России мог появиться этот стальной зуб, переворотивший средневековое ее нутро...
Наверное, точно так же и я вторгаюсь своими рассуждениями в нашу жизнь, бесцеремонно и грубо... Никогда не думал, что когда–нибудь стану писать, бо одно время вообще считал всех писателей... дармоедами!
Это потом я понял, что всякий исписанный клочок бумаги долговечнее самой продолжительной жизни... А до той поры сочинения многотомные всех наших чи даже зарубежных писателей не вызывали у меня особенного доверия. Иногда мне даже хотелось свалить их в огромный Эльбрус чи Казбек бумажный и спичкой...
ЧИРК!
Иного, скажете, больной человек, от тебя мы и не ожидали!
А разве Александр наш свет Сергеевич поэт великий Пушкин не был больным, совершенно изболевшимся человеком?
Про состояние своего здоровья не он ли написал:
ДУХОВНОЙ ЖАЖДОЮ ТОМИМ?
В таком состоянии и я пребывал, пока не явился мне однажды в прериях Приазовья мой шестикрылый серафим по имени... Ф.
Именно она, фея счастья и печали, постоянно меня предостерегает от необдуманных слов чи даже шагов...
Действительно, пусть все написанное остается!
В студеную зимнюю пору надо же и мышкам–норушкам любимым делом в библиотеках заниматься... А из того, что останется,
ЧТО–НИБУДЬ ДА ПОЛУЧИТСЯ,
как говорил в одной из своих сказок мой любимый Ганс Христиан!
Люди ведь разные есть, есть такие, что даже и в полной чепухе находят себе крупицы золотые... Что же касается меня, я вам тут не создаю шедевров, а пишу себе и пишу во имя нашей общей мечты по поручению всех живых и мертвых чи даже еще не рожденных людей! Пером моим водит само бытие, чтоб не угас священный дар жизни на нашей планете!
А еще — чтоб довести до сознания людей непреложный факт: современное общество начинает уже утрачивать время своего исторического существования и процесс этот необратим!
И я рад, что избран быть глашатаем приближения той новой эпохи, которую никто еще не знает, как следует назвать!
Хочу, чтоб все мною написанное стало известно в Америке и в Китае! Читайте, изучайте, люди добрые, мою писанину!
Хочу, чтоб все знали ее содержание, желательно, в том виде, в каком оно есть. Мне кажется, я понял то общее, что свойственно всем. Если этого нет, писанина — дело пустое! И тут я ничего не поделаю своими словами, даже если они и будут... острее штыка.
24
Знаете, иногда я улавливаю странную взаимосвязь между своими мыслями и тем, что слышу по радио... Мне даже кажется, что на радиостанциях сидят люди, которые угадывают мои мысли, чи я сам заранее знаю, о чем они станут говорить.
Например, лежу я на чердаке и печально кумекаю: яблоки от яблони недалеко падают, а это означает, что обречен не только капитализм, но и коммунизм...
Включаю транзистор, а из него раздается заокеанский такой голос: советское общество постоянно обуржуазивается, а это еще одно доказательство тому, что коммунизм — утопия...
Выключаю я транзистор, бо не могу долго слушать всю эту зарубежную муть, но при этом все же думаю: что б ни говорили, а конец — неизбежен... С этой мыслью слезаю во двор голубей кормить, хожу тут брожу вокруг дома, и — странное дело — вдруг какая–то искра оптимизма насквозь пронизывает меня... Не может быть, думаю, чтобы оказалась бессмыслицей вся эта трескотня... Провожаю взглядом грузовик, везущий по дороге бетонные плиты, возвращаюсь на чердак, снова включаю транзистор, а из него московский диктор бодро так сообщает: таким образом, эволюция нашего познания совершенно неотделима от того прогресса, который неизбежно приведет все человечество к его полной победе над природой...
Потом звучит нежная музыка, я беру карандаш, достаю бумагу, продолжаю думать и... пишу.
ПИШУ, БО ДУМАЮ!
25
Имя мое — Николай.
Николай Николаевич Николаев.
Николай в третьей степени чи просто
НИКОЛАЙ III.
По радио я каждый день слышу это имя, радуясь, как много, оказывается, есть у нас таких людей. Это очень хорошо, хотя, конечно, не одни только Николаи Николаевичи составляют многомиллионный советский народ. Есть у нас и Николаи Викторовичи, и Алексеи Николаевичи, и Леониды Ильичи...
Уверен, многие из них также вполне того достойны, чтобы про них говорили по радио. Но дело не в этом, а в том, что я ношу это имя, как крейсер “Варяг” свой Андреевский стяг, уже тридцать третий год, но до сих пор не знаю, что оно означает. Знаю, что вроде бы греческое оно, а каков его смысл?
Была богиня такая — Ника...
Неужели у меня с нею что–то связано, а?
Ника — богиня победы, а что же в таком случае означает “лай” в окончании имени моего?..
Жаль, нет словаря у меня такого толкового, в котором бы объяснялся глубочайший смысл вообще всех человеческих имен. А то о происхождении имени мечты своей Ф. я знаю, что оно от латинского слова, означающего какой–либо цветок. Даже буквы на кресте ее сделаны в виде тюльпанов. Своего же имени, вернее, смысла его — не понимаю совершенно. Знаю только, что Николай — совсем не то же, что и Виктор, бо какой из меня победитель?..
Я — ПОБЕЖДЕННЫЙ!
И вообще, если честно говорить, я заранее протестую, если после смерти меня станут во всякие звания производить, а на могиле моей установят какую–нибудь бронзу чи даже иссиня–черный житомирский лабрадорит... Захоронение мое должно быть такое же скромное, как и могилка мечты моей Ф.
Один только крест. Ничего мне другого не нужно! Я хочу остаться каплей–росинкой в океане–море памяти людской...
А если кому–то все же вздумается сделать надпись на моей могиле, пусть будет там нацарапано:
ОН ЖИЛ ВО МРАКЕ ВЕКОВ!
26
Чи думали вы когда–либо, люди добрые, почему коровы бодают электровозы, а орлы таранят реактивные самолеты?
Почему это происходит, как вы думаете, а?
А почему во Вселенной взрываются звезды?..
Что думают сейчас об этом астрофизики чи космохимики — мне неизвестно, но впечатление такое, что они вообще уже ничего хорошего не думают... Это раньше их восхищало на небе сияние звезд, а теперь им подавай... дыры черные.
Поэтому можно с полной уверенностью сказать:
ЖИЗНЬ НАША ВСТУПАЕТ В ПОСЛЕДНЮЮ СТАДИЮ!
Птицы еще летают, но поют уже предпоследние песни.
Леса шумят пока, реки текут пока, рыбы клюют пока.
Волны голубые чи зеленые в океанах вздымаются, люди молодые под одеялами целуются, но и это тоже будет продолжаться только до поры до времени...
Очень живо представляю я себе эти ложа брачные у нас в стране и за ее пределами. Человечество еще не способно иначе пробиться на иные горизонты–этажи бытия, где все мечтавшие об этом встретятся, живые и мертвые...
А то махнет дед Хронос косою обоюдоострою, и от планеты нашей — рой астероидов!
Кстати, я еще, кажется, не высказывал свою теорию того, что такое материя, так вот она, эта теория.
МАТЕРИЯ — ЭТО СЖАВШЕЕСЯ,
САМО СЕБЯ СПРЕССОВАВШЕЕ,
УПЛОТНИВШЕЕСЯ СОЗНАНИЕ.
Как страус от испуга голову в плечи втягивает, улитка прячется в панцирь, а ежик сворачивается в колючий клубок, так и сознание становится материей.
Материя — это концентрат сознания, которое является источником всякой энергии. Только у человека сознание сонно бодрствует, а в природе оно чутко спит. Чи наоборот:
МАТЕРИЯ — ПРАХ СОЗНАНИЯ?
27
КОТIК–КОТОК — МIЙ ДРУГ — ЕДИНЕ ЖИВЕ I ДОБРЕ СТВОРIННЯ, ЯКЕ МЕНЕ ПРИЕМЛЕ I ЗI МНОЮ ДРУЖЕ, ДО МЕНЕ ТУЛИТЬ, НА МОЮ ЛАСКУ ВIДПОВIДАЕ ВЗАЕМНIСТIЮ, ЕДИНА З ВИДИМИХ ЖIВИХ СУТЕЙ–СТВОРIННЬ.
ЛЮДИНА НЕ МОЖЕ ЖИТИ ОДНА ОДНIСIНЬКА, БО ДУША ТОГДА ГИНЕ, СОХНЕ, ЧАХНЕ, УМИРАЕ...
ДУША — НЕ ЖАЛIЗО I НЕ КАМIНЬ.
ТА МАБУДЬ I КАМIНЬ ОДИН В КОСМОСI ТОСКУЕ...
ОСЬ АСТЕРОIДИ, ЯК IСИ ?
БУЛИ Б ВОНИ ЖИВI, ЧI НЕ СУМНО IМ ЛIТАТИ ОДИН ВIД ОДНОГО ЗА ТЫСЯЧI I МIЛЛIОНИ КIЛОМЕТРIВ?..
28
Догадываюсь, теперь уже известно всем, что я — человек больной, веду нездоровый образ жизни, имея привычку ходить по мусорным свалкам в поисках пустых бутылок. С одной стороны — жизнь заставила, а с другой...
Вот я и хочу поговорить о такой стороне нашей жизни, как мусорные свалки. Прежде всего, давайте определим,
ЧТО ТАКОЕ МУСОР?
Мусор, как и все на этом свете, где еще царит диалектика природы,— явление противоречивое. Одним он — лишний, тогда как другим оказывается иногда весьма полезным!
Такова особенность и всей нашей жизни, для которой давно уже готово место на свалке истории... Что же касается свалок мусорных, тут особенно говорить не приходится. Известно, какой вид они имеют и какое ощущение вызывают этим своим видом.
Это — во–первых, а во–вторых, они занимают громадные участки земной поверхности! Особенно в сельской местности, где возле каждого дома чи даже просто на фоне природы имеется постыдная картина–обрамление жизни современного человечества, решившего проблему межпланетных сообщений!
Необходимо превратить мусор из явления жизнеотрицающего в явление жизнеутверждающее! Ведь на каждой свалке содержится множество вещей, кои вполне пригодны к употреблению. Например, очень много попадается стеклянных банок, пузырьков, бутылок... Стоит их помыть хорошенько, и они снова будут приносить людям пользу, а не вред.
Необходимо срочно и всерьез поставить вопрос о скорейшей национализации наших мусорных свалок и организовать в масштабе всей страны специализированную отрасль комплексного развития хозяйства народного с целью выявления, обработки и доставки потребителям этого богатейшего сырьевого потока!
На первый взгляд, это лишь капля в бочке наших богатств, но капля эта наглядно характеризует плохих хозяев продукции собственного труда.
Можно, разумеется, посмеяться над этой идеей, но она подразумевает не только сырье мусорное, а и наше отношение к природе, которую не замечает человек, выходящий из дома с мусорным ведром...
Некоторые и тут заулыбаются, особенно те, кто бывал на наших стройках и знает, что царит там до сдачи объекта и сколько безобразия остается потом вокруг... Многие вообще считают любую строительную площадку мусорной свалкой, и это говорит о том, что еще не избавились мы от первобытной привычки оставлять возле себя всевозможные отходы своего малопроизводительного труда!
Да, страна наша велика и обильна! Есть раздолье у нас, огромны запасы природные, есть кисельные реки и молочные берега... Но всему есть свое начало и приходит свой конец! Когда–нибудь и наши кладовые оскудеют. Неужели придется ходить с протянутой рукой?
Не знаю, как выглядят мусорные свалки в Америке чи в Китае, но думаю, что и там до избавления от них далеко. Как крупнейший специалист в этой области готов для обмена опытом туда поехать, а до той поры не устану повторять, и в том со мной согласен будет принц датский Гамлет, что если Дания — тюрьма, то свалка мусорная — СССР.
Это чистоту идеологии у нас неустанно соблюдают, а на чистоту природы всем здесь совершенно наплевать!
Вот, например, услыхал я недавно по радио, что Москву собираются сделать образцовым коммунистическим городом, но заметил, что никто при этом не обратил внимания на ее Кремль. Не знаю, в каком он сейчас состоянии, но когда я там побывал, возвращаясь домой после службы в армии, обошел его снаружи и изнутри, многое мне показалось
НЕ АХТИ!
Еще со школьной скамьи представлял я себе кремлевские стены шедевром мирового зодчества, а увидел ужасные трещины, страшные выбоины, рыхлые кирпичи... Это меня разочаровало. Параллелепипед из стекла и бетона торчит там новехонький, а стены древние — вот–вот упадут... Сердце нашей столицы до сих пор не окультурено по–настоящему, не чувствуется, что там бьется государственный пульс!
Прежде всего, необходимо оттуда весь мусор убрать!
Подмести все площади чи вообще засеять их травой.
Цоколи зданий — облицевать темно–зеленой плиткой.
Ядра чугунные из–под Царь–Пушки следует убрать и отлить новые, бронзовые. Бо пушка та медная, а между медью и чугуном нет гармонии... Словом, работа нам в Кремле предстоит большая. Столица есть столица! Она должна всем подавать пример того, как может выглядеть человеческая жизнь... И пусть тогда гады–иностранцы попробуют возмущаться оплотом мирного существования государств с различным общественным устройством,
НЕХАЙ КЛЕВЕЩУТ!
Никто им не поверит, когда все увидят наш Кремль, где можно будет не только Царь–Пушку и Царь–Колокол потрогать, но самого Царя–Батюшку когда–нибудь увидать!
Думаю, если бросить на реставрацию Кремля десять—двадцать тысяч молодых специалистов, то они за пятилетку приведут его в божеский вид! Там ведь каждый кирпич необходимо от пыли очистить, а если он совсем стал трухлявым, аккуратненько его из стен выдолбить, на новый заменив.
Кое–где, вероятно, придется всю стену кремлевскую сверху донизу по кирпичику не спеша разобрать и на новом растворе переложить... И тогда сердце земли нашей опять будет молодым и здоровым. Ему тогда никакие уже инфаркты миокарда не будут страшны!.. А вообще–то те ядра чугунные возле Царь–Пушки можно и омеднить гальваническим путем. Нужно только нанести слой меди потолще... Была б такая купель чи ванна большая, я вообще гальванизировал бы весь Кремль!
Кстати, а не пора ли нам осовременить “Интернационал”? Музыку сохранить, все остальное переделать на современный лад, но слова про голодных и рабов оставить...
А правду ли говорят, что в связи с предстоящим обменом партийных билетов многие теперь выкалывают у себя на груди их старые номера?
29
Когда в будущем, более чи менее отдаленном, потомки Адама и Евы достигнут всемогущества, они подойдут к их праху и тихо так спросят: хочете ли вы воскреснуть для жизни земной?..
Что ответят им предки, а? Иногда мне кажется, они скажут:
НЕТ, НЕ ХОЧЕМ.
— Разве что на время,— пошутит чудак–человек Адам,— тещу свою любимую хочу напугать...
Только вот не было у Адама тещи.
Оба мы не знаем, что это такое...
Вот и шутим.
30
Если сравнить здорового человека с чистой водой, а человека больного с грязной, не есть ли могила— идеальный фильтр генетической информации?
Говорят же: горбатых могила исправляет...
Если это так, а возвращение к жизни вполне реально, какую тогда роль в этом деле призвано сыграть человечество со всеми своими научно–техническими достижениями?
Этого я, увы, люди добрые, не знаю. Мысли самые разные вокруг вопроса этого у меня есть, но все они, кажется, пока еще нелепы. То видится мне, что человечество соорудит гигантское энергокольцо вокруг планеты чи сконструирует небольшие такие аппараты, похожие на миноискатели, состоящие наполовину из полупроводников, а наполовину из биомассы...
И вместе с тем, может оказаться, что это нам не поможет, бо человеческий разум до практики ревитации самостоятельно не дойдет никогда, и все будет полностью зависеть от Бога.
Слово это я везде, вы заметили, пишу с большой буквы.
Не удивляйтесь, а то я тут по радио слушал одну передачу из цикла “В мире слов”, и там было сказано, что раньше оно всегда так писалось... Что потом произошло, конкретно не говорилось, но дано было понять, что теперь его в должности понизили чи вообще от работы отстранили за проявленный...
ВОЛЮНТАРИЗМ.
Можно подумать, я вчера родился чи на радио всех нас такими считают! Бог ведь все–таки на весь мир один–одинешенек!
Это разными генеральными секретарями у нас теперь хоть пруд пруди, но при этом каждого изволь называть человеком с большой буквы!..
Тогда и я стану везде свои “чи” с большой буквы писать!
Чувствую, вы и так от них за голову хватаетесь...
Но это, люди добрые, мои личные знаки опознавательные!
Когда я был в армии, ребята там шутили: ты, мол, Микола, стал бы на Кубе левой рукой Фиделя. Его правая — Че Гевара, а левая — Чи — это ты!
Беспокоит меня и четвертое измерение.
Не мир ли это потусторонний?
Ничего не знаю про математические модели четвертого измерения, но с потусторонним миром, как мне кажется, давно уже имею таинственную взаимосвязь.
Страшно мне от этой взаимосвязи с... пустотой.
Но в пустоте той находится мечта моя — Ф.
Когда я это понимаю, жутко становится, мурашки так и бегают... Бо взаимосвязь нашу я ощущаю пока только во сне. Вернее, тот миг, когда я ее ощущаю, сном назвать нельзя. Это скорее полусон, я уже просыпаться начинаю...
Наверное, ночью, когда я сплю, наши контакты соединяются, но сам я того не чувствую, бо крепко сплю. А когда начинаю просыпаться, взаимосвязь наша прерывается, но Ф. не успевает по–быстрому отсоединить свои контакты... В этот самый момент я и ощущаю ее присутствие.
Странное это ощущение... Вроде бы это я сам стою рядом с... собой. Чи это колодец какой–то бездонный имеется возле моей койки?.. И если я спросонья какой–нибудь звук издам, то в колодце том словно бы стон стоит.
Не об этом ли написал наш поэт Иван Бунин, рассказывая, как однажды нашел он в древней могиле старинную чашу?
По краям ее имелась надпись:
ВЕЧНО ЛИШЬ ТО, ЧТО СВЯЗУЕТ НЕЗРИМОЮ НИТЬЮ
ДУШУ И СЕРДЦЕ ЖИВЫХ С ТЕМНОЙ ДУШОЮ МОГИЛ...
Да–да, она, действительно, темная! Очень и очень даже темная, я это сразу заметил... Во что я влип? Что еще будет? Что ждет меня там?
Там — за горизонтом,
там — за облаками...
земного бытия!
ТАМ — ТАРАРАМ, ТАМ–ТАМ–ТАМ...
31
ЯКIСЬ СУМНИ, ПОГАНИ ПРЕДЧУТТЯ ОБВОЛОКЛИ МЕНЕ В ЦI ДНИ. МОЖЛИВО СКОРО Я ПIДУ З ЖIТТЯ–БУТТЯ ? МОЖЛИВО. НО НЕ МОЖУ Я УМЕРТИ ЯК УМIРАЮТЬ ВСI IНШI ЛЮДИ. ЧI ЗЛА БОГАТО НА ДУШУ ВЗЯВ, ЧI ПО ЯКIЙСЬ IНШIЙ ПРИЧIНI, АЛЕ ДУША МОЯ НЕ МОЖЕ РОЗСТАТIСЯ З ТIЛОМ, I Я БОЮСЬ, ЩО ОБРЕЧЕН НА ПОЛНУЮ СМЕРТЬ, ЩО I ДУША МОЯ З МНОЮ ПОМРЕ.
АЛЕ I ЦЕ ЩЕ НЕ ВСЕ. ЩЕ БIЛЬШУ СКОРБОТУ I ГIРКОТУ ВЫЗЫВАЕ В МЕНЕ ПОБОЮВАННЯ, ЩО I МРIЯ МОЯ ОБРЕЧЕНА З МНОЮ НА НЕБУТТЯ. ЦЕ ЛЯКАЕ МЕНЕ, I Я Б УЖЕ БУВ СЧАСТЛИВ, ЯКБИ ЛЮДИ ХОЧ IЙ СПАСЛИ, ЩОБ ХОЧ IЙ НИЩО НЕ ГРОЗИЛО!
Семь лет ношу я при себе в платочке землю из ее могилки, но видеть ее не видел, а быть может, и вообще не увижу...
Что это за мечта у меня такая? Жила–была до меня, помимо меня, вовсе не ведая, что я появлюсь на свете... И вот пришел я к ней и горе свое принес, а может, и... смерть.
Боюсь, что я содеял величайшее зло в бытии —
СЪЕЛ ЗЕМЛЮ ИЗ ЕЕ МОГИЛКИ!
Съел! Понимаете?! И теперь, когда плоть моя стала оплотом ее праха, боюсь, что может произойти аннигиляция наших душ, их полное превращение в ярчайший импульс света!
32
Приходя на кладбище наше сельское к могилке милой моей Ф., я каждый раз дарю ей, покупая на свою пенсию, разные украшения. Покупаю и тайком зарываю в могилку, не очень глубоко, но так, чтоб подарки те сохранились многие годы чи даже века.
Казалось бы, какое мне дело до этих подарков?
Подарил, а ты,— как хочешь... Хочешь, любуйся чи выкинь даже!.. Но я, мне кажется, пока еще жив, обязан позаботиться о сохранности этих подарков, а то вдруг их кто–нибудь найдет и украдет? Кроме того, Ф. все–таки девушка, а те обычно любят все, что им дорого, при себе держать...
Тайну эту, люди добрые, никому не открывайте. А после смерти моей приезжайте на наше кладбище и возьмите отсюда все, что я тут под крестом чугунным на могилке Ф. и в радиусе двух–трех метров вокруг него в землю закопал. Возьмите и сохраните, а когда Ф. воскреснет, можете ей не говорить, что подарки эти от меня. Она догадается...
А с кладбища, мне кажется, их нужно убрать.
Разумеется, если против не будет сама Ф.
Сейчас я ее об этом спрошу. Надпишу бумажку — с одной стороны “да”, с другой стороны “нет” — и подкину над могилкой.
Два раза выпало, что она против, и один раз, что за.
Значит, она еще не верит вам, люди! Тогда не забирайте ничего, но сохраните эту тайну. И, пожалуйста, не обижайтесь, что так получилось... Родным моим тоже ничего об этом пока не говорите. А то отец сразу же поймет, куда делось бабушкино кольцо обручальное...
Но потом, когда меня не будет, перекопайте на кладбище каждый сантиметр квадратный там, где я сказал. Правда, кольцо золотое, что в трубке из нержавеющей стали под самым крестом закопано, быть может, необходимо поближе ко гробу зарыть, а?..
Ведь должно же хоть что–нибудь от меня там такое остаться, что пока бы ее тешило...
НАДО ЧИ НЕ НАДО?
Нет, наверное, не нужно туда глубже проникать, а поэтому и кольцо наше обручальное заберите!
Хочу надеяться, что ничего из того, что я мечте своей подарил, у вас не пропадет. Знайте, если у вас что–нибудь с моими подарками случится, я буду самый несчастный человек! Мне же тогда стыдно будет Ф. на глаза показаться, стыдно будет первым к ней подойти! Поэтому лучше забудьте, что я вам про подарки написал. Не выкапывайте их, не забирайте отсюда!
Не можете сохранить, не имеете и права брать!
Пусть гниют чи ржавеют!
Кольцо обручальное сохранится — и то хорошо!
33
Долго не писал, бо пришлось мне тут с местными органами государственного здравоохранения повоевать. Представляете, перестали вдруг выплачивать мне пенсию, предлагают снова переосвидетельствование пройти!
Да, они правы: я гад ползучий и паук вонючий!
Лентяй и нахлебник,
ИЖДИВЕНЕЦ БЫТИЯ!
Правы, бо только беру и ничего не отдаю взамен!
А интересно: сколько у нас вообще тунеядцев? Не знаете?.. Тогда, быть может, вам поименно известны наши самые настоящие паразиты, кои живут припеваючи, абсолютно не принося своим пением пользы, а только вред. Тем не менее, они не 38 рублей и 5 копеек в месяц получают, а гораздо больше... Но я не требую большего, стыжусь брать и эти деньги, зная, как зарабатывают их для меня герои... нечеловеческого труда!
Я бы и сам с удовольствием зарабатывал себе на хлеб насущный, была бы чуточку посильнее сердечная мышца моя.
Можно меня и пенсии лишить, как лишили здоровья!
Все равно не перестану я улетать на звездолете мечты в те далекие миры, откуда со скоростью света приходит к нам...
ЛЮБОФЬ.
Меня там хорошо принимают, бо сами когда–то пережили все то, что испытал я здесь в атмосфере всеобщего безразличия, где помогает мне выжить одна лишь мечта моя — Ф.
Помните, как опечалился Бог, узнав о грехопадении первых людей? Интересно, что думает он про нас сейчас? Каким видится ему наше ближайшее чи отдаленное будущее?..
Вполне возможно, что именно сейчас, бросив усталый взгляд в нашу сторону, он бормочет угрюмо: а, эти, земные, все еще небо коптят. Чи не надо мне было это горе–горькое на свет выпускать?..
Горестно вздохнет, отвернется от нас, выпьет чарку вина домашнего, закурит, подойдет к гигантскому экрану связи межгалактической, щелкнет переключателем программ генетических и станет глядеть на то, чего мы вообще не увидим... Потом выключит этот свой космовизор, приляжет на раскладушку старую, поставленную в его рабочем кабинете еще до сотворения мира, еще раз вздохнет и скажет тихим голосом:
ПОРА!
А что “пора”, того никто не узнает...
Это известно одному только Богу.
Наверное, и он уже устал от нашего бытия.
Каково же, можете себе представить, тут человеку!
Не пора ли и ему лежать в земле сырой под кустиком, вспоминая припев той песенки, которую услыхал я от одного своего товарища по работе в тресте “Азовстальстрой”?
Бывший матрос–десантник, тот пел песню про парня, который после войны поторопился жениться, но не успел — ха–ха! — познакомиться хорошенько со своей будущей женой...
А оказалось, что у той даже и зубов отродясь не бывало, а на голове осталась только щепоточка волос:
ОНА МЕНЯ АЗАРТНО ЦЕЛОВАЛА,
ПО МОЕЙ ШКУРЕ, БРАТЦЫ, ШЕЛ МОРОЗ.
ОДНА ЕЕ НОГА БЫЛА КОРОЧЕ,
ДРУГАЯ — ДЕРЕВЯННАЯ БЫЛА,
И ЧАСТО, БРАТЦЫ, ПЛАКАЛ Я СРЕДЬ НОЧИ:
ЗАЧЕМ ТЫ МЕНЯ, МАМА, РОДИЛА?!
34
Сегодня — день моего рождения и праздник старинный —
ВОЗДВИЖЕНИЕ ЧЕСТНОГО ЖИВОТВОРЯЩЕГО КРЕСТА!
Мне об этом бабушка моя говорила и очень этому рада была.
В ознаменование дня своего рождения на листе нержавеющей стали я сегодня выгравировал зубилом такие слова:
В НАШЕЙ ЖИЗНИ НУЖНО БЫТЬ ПОЛНЫМ ИДИОТОМ,
ЧТОБ ГОВОРИТЬ О ЖИЗНИ НАШЕЙ ПОЛНУЮ ПРАВДУ!
Ниже — поставил подпись и дату, а затем решил этот лист со своим посланием нержавеющим в будущее передать.
Сперва хотел его зарыть на нашем кладбище сельском в могилке мечты своей, но потом передумал и отослал по адресу:
МОСКВА, КРЕМЛЬ
Л.И.БРЕЖНЕВУ, А.Н.КОСЫГИНУ, Н.В.ПОДГОРНОМУ
(вскрыть на ХХХ съезде КПСС)
35
Давайте наконец поговорим о нашей жизни серьезно.
Например, о том, что мы гордо заявили о своем приоритете в созидании нового мира, но многое в этом направлении нами еще не сделано, а если и делается, то не так, как хотелось бы.
И вот вам тому пример.
Запад тратит огромные деньги на рекламу своего образа жизни, а где же наша собственная пропаганда того, что называется светлым будущим всего человечества?!
Мне представляются на эту тему красочные панно не только в городах, но и в каждом селе, даже на стойбищах оленеводов и в зимовках полярников! Много можно придумать разных средств агитации наглядной. Главное, чтоб она наповал укладывала каждого, внушая ему преимущества нашего образа жизни!
Запад–гад хитер, он денег на рекламу не жалеет, поэтому к ним туда люди со всего света едут, рты разевают, черные очки надевают, а потом сердца свои наивные империалистам отдают...
Мы обязаны выбить из их рук пальму первенства и в этой сфере! Нужно проявить дьявольскую изобретательность, чтоб наши агитация наглядная и пропаганда монументальная оказались самыми действенными на сердца и умы всех народов мира!
Есть у меня один проект, сам я осуществить его не в силах, но государство наше, если захочет, может установить на одной из центральных московских площадей гигантский, сияющий в лучах прожекторов,
ГЕРБ — МОНУМЕНТ.
Своим торжественным величием он поразит всех иностранцев!
Сделать его можно из отполированных до зеркального блеска листов нержавеющей стали, а воздвигнуть — на массивном пьедестале гранитном... Потом его можно будет нашим памятником самому первому в мире социалистическому государству назвать.
Памятников таких прекрасных понаделать вообще можно сколько угодно! Хватило б воображения, а главное — желания.
Можно где–нибудь поставить, например, и такой монумент: двадцатиметровый шар стеклянный! Отполировать его поверхность, нанести алмазными резцами контуры географические, раскрасить прозрачными красками, врезать на полюсах маленькие подшипники, установить с нужным наклоном оси, а по экватору сделать бронзовую надпись:
ДАЙТЕ МНЕ ТОЧКУ ОПОРЫ, И Я ВАМ ПЕРЕВЕРНУ ВСЮ ЗЕМЛЮ!
KARL MARX.
Представляете себе такой монумент? Можно его сделать целиком из стекла зеленого. Собрать все бутылки импортные из–под вина сухого. Их теперь не принимают нигде, и они валяются везде... Собрать их и переплавить — дело недолгое. Правда, остывать такой шар после отливки должен будет лет пять, не меньше, чтоб не было трещин...
Одним словом, многое можем мы сделать, было б желание!
И время, и мастера — найдутся! Была б идея хорошая!
Тогда, убежден, всех иностранцев, приезжающих к нам, обязательно пронзит мысль:
USSR NAS OPEREDIL!
Словно бы сквозь щель приоткроется им на миг чарующий мир грядущего, появится осознание того, что дерзновенная наша идея преобразования всего мира живет и побеждает!
Они поймут исторический смысл наших героических усилий, увидят, что мы тут не пещерные медведи, какими повсюду, увы, нас привыкли считать. Никто уже не станет говорить, что все советские люди произошли от обезьяны, бо неизвестно никому, какой она была национальности, тогда как советский народ — первый и единственный в мире народ–интернационалист!
Конечно, сегодня мы находимся еще в самом начале своего исторического пути, поэтому наши монументы и оставляют желать всего лучшего. Особенно это касается качества облицовки их постаментов. Над этим необходимо работать и работать! И тогда мы на весь мир будем производить впечатление потрясающее!..
Что–нибудь такое можно придумать, если к этой проблеме творчески подойти! Мы хорошо знаем образ их жизни и, если тонко сыграем на чувствах тех же китайцев чи американцев, их можно будет на дело доброе соблазнить. Надо лишь что–нибудь такое придумать, чтобы они клюнули на наш червяк мирного сотрудничества. Может, и получится —
НАДО ДЕРЗАТЬ!
А что если нам взять, например, и сделать кинофильм про коммунизм, какую–нибудь кинокомедию... Там ведь любят всякие кинокомедии смотреть. Быть может, им и наша понравится, а?
Представляете: ранее утро, люди еще спят, и вдруг...
Начинают работать все радиостанции, включаются все громкоговорители, люди выскакивают из–под одеял в чем мать родила, а диктор им объявляет:
СЛУШАЙТЕ ВСЕ! ГОВОРИТ И ПОКАЗЫВАЕТ МОСКВА!
РАБОТАЮТ ВСЕ РАДИОСТАНЦИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА!
ТОВАРИЩИ, НЕ ВОЛНУЙТЕСЬ, НАСТУПИЛ КОММУНИЗМ!
ДА ЗДРАВСТВУЕТ САМОЕ СВЕТЛОЕ УТРО ВСЕГО ПРОГРЕССИВНОГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА! УРА, ТОВАРИЩИ!!!
И все голыми выбегают на улицы, обнимают друг друга, подпрыгивают и горланят:
У–Р–Р–А–А!!!
А можно показать судьбу туриста–иностранца, который летел к нам на самолете ночным рейсом, заснул — при империализме, а проснулся — при коммунизме!
Что если на эту роль Фернанделя чи Дефюнеса пригласить?
Был бы грандиозный успех!
Кинотеатры и дома культуры во всем мире ломились бы от желающих увидеть... коммунизм.
И — еще, относительно того глобуса стеклянного. Знаете, мне кажется, пионерский лагерь “Артек” — самое лучшее место для его возведения! Совсем не обязательно делать его целиком из стекла, можно глобус и пластмассовым изготовить. Все равно это будет впечатляющее зрелище. Нужно только сделать так, чтоб он вращался медленно. Можно и побыстрее крутить, но, боюсь, у ребят голова будет кружиться, если они станут на глобус тот слишком долго глядеть.
ХОЧЕШЬ ЖИТЬ, ЗЕМЛЯ, УМЕЙ ВЕРТЕТЬСЯ!
И еще идея: отлить из стекла зеленого множество шаров прозрачных и разложить их везде в “Артеке” на траве, чтоб дети всех стран и народов могли те шары перекатывать с места на место... Детскому счастью предела не будет, бо впечатлительна юная душа, а в шарах станет ярко играть, переливаясь всеми цветами радуги, щедрое южное солнце!
Можно и маленьких много таких шариков понаделать, чтоб дети–иностранцы увозили их на родину в качестве сувениров на память об СССР.
36
А еще я себе сегодня сделал металлическую букву —
ИНИЦИАЛ СВОЕЙ МЕЧТЫ.
Выглядит она так:
+
+ Ф +
+
Хочу, чтобы эта моя маленькая буковка блестящая стала символом нашей общей мечты, люди добрые! Знаю, она у нас — общая! Я не шучу, а говорю об этом вполне серьезно. Ведь если б не мечта, не было б и всей моей писанины!
Именно мечта является источником всех моих сил... Могилка моей милой Ф. окутана ореолом тайны, которую, мне кажется, я все–таки постиг: люди душой не умирают, душой люди вечно живы.
ВЕРУЮ В ЭТО, БО НАДЕЮСЬ И ЛЮБЛЮ!
Сберегите же, люди добрые, могилку Ф., то есть прах моей мечты под ее чугунным крестом!
Сберегите... Но это я говорю тем, кто верит и любит. Для тех, у кого моя писанина вызывает лишь улыбку, мечты моей пусть даже и не существует!..
37
Нет, люди добрые, буковку “Ф” я еще не сделал.
Собирался, да так и не собрался с силами ее из металла выпилить, а потом филигранно отполировать...
Зато я представил себе тут такую кинокартину:
Жизнь современная довела человека.
Наступает момент, когда он уже не боится смерти, а видит в ней единственное избавление свое...
ВСЕ!—
говорит он сам себе,— жить мне достойно здесь уже не дадут, так хоть умру я им с высоко поднятой головой! Пусть я им тут хоть дверью напоследок хлопну, да так, чтоб штукатурка их сердец осыпалась, железобетонная стена их презрения рухнула, фундамент их идейный дрожмя б задрожал!
ПЛАН ЕГО ДЕРЗОК.
Спалю себя, думает, перед памятником вождю мирового пролетариата, а описание свое того, как дошел до смерти такой, отправлю в серию книг “Жизнь замечательных людей”!
Он собирается сжечь себя в областном центре, бо в родном своем селе никого бы этим не удивил. Но потом решает уйти из жизни незаметно, то есть выкопать себе на кладбище сельском углубление в могилке своей мечты, устроиться там поудобнее, облиться бензином и... Сделать это он собирается в день ее памяти, то есть в тот день, когда мечта его умерла.
И вот, в одно прекрасное утро, едет наш горе–герой в город, покупает себе там канистру бензина высокооктанового, упаковывает ее в чемодан и садится в такси.
Дай, думает, хоть напоследок прокачусь с ветерком!
К нему подсаживаются две девушки загорелые, которые всю дорогу благоухают нежнейшими розами, бо возвращаются домой после отдыха на Азовском побережье.
Потом на переднее место садится мужчина пожилой. Лицо его сизое. Это он подорвался в войну на немецкой мине, когда форсировал Днепр, но остался жив. С собой у него мешок брезентовый со связкой молодых побегов яблонь и груш морозоустойчивых... Это он ездил к своему другу фронтовому, который аж до Берлина дошел, но про приятеля не забыл и письма ему в госпиталь писал. Теперь они снова встретились, бо оба после войны стали заядлыми садоводами.
С такой компанией, под шутки–прибаутки фронтовика бывалого, под хохоток девиц молодых, едет наш горе–герой и всю дорогу молчит. Девицы смеются, включают и выключают портативный свой магнитофон, совсем не обращая внимания на сидящего рядом угрюмого молчуна.
А тот — человек с характером!
Все, что он задумывал, обязательно исполнялось!
До шуток ли ему было теперь?
Теперь он упрямо шел, вернее, передвигался со скоростью сто километров в час, к заветной цели, и, сколько бы внутренний голос ни внушал ему:
НЕ СПЕШИ, А ТО УСПЕЕШЬ,
он стремительно приближался к исполнению своего желания.
И вдруг... Поистине жизнь–волшебница щедра на сюрпризы!
Никто не знает, где упадет и когда сядет, с кем найдет и что потеряет. На мосту через реку, не очень широкую, но очень глубокую, завизжали у такси тормоза, бо шедшая навстречу грузовая машина пошла юзом и ее развернуло поперек дороги...
Водитель такси на это среагировал, свернул влево, чтоб не врезаться, сбил перила и ухнул в воду.
И вот перед глазами всех сидевших в такси речная муть, поднявшаяся со дна. Вода постепенно просачивается в кабину...
СПОКОЙНО!!!
— закричал водитель,— постарайтесь воздуха побольше в легкие набрать, а я сейчас дверь свою открою, и вы свои открывайте!
Двери не поддавались... Тогда водитель приспустил стекло, в кабину хлынула вода, наш горе–герой зажмурился, набрал полные легкие воздуха и оттолкнулся ногами...
Когда он всплыл на речную поверхность и стал барахтаться, бо очень плохо умел плавать, одна из девиц, оказавшихся, как выяснилось, аквалангистками, схватила его за шиворот и выволокла на берег.
Другая тем временем успела вытащить из воды пожилого фронтовика, который потерял сознание, но ему было сделано искусственное дыхание, и он ожил...
Таким образом все спаслись, хотя и стали похожими на мокрые половые тряпки.
Прибежали люди, ехавшие в грузовой машине—виновнице катастрофы. Водители поругались немного, а потом стали думать, как вытащить такси из воды.
Достали трос. Девушки–аквалангистки нырнули разок–другой, прошло минут десять, и вот уже механическая утопленница стоит на речном берегу.
Открыли багажник...
Что же творилось тем временем, пока все это происходило, в душе нашего горе–героя, который сперва сидел на берегу, выжимая мокрую одежду, а потом заметил, что перестал думать об осуществлении своего жуткого плана?
Судьба–фортуна словно бы подарила ему свою голубоглазую улыбку. Он понял, что должен... жить! Ему вдруг очень хорошо стало с этими окружавшими его людьми, которые весело смеялись, вспоминая, как барахтался он, пуская пузыри, с выпученными, как у рака, глазами.
И вот достает он из багажника чемодан, извлекает канистру и протягивает ее водителю: возьми, говорит, браток, бензин, говорит, хороший... А сам думает: в воде не утонул и в огне не сгорю... Потом хватает свой промокший чемодан и зашвыривает его на самую середину реки.
Последний кадр: плывет пустой чемодан. Надпись:
КОНЕЦ ФИЛЬМА.
38
Грядущее, каким бы оно ни было, каждого из нас спросит:
где зиму зимовал, что летом делал?
Хочу коснуться и еще одной проблемы.
В прошлом году я писал в газету “Правда” о вреде торговли ювелирными изделями. Письмо мое не было опубликовано, но теперь я понял, что был тогда не совсем прав, бо изделия эти не всегда являлись предметами вожделения, а издавна служили людям символами верности и любви. Это теперь многие стали видеть в изделиях ювелирных некую сумму денег, но я не хочу более говорить о таких слабостях человеческих...
Речь пойдет о другом.
Покупая для Ф. подарки, я кладу их себе в карман, потом прихожу домой, достаю и вижу, что в любом современном изделии ювелирном можно найти какой–нибудь изъян.
Взять хотя бы кольца и серьги, выпускаемые у нас заводом экспериментального производственного объединения “Ювелирпром”.
Во–первых, понять не могу, что во всей этой их продукции экспериментального? Кольца как кольца, серьги как серьги.
Во–вторых, их не хочется, но приходится покупать!
Сколько еще можно экспериментировать с ухудшением качества выпускаемой продукции? Знаки пробы стоят вкривь и вкось, как издевательство над золотом чи серебром!..
Пора бы нам вообще обходиться без этих знаков!
Пора уже верить друг другу, товарищи производители ювелирных изделий! Пусть ваши вещицы будут и не из золота, но сделаны так, что и комар носа не подточит! А то блоху английскую подковать — подковали, серьги же и кольца выпускаете, как подковы!
Неужели у нас и в ювелирном деле поточное производство?
Если это так, ни о какой–такой художественной ценности выпускаемых изделий речи и быть не может!
Когда я был в Москве проездом, то не интересовался еще ювелирным вопросом, а теперь всерьез думаю, что именно там сконцентрированы для продажи самые добротные изделия нашей ювелирной промышленности, и они просто–напросто не доходят до потребителей Приазовья.
Пусть тогда побывает у нас хотя бы выставка передвижная ювелирная, чтобы и мы тут знали, что, помимо космических ракет, атомных подводных лодок и вездеходов на воздушной подушке, наши мастера не разучились прекрасные кольца и серьги делать!
А то монеты наши юбилейные — не придерешься, кольца же и серьги — топорной работы...
ПУГОВИЦЫ!
Совсем забыл про пуговицы!
Пуговицы — неотъемлемая часть современной одежды. Если не ошибаюсь, есть где–то даже... музей пуговиц!
Представляете, там представлены все этапы их эволюции: каменные, костяные, деревянные, кожаные, металлические, стеклянные, фарфоровые, пластмассовые...
Интересно, действует ли при этом музее конструкторское бюро по проектированию пуговиц завтрашнего дня? Предусмотрено ли применение электроники чи генной инженерии? Например, чтоб пуговицы сами собой расстегивались по заранее составленной программе и сами вырастали на том месте, откуда оторвались...
Издавна, помимо функциональных своих особенностей, пуговицы имеют смысловое значение. Для матросов–моряков на них вытиснены якоря, для врачей— чаша со змеей. Сейчас наша промышленность выпускает немало пуговиц как для военных, так и для мирных нужд населения, но я редко видел на костюмах мужских и платьях женских пуговицы из стали нержавеющей чи золоченой меди, которые были бы украшены орнаментами из листьев редких и исчезающих растений чи изображениями в профиль великих людей.
А ведь пуговицы могли бы воспитывать в людях интерес к истории и любовь к природе...
А еще можно на пуговицах всякие надписи делать, например, имена латинские чи греческие и формулы математические.
Пластмассовые — черные, белые, синие, зеленые, красные — пуговицы с дырочками тоже можно так окультурить художественно, что они будут выглядеть лучше серебряных и золотых! А то, бывает, костюм хорош, а пуговицы к нему пришиты от Ширпотребсоюза, поэтому их отпарывают и покупают себе что–нибудь попривлекательнее.
Пусть же и пуговицы не будут в нашей жизни мелочью! Они могут быть простой чи сложной конструкции. Например, пришил и закрыл нитки крышечкой, чтоб не видно было, какими ты их нитками пришивал.
Да мало ли что можно еще придумать!
Важно, чтоб по устройству своему и стоимости пуговицы не были сложнее и дороже электронно–вычислительных машин.
ДА ЗДРАВСТВУЮТ ПУГОВИЦЫ,
САМАЯ СВЕТЛАЯ МЕЧТА ПЕРВОБЫТНОГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА!
39
Вчера вечером у магазина один наш философ сельский опять ко мне со своим марксистско–ленинским мировоззрением приставал: ты мне не докажешь, бубнил он заплетающимся языком, что есть Бог, не докажешь!..
Мне бы ему сразу же сказать: катись ты отсюда со своей философией, пока трамваи ходят... Чи обнять его со словами: давай, друг, я тебя поцелую! Но он и сам меня обнимал, трогал за бороду и фуражку старался посильнее нахлобучить на голову несчастную мою...
Ну, как я мог ему что–либо объяснить, если он меня и слушать не хотел, а это ему просто позабавиться так надо мной перед всеми захотелось, бо была уже у нас встреча подобная и разговор почти такой же был на кладбище, куда приехал он на тракторе с дружками своими, которые все допытывались, кем мне приходится мечта моя Ф.?
Пытаясь меня перевоспитать на свой лад, они тогда...
ОПЯТЬ!
Опять нарушен ход моих мыслей! Отец и брат мой младший словно взбесились: стоят под лестницей и грозятся с чердака голубей моих выкурить... Те им, видите ли, жить мешают!
Обгаживают, дескать, наш дом и зерно клюют, а курам его клевать не дают...
ОСЬ ЯКЕ ЖИТТЯ.
40
Почти у каждого человека есть на небе своя звезда.
Есть она и у меня.
Уже и не помню, писал ли об этом, но есть в созвездии Большой Медведицы, в ручке ее ковша, яркая звезда средняя, выдвинутая вверх, а возле этой звезды — маленькая, еле–еле приметная даже для зоркого глаза звездочка—
АЛЬКОР.
Произошло это в детстве, когда у брата моего старшего, который живет теперь на Целине, появился на какое–то время цейсовский бинокль и мы тогда взяли с ним в библиотеке сельской атлас звездного неба, где нашел я описание созвездия этого — легенду старинную.
Забыл, к сожалению, ее подробности, но помню, что четыре яркие звезды в созвездии — братья, а еще три — плакальщицы.
Чи наоборот, не помню...
Главное, что созвездие это — похоронная процессия. Братья и плакальщицы несут умершую сестренку — маленькую звездочку Алькор. Она чуть выше самой яркой звезды в ручке ковша.
Позже, когда брат мой соорудил из алюминиевого диска примитивный телескоп зеркальный, увидел я ту звездочку отчетливее... И с тех пор этот участок ночного неба звездного постоянно привлекает мой взор.
То ли та легенда меня так впечатлила чи еще что, только мне всегда было жаль ту... умершую сестренку.
Потом я и сам не собирался долго жить, и она стала для меня звездой заветной. Была она так далека, так слабо мерцала, что вполне естественно ассоциировалась с чувством собственной обреченности...
А еще я узнал, что звезда та — двойная! Как это? Обе звезды рядом? Чи одна — дальше, а другая — ближе?.. Не знаю, но очень часто мне хочется представить себе тот далекий мир. Есть ли планеты у той чи у тех звезд? А если есть, то есть ли там жизнь, любовь и счастье?
Часто снаряжаю я на Алькор свои межзвездные корабли, мысленно посылаю экспедиции.
Странное дело: оказывается, ни разу еще не присутствовал я на похоронах какой–нибудь девушки чи женщины молодой...
Ни разу!.. Но я и не хочу, чтоб они умирали!
Правда, когда я пошел в школу, вдруг умерла одна наша одноклассница и мы ее всей школой хоронили.
Могила была маленькая, как и сама та наша одноклассница. Тогда я мало об этом думал, а сейчас очень часто ее вспоминаю:
МИЛА РОДИЧ.
Теперь все мы — ее одноклассники — выросли, а она так и осталась девочкой маленькой. Все мы разъехались кто куда, а она тут осталась... Сегодня я искал и не нашел на кладбище ее могилку. Неужели здесь никого из родных у нее не осталось?..
Чи они просто забыли ее?
41
Чи есть еще какие–нибудь планеты за Плутоном, который веками ховался от людей во мраке космических бездн? Если есть, назовите, люди добрые, хотя бы одну из них, самую маленькую планету, именем мечты моей — Ф.
И вообще, почему бы нам не называть именами выдающихся людей не только кометы и астероиды, а вообще все, что можно как–нибудь назвать?..
Есть комета Галлея, а где трактор “Микула Селянинович”?
Есть атомоход “Ленин”, а где же тепловоз “Фауст”?..
Можно и именами героев литературных многие вещи назвать.
А то буксир “Айвазовский” у нас на Азовском море есть, а трехколесного детского велосипеда “Буратино” нигде нет. Есть часы под названием “Слава” (наверное, КПСС), но нет в продаже бритвенных лезвий “Чингисхан”.
А что если нам взять, например, да и назвать свой новый космический корабль “Константином Эдуардовичем Циолковским”, а потом отправить его на Венеру? Вот бы обрадовался старик!
Наконец–то мечта его осуществится.
Имя кораблю морскому принято на его борту возле якорных клюзов писать. А на космическом куда его деть? Если он будет трехступенчатым, я написал бы сверху вниз:
“КОНСТАНТИН ЭДУАРДОВИЧ ЦИОЛКОВСКИЙ”.
“Циолковский” развивает первую космическую скорость, “Эдуардович”— вторую, а “Константин” берет свою гитару и благополучно... привенеривается на Венере!
Потом можно на Меркурий “Надежду Константиновну Крупскую” чи “Александру Михайловну Коллонтай” послать, и полная победа в околосолнечном пространстве нам будет обеспечена! Главное, названия наших новых космических кораблей должны быть всемирно известны!
42
Помню, лет пять тому назад, летом, лежал я на излечении в районной нашей больнице, и
ОДНАЖДЫ...
Плыла в небе Луна, в нашем южном небе, золотя высокие ночные облака, тихо звенела гитара на балконе, а мы — группа больных парней и девчат больных — играли в дурака подкидного.
Хлопцы курили, рассказывали анекдоты всякого калибра, девчата смеялись, а потом одна из них, кареглазая, взяла колоду карт и говорит: хочете, я вам всем погадаю, предскажу судьбу, хотите?..
Разумеется, все мы, хором в десять ртов, сказали, что да — очень хочем, и она начала: кто какую чи какого полюбит.
И вот очередь дошла до меня.
Мне выпала... дама крестовая.
Я сразу же все понял, но сказал, что, мол, карты врут, и у меня, мол, нет никого, и никто, мол, меня не полюбит...
Кареглазая глянула взором, не допускающим возражений, и сказала: карты врать не могут! Здесь ясно видно, что такого парня, как ты, нельзя не любить...
И я — не посмел возразить. Мне льстило —
ТАКОГО ПАРНЯ.
Потом мы еще долго сидели на балконе и всякие истории друг другу рассказывали. Знаете, как это всегда бывает в тихие лунные вечера, когда какая–то нить взаимной симпатии всех объединяет и удерживает от ухода в палаты.
Я сидел тогда и думал: вот зайдет Луна, все разойдутся, и более никогда уже не повторятся эти сладкие минуты общения с добрыми и отзывчивыми людьми...
Оно и впрямь, такие минуты выпадают нам очень редко. Но там, в больнице, вообще в больницах, мне кажется, особенно остро чувствуется наша общность, люди добрые. Чувствуется, что все мы одинаковы, что одни и те же у нас болезни. И вера у нас общая — в то, что станет нам лучше!
Потом, уже в палате, долго не мог я уснуть и все думал и думал о своей... крестовой даме. Ведь и тогда уже я платочек с ее прахом возле самого сердца носил. Уже и тогда была она со мной, как и сейчас, верная из верных, милая моя жар–птичка чи рыбонька золотая!
Я бы и рад отпустить ее на волю–вольную в море–океан чи в небо–поднебесье, только не знаю, как это сделать...
Из этой клетки чи из аквариума этого порознь нам не выпорхнуть и не уплыть!..
Правда, иногда я мысленно уношусь на звездолете своей мечты в те далекие миры, где обитаете вы, люди добрые.
РОДИНА СЛЫШИТ, РОДИНА ЗНАЕТ,
ГДЕ ЕЕ СЫН В ОБЛАКАХ ПРОЛЕТАЕТ...
Когда–нибудь вместе с вами обрету я себе свое здоровье, возвращу себе достоинство свое. Жаль только, ради этого придется мне покинуть борт исковерканного нашим временем и пространством звездолета мечты моей — “Ф”.
43
Идут и идут дожди, а я все пишу и пишу...
Дожди идут, словно плачет, оплакивает кого–то природа.
Говорят, никогда еще у нас в Приазовье не было таких дождей: вся земля залита водой. Обычно в это время года еще ярко светит Солнце, а по ночам сюрчат в степи сюрчки...
Неужели это снова начинается Всемирный потоп?
Не знаю, но гнетет меня мысль, что это я во всем виноват.
Человеческая жизнь подобна малой капле дождевой в лужице у забора, но я не хотел бы оказаться той самой каплей, которая преисполнит чашу терпения бытия!
Жизнь моя — бумажный кораблик–ракетоносец собственной мечты. Борта его намокли, а стойкий оловянный солдатик–инвалид того и гляди утонет в придорожной канаве бытия... И все ж я плыву под парусом этой мечты против течения времени, напевая песенку, которую вспомнил в последнюю свою минуту тот сказочный горе–герой:
ШАГАЙ ВПЕРЕД, ВСЕГДА ВПЕРЕД,
ТЕБЯ ЗА ГРОБОМ СЧАСТЬЕ ЖДЕТ...
Сквозь шум дождя я все время слышу странные слова:
НЕОБХОДИМО, НЕОБХОДИМО,
НЕОБХОДИМО УНИЧТОЖИТЬ
ВСЕХ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ!
Слова эти доносятся ко мне как с Запада, так и с Востока.
В связи с этим мне хотелось бы подчеркнуть значение очень важного вопроса, который не получил еще надлежащего отражения в соглашениях между государствами, но становится с каждым днем и часом все более острым и безотлагательным.
Нам срочно необходимо заключить соглашение о запрете создавать новые виды оружия массового уничтожения. Уровень современной техники таков, что возникла серьезная опасность создания оружия более страшного, чем термоядерное. Речь идет о так называемом... идеологическом оружии, а точнее — о духовном оружии избирательного действия! Разум и совесть человечества диктуют необходимость поставить непреодолимую преграду на пути распространения всех систем такого оружия! (Не слышу аплодисментов?!) Задача эта, конечно же, требует усилий широкого круга государств, и в первую очередь всех крупных держав, а поэтому Советский Союз, Соединенные Штаты и Народный Китай, действуя в одном направлении, уже сегодня могли бы внести в это дело свой достойный и конструктивный вклад...
(Таков проект–отрывок моего выступления на Генеральной ассамблее Организации Объединенных Наций — седьмой тезис программы–минимум освобождения Приазовья.)
Шутки–шутками, но пока я сидел тут на чердаке и писал про капли дождевые и про оружие духовное, умерла моя голубка чернопепельная с белыми перышками на крыльях.
Погибла мучительной смертью! Под корыто, куда у нас вода с крыши капает, глупенькая залезла и голову свою уронила в лужу...
44
Я часто задумываюсь: почему у животных есть хвосты?
Какова их роль? Для чего им эти продолжения хребта спинного там, где спины уже нет и в помине?..
Иногда мне кажется, что хвосты — знак того, что все животные — лишь часть природы. Это их стыковочные стержни с остальным бытием!
Жаль мне животных. И у них свои судьбы коровьи чи воловьи, а я мечтаю о всеобщем счастье на нашей планете и даже о счастье для... нищих и дураков!
Вот лежу я и гляжу с чердака на небо осеннее и вижу, что журавлей над Приазовьем пролетает в этом году гораздо меньше, чем было их тут, скажем, лет двадцать тому назад. Нет уже условий для бытия ихнего на нашей планете!..
Скажете, заладил одно и то же, старая, мол, песня...
Да, она, действительно, старая, бо нового тут вообще ничего нет и быть не может!
Возьмем, к примеру, древний Нил.
Самая главная река африканская!
Голубая артерия черного континента!
Уникальнейший уголок первобытной природы!..
А человек — вторгся туда со своими экскаваторами чи бульдозерами, перегородил Нил по проекту советскому, и он... перестал разливаться. Все болота, заросшие лотосом чи папирусом, исчезли! Так куда ж теперь перелетным нашим птицам летать? Тысячелетиями зимовало там пташство всей Европы! Даже из Азии птицы зимовать прилетали! А сейчас?
НЕ НУЖЕН НАМ БЕРЕГ ТУРЕЦКИЙ
И АФРИКА НАМ НЕ НУЖНА,
— поют теперь все эти птицы, пролетая над селом нашим...
Но кому до этого какое дело?
Кому нужны теперь все эти наши перелетные птицы и птички?
45
Люди добрые, опять я заболел, писать уже не в силах.
Думать еще думаю, но ходить уже не хожу.
ЛЕЖУ!
Какие–то огни горят перед глазами... Что это со мной?
Чем это я еще заболел, бо сил нет обед себе сварить, а отец с братом, как окрысились на меня из–за голубей, так и заперли все наши продукты, чтоб я их птицам своим не скормил!
Ем через день, варю себе картошку в мундире...
Но услыхал по радио: вам очень хочется, чтобы я продолжил свою писанину... Поэтому нашел тут кое–какие прошлогодние свои записи–ожидания весны. Вдумывайтесь пока в эти мои мысли, бо на другие сил у меня сейчас нет.
От голода и холода, коими окружили меня люди и природа Приазовья, мозги мои съежились, спрятались глубоко–глубоко...
Прошу вас удовлетворить и мою последнюю просьбу: помогите мне, люди добрые, остаться на родной земле.
Без нее не только жить, но и умереть не смогу!
Я люблю криницы средь травы зеленой, люблю тенистые вербы над берегами речными, люблю курганы степные...
Короче говоря, прошу вас, помогите мне, люди добрые, умереть на родной земле. Ничего плохого я ей не сделал, кроме того, быть может, что занимался здесь писаниной.
Плохого я никому не хотел и когда просил вас ознакомить другие народы с содержанием всей этой отсебятины своей.
НЕТ,
я ведь не мусор из избы нашей на посмешище всемирное хотел выносить!
Просто я сказал, что хотел и должен был сказать...
ПРОЩАЙТЕ!
Если меня отсюда заберут, будьте уверены, мой котик–коток и без меня докатает сей труд–клубок сизифов, но тогда страницы его последние будут не исписаны, а исцарапаны...
Окончательные главы пусть так и называются:
ЦАП–ЦАРАП!
46
Птицы — самые любимые живые существа всех народов мира. Они им всегда символизировали, если можно так сказать, душу бытия, бо они... летают!
У птиц две ножки, и у человека две ноги. Правда, когда человек напьется чи живет по–свински, он становится на четвереньки и не похож на птиц... Эволюция пятится вспять, когда человечество опускается на четвереньки, и продолжается, если оно учится летать!
Птицы поют, щебечут, крякают, цвиринчат, курлычут...
У каждой неповторимый голос, каждая свой звук издает, у каждой свой язык!.. Каждая имеет собственную манеру полета, поведение каждой птицы совершенно особое, и характер, должно быть, у каждой тоже свой.
Эх, люблю я голубей! И ласточек, и соловьев, и журавлей, и галок, и снегирей, и скворцов, и воробышков, и пингвинов, и колибри — всех птичек люблю! Они — летают!
Люблю я и рыбок морских чи речных, хотя они и не летают, а всю свою жизнь под водой плавают...
Рыбок я люблю не меньше, чем птиц!
И зверюшек всех люблю:
млекопитающих,
пресмыкающихся,
земноводных,
насекомых,
паукообразных,
ракообразных,
головоногих чи брюхоногих або плеченогих...
И растения все люблю!
А иначе бы я и не призывал человечество к ревитации всей этой живности на планете!
А еще я люблю, когда по радио говорят о погоде.
УТРО ТУМАННОЕ, УТРО СЕДОЕ...
ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ, ГРАЧИ УЛЕТЕЛИ...
Близится зима.
С наступлением похолоданий всякий раз я чувствую ухудшение здоровья. Плохо становится мне с сердцем, писать начинаю реже, а то и вовсе перестаю. Осенью мне и читать бывает трудно, и ходить нелегко. Оживаю я только весной и летом, как сюрчок какой–нибудь, так и я всецело завишу (чи зависю?) от света и тепла.
Жаль, что наш СССР не расположен вдоль по экватору! Как сказал однажды наш приазовец Чехов, счастливому человеку все равно, что осень чи весна, что лето чи зима... Но сейчас я завидую жителям тех стран, где никогда не бывает морозов, не падает снег... Впрочем, и снег я люблю, и деньки морозные. Особенно — снег. Когда его нет, земля у нас в степи от холода трескается, а этого я не люблю!
А на экваторе зимой идут дожди проливные. Там в эту пору погода стоит такая же, как поздним летом и ранней весною у нас. Не нужно печку топить и можно не одеваться в шубы и валенки, а спать себе преспокойно без одеяла в одной только майке и трусах...
ЮГ ЕСТЬ ЮГ!
Там — пальмы зеленые, голубое небо, теплый дождь за стеклом веранды просторной, хрустальные звуки рояля чи просто из граммофона старинного, яркие экзотические цветы на клумбе во дворе... Там люди крепче, им для подкрепления не требуется питаться утром, днем и вечером. Силы их компенсируются лучами Солнца, поэтому я так люблю весну — ожидание времени летнего. Согласитесь, все лучшее в жизни человека происходит именно весной! Реже — осенью, а еще реже — зимой, которую и пережить не всем удается...
Я так люблю весну, так люблю, что даже боюсь ее, жизнь дающую и жизнь отбирающую, особенно у сердечников... Я мечтаю о ней даже тогда, когда и зима еще не наступила. Мечтаю о розовом небе, о теплых ветрах, о просыпающихся деревьях...
Весной мне и мыслится лучше, и пишется мне легко.
Сегодня — еще только начало зимы, а душа моя живет ожиданием весны. Ничего особенного мне ждать не приходится, однако же естество мое торопится встретить ее, словно бы именно в ней спасение единственное мое.
И так — всякий раз.
Никуда уже не годен человек по состоянию своего здоровья, но он все равно протягивает руки к весне — так устроено бытие!
Правда, иногда весной он протягивает и ноги...
А может быть, и впрямь наше спасение общее очень похоже будет на весну? Пройдет этот декабрь, пройдут потом январь и февраль, опять прилетят птицы и снова запоют свои песни!
После зимней спячки земля весной ворочается. Просыпаются букашки, и травка выползает. Сперва — трава–мурава, а потом и трын–трава... И все начинается, повторяясь снова!
Какой же ты будешь, моя новая весна,
ВЕСНА 1969 ГОДА?
Запомните, люди, мой суровый приговор: cамоубийственна та наука чи культура, которая совершенно не оставляет в теле человека места для души!
Вот сейчас наступила у нас в Приазовье зима, выпал снег, снегом все занесло... Бегают по улице нашей синички, воробьи и голуби — бегают, что–то ищут, а что они там найдут?
ОДИН ТОЛЬКО СНЕГ.
Такая у нас теперь экономика экономная — все подчистую прячется в амбары, и остаются птицы наши эту стужу зимнюю ни с чем коротать! А у меня сердце слезами обливается, когда я этих несчастных вижу. Нет душе моей покоя, не могу я к счастью стремиться, когда рядом со мной чи поблизости страдает живое существо.
Вот вам и повышение уровня сознательности, формирование нового человека!.. Они по улицам в автомобилях своих катаются, в тепле и уюте дома перед телевизорами сидят–глядят передачи из жизни животных африканских, а птицы наши тем временем под окнами их замерзают...
Вот вам и вся наша передовая, подлинно научная идеология, вот вам и развитие товарищеской взаимовыручки, вот и умение видеть исторический смысл великих свершений...
Учтите, люди добрые, это мы сами себя губим, бо угробив природу, погубим и себя! Необходимо одуматься и так устроить, чтоб высеивать на пустырях для птиц высокие травы семенные, которые б снегом не заносило, и птицы там находили бы себе зимой прокорм. Нужно делать им каморки теплые, наподобие скворешен, где они могли бы укрыться в лютый мороз.
Нет, никогда я не променяю свой край мерзлотный на экваториальные джунгли чи даже субтропические леса!
Не любят, никогда не полюбят нас туристы–иностранцы. Они всегда будут страны жаркие нам предпочитать и туда приезжать в морях голубых купаться и деньгами своими сорить! А я — любил, люблю и любить буду свой промозглый союз нерушимый продрогших республик свободных, свой советский студеный социалистический союз! Поэтому и всех птичек наших я так люблю, что остаются эту зиму жуткую здесь зимовать.
Кто знает, быть может, опять наступает Ледниковый период и скоро все мы покроемся многометровой толщей вечного льда?
Во всяком случае, сегодня уже 31 декабря, и я рад, что достиг этой вершины года, как рад был, наверное, Руальд Амундсен, когда добрался до Южного полюса и самое трудное в его жизни было уже позади!
47
Гамлет интересовался: чи быть ему, чи не быть?..
А я уж и не знаю, что мне сказать. До того дожил, что представители наших доблестных органов государственного здравоохранения запретили мне к мечте своей на кладбище приходить! Говорят, надо в больнице лежать, а не заниматься тут... антисоветской писаниной.
Письмо мое нержавеющее прошло, оказывается, через их руки, и они пообещали меня полностью вылечить, если я заверю их письменно, что буду оказывать всяческое содействие борьбе с теми, кто захочет мои мысли заветные каким–нибудь гадам–иностранцам продать чи передать...
Взяли с меня подписку, что я никому, никогда и ни при каких обстоятельствах не стану об этом говорить. А еще — сравнивали меня с гадюкой, притаившейся в спальном вагоне поезда “МОСКВА — ПЕКИН”.
Говорили о происках враждебных и даже такую чушь, что мечта моя Ф. не умерла, а переселилась в мир иной, но он... заокеанский!!!
Как же это ты раньше, говорили они, не заметил, что голубка твоя шизокрылая Богу душу свою отдала
25 ОКТЯБРЯ 1917 ГОДА???
А еще интересовались исполнительным комитетом организации освобождения Приазовья...
Ну, это же, говорю, просто выдумка, шутка моя такая была.
Шути, говорят, шути, очень скоро, говорят, ты у нас дошутишься...
Такие вот, люди добрые, у нас в Приазовье дела!
Теперь я понимаю, кто это у меня под койкой, когда я болел, бумагами в чемодане моем по ночам шарудил...
А может, это они просто меня припугнуть хотели?
Мол, испугается человек и перестанет писать!..
Нет, касатики, не на такого напали!
Я ведь и смерти самой уже не боюсь, не то что людей с белыми руками в чистых халатах!
Есть еще порох в пороховницах приазовских казаков!
Забирайте меня отсюда, куда хотите, но другим я не сделаюсь, бо прах мечты моей Ф. в моем сердце стучит!
Конечно, я не без того, что б не сказать вдруг что–нибудь по адресу Москвы чи Киева, Пекина чи Вашингтона...
А кто всего этого у нас сегодня не говорит?
Но им ведь не устанавливают аппаратуры подслушивающей, а если б установили, то подумали, что народ наш сам себе...
ЛЮТЫЙ ВРАГ!
А на самом деле, все мы, что б ни говорили, не на Западе и не на Востоке живем, а в СССР.
Так кому ж нам верить и верными быть?
Рот закрыть — закроешь, но думать не запретишь!
Поэтому я считаю, что аппаратура подслушивающая нам вообще не нужна! Она только людей нервирует.
И тех, кому ее устанавливают, и тех, кто ее устанавливает.
Требую, чтоб принято было мудрое государственное решение: прекратить за мной слежение и убрать из моего дома подслушивающую аппаратуру!
Мыслечитающие приборы также пусть демонтируют и заберут!
Напрасная трата государственных капиталовложений, бо я уже крепко–накрепко заперся в своем скафандре.
Осталось мне еще сказать немного, и я отсюда —
ФЮИТЬ!
48
Да, не случайно то и дело слышал я некий радионамек: мол, встань на колени, а не то...
А за что?..
Неужели за одну только писанину нержавеющую?
Ни в чем другом вины своей я не чувствую, бо в дела наши государственные не замешан. Наоборот! Я замечаю, что семена моих идей упали на добрую почву и уже восходят для всеобщей жатвы! Все идеи ведь эти не мои, они— общие, то есть принадлежат всему народу, витают над нами, их каждый может, голову свою подставив, поймать чи уловить! Поэтому и обладают они чудодейственной силой воплощения в жизнь земную...
И я очень рад, что теперь не только Приазовье, но и весь мир стал на один шаг ближе к осуществлению нашей общей мечты!
Правда, вчера услыхал я по радио пламенную речь одной гадюки заокеанской. Говорил тот гад по–русски идеально, как иностранец–гад не сможет никогда... А говорилось, что у нас в стране давно уже господствует не диктатура пролетариата, а некий таинственный... партийный аппарат.
Чудак–человек по имени Христофор Колумб открыл когда–то Америку, а “Голос Америки” наконец–то вскрыл жуткую тайну страны под названием из четырех букв...
И дело не в этом, а в том, что под конец было сказано:
АВТОР СЕЙ РЕЧИ —
НИКОЛАЙ ДУРДУБОЕВ.
Когда я это услышал, чуть с табуретки не упал!
Здесь меня все считают дураком, так неужели и там про это узнали и теперь моим именем прикрываются?
Делаю вывод: есть люди, до которых дошло, что какой–то приазовский чудак–человек породил своим нержавеющим посланием идейную неустойчивость в рядах КПСС!!!
Самое интересное, что цели такой у меня не было и быть не могло, бо я вообще считаю, что марксизм–ленинизм — никакое не учение, а своего рода вирусное заболевание...
Но это вовсе не означает, что я желаю всем марксистам чи ленинцам чего–то плохого... Поэтому, прошу вас, люди добрые, постарайтесь сразу же забыть все то, что они станут про меня на внеочереденом своем съезде говорить.
Надеюсь, миролюбивое наше правительство позволит мне дожить свои дни в Приазовье, где схоронят меня родные в землю родную мою...
Это теперь единственное желание мое, но не исключена возможность, что я еще поживу и проживу тут лет сто!
Чи вообще завтра же сбегу во Вьетнам!
49
Ну и надоел нам, скажете, этот тип со своей писаниной!..
Простите, люди добрые, но я все еще лежу больной, никто меня не лечит и лечить не собирается, а эмоций по моему адресу на нашей почте скопилось уже, наверное, хоть отбавляй...
Одна отрада у меня — перо да бумага.
Как у того философа–пьяницы водка, так у меня — чернила!
Опять много разных мыслей у меня скопилось, и хочется ими с кем–нибудь поделиться чи просто побалакать о том и о сем.
Жюль Верн сказал: когда я перестаю писать, то не ощущаю себя живым человеком... Поэтому и я снова взялся за перо и —
ПИШУ, ПИШУ, ПИШУ...
Знаю, опять мне это боком выйдет, но пишу, бо уверен: люди добрые обязательно меня когда–нибудь поймут.
Плохо мне очень.
Странное это ощущение: все, что я люблю, — оживает, а сам я — угасаю. И чем хуже себя чувствую, тем мне желаннее что–то еще и еще оставить после себя.
Наверное, думаете, на кладбище наше я уже не хожу, опасаясь, как бы там мечте моей чего–нибудь плохого не сотворили?..
А я ведь и писать начал только потому, что стал о милой моей Ф. мечтать и могилку ее посещать...
И то, и другое мне запретили...
Это их дело, пусть следят за мной хоть до самой последней минуты!..
Мне это, признаюсь, будет не очень приятно. Разве вам приятно будет, если станут вас подслушивать, когда вы объясняетесь в любви? Это ни одному человеку не может быть приятно, поэтому заявляю свой официальный протест, требуя, чтобы указом Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик мне разрешалось на кладбище наше по воскресеньям приходить и мечту свою там навещать!
Иначе я умереть не смогу.
50
Трудно писать, бо ногти свои я в кровь обломал.
Земля на могилке мерзлая...
Итак, мой путь земной окончен.
Я закругляюсь.
Время мое вышло.
Я ухожу.
Мечта моя меня заждалась, а канистра давно уже там...
К тому же, как сказал мне когда–то один чудак–человек, никогда не следует рассказывать свой рассказ до конца.
Дело ведь не в том, чтобы тебя выслушали, а при этом чтоб думали...
Знайте, люди добрые, я любил вас и был счастлив, когда вы отвечали мне тем же, и очень страдал, когда меня не понимали.
Кого обидел — простите, кого обрадовал — не печальтесь!
Пусть имя мое ни у кого не вызывает досады.
Это мой последний завет вам, люди добрые, всем тем, кого я очень и очень люблю...
Но я не хочу прощаться, а хочу сказать вам
ДО СВИДАНИЯ!
И — еще.
Ну, допустим, погубим мы жизнь на Земле, так и не пробив тоннель чи дырку в другие горизонты–этажи бытия...
Что скажет нам Бог?
По головкам погладит?
А есть другой вариант— мы все–таки создаем средство проникновения в мир иной. Включаем этот аппарат, экран его зеленоватый ярко вспыхивает, появляется суровое чи улыбчивое лицо в голубых або розовых ризах... с нимбом над головой :
С ЧЕМ ПОЖАЛОВАЛИ, ГОСТИ ДОРОГИЕ?
— С любовью,— отвечаем чи молчим, но так думаем...
— Милостиво прошу вас, люди добрые, заходите! Очень даже рад, что сами до всего додумались и наконец–то ко мне все вместе пришли...
И будет утро, будет вечер, а день — не последний!
И будет всем нам хорошо, бо оботрет Господь Бог всякую слезу с наших лиц, а смерти, наверное, уже не будет...
И тогда к хору ангелов чи архангелов, воспевающих сурово–улыбчивого Творца Вседержителя, присоединятся голоса благоговейные
ФЛОРЕНТИНЫ И НИКОЛАЯ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
ЛЮДИ ДОБРЫЕ,
здесь я*
1975
* Солилоквиум (лат.) — разговор с самим собой.
“Общая тетрадь” — вторая часть тетралогии, публикация которой началась с “Чужих писем” (“Знамя” №11, 1997; Букеровская премия 1998 года).
