Об авторе | Юлия Владиславовна Архангельская (17.06.1960, Москва), окончила филфак МГУ. Предыдущая публикация в «Знамени»: «преодолевая распад вещества», № 5, 2019. Живет в Москве.

Юлия Архангельская

скелетик серебра, лиловые чернила

* * *

за полчаса до паники и краж,

до ужаса, за час до карантина

из пустоты нам явится мираж

безжалостный, как маска буратино,

повиснет деревянная рука

над нашими слепыми городами...

но мы уже наелись чеснока

и обнялись с любимыми котами —

и жизнь невозвратима и легка.

Поэты

                    «Весенний день тридцатого апреля...»

                                                                                 Б. Пастернак

1.   Весенний день тридцатого... обновка

не налезает на его плечо.

И так смотреть и горько, и неловко,

как он, шагая, шепчет горячо,

потом стремглав нанизывает звуки,

предпраздничную слушая тщету,

и сам себе выкручивает руки,

и хочет, хочет видеть красоту,

и, перейдя на сбивчивую прозу,

хватает, пьёт московские дела,

бумажную разглаживает розу,

на сердце грея, чтобы ожила.

                         «Я здесь один. Я ставлю цинерарию

                        В стакан, до края полный спелой чернотой...»

                                                                        Пауль Целан

2.      всё было про войну, и я читать не стала,

немецкий альманах закрыла поскорей,

но спрятан был в дожде и привкусе металла

там Пауль Целан с цинерарией своей.

скелетик серебра, лиловые чернила,

раскинутые врозь сухие лепестки,

блестящая, как зонт, она его пленила,

укрыла от дождя горячие зрачки,

он с ней теперь один — среди других, кто рано

в древесных парусах растаял и исчез,

там спелой чернотой наполнены стаканы,

венозною грозой, черникою небес.

*

варят женщины варение

сорок лет тому назад.

непрямого говорения

тихий шелест, райский сад.

баньки, дачи, полустаночки,

родниковая вода...

чисто вымытые баночки

на скамейке в два ряда.

абрикосово, малиново,

пенки в блюдце, пастила.

в занавеске лета длинного

подмосковная пчела.

всё намёками, загадками —

ты им слова не скажи...

пальцы липкие и сладкие

не стесняйся, оближи.

*

скоро лодка отчалит

держит весло харон

это страна прощаний

это земля ворон

хлопьями чёрной крови

каждый краплён порог

родина сдвинет брови

скупо отпустит срок

тут неизвестна милость

и невозможен сбой

радуйся всё приснилось

всё пока не с тобой

На первом этаже

солнца холодного белое олово,

носится пух лебедей,

вдоль подоконника движутся головы

мимоидущих людей

в шапках, наушниках с разными штуками,

словно немое кино,

улица всеми углами и глюками

ломится прямо в окно,

запахи курева, кьянти хорошего,

хочется в ветер, гулять

и на ходу из весёлого крошева

целую жизнь составлять.

*

в чужой квартире нет движенья

куда пустили на два дня

как прошлых жизней отраженья

на фотографиях родня

писатель в пиджаке свободном

жена что рано умерла

и кресло в бархате немодном

наверно помнит их тела

я чувствую сквозь волны лени

их горе радость суету

пока варю себе пельмени

и ставлю чайник на плиту

как будто мы давно знакомы

я помню всех детей и жён

и пыльный дух чужого дома

от их молчанья напряжён

оставлю ключ уеду рано

пока по кухне бродит мрак

и капает вода из крана

и шепчет радио «Маяк»

*

раньше казалось, что милая жизнь — вокзал,

обетованных начало и сладких стран,

дождь теперь возвращает, откуда взял,

чайную ложечку в чистый кладёт стакан,

а за окном вагона мелькает рай —

люди, поля и леса, где всегда светло.

было с тобой или не было — выбирай,

и улыбаешься, звякаешь о стекло.

анапа

1.   в самолёте стучит в висок

молоточек неутомимый.

чтоб потрогать живой песок,

ты готова мечтать всю зиму,

ты готова на хлеб с водой,

чтобы только на самом деле

пятилапой морской звездой

стать под звёздами на неделю.

допивай же своё вино,

забывая в воздушной яме

всё, что было с тобой давно,

как дружила с его друзьями,

разреши себе этот квест —

улыбаясь, побыть на грани.

вновь тоска к перемене мест,

море в пластиковом стакане.

2.    пока тепло, побыть под этим небом —

мне безразличен говор и язык:

сарматский Ейск, где дыню ели с хлебом,

Анапа-шляпа, танцы и шашлык —

я всё равно не настоящий странник,

слоняюсь между горем и бедой,

где жёлтый древнегреческий песчаник,

изъеденный солёною водой

до кружева и до исчезновенья, —

поёт и свищет голосом любым,

и каждый день мне — вечный день рожденья,

агуканье под небом голубым.

3.    провожая ночью за ограду,

напоследок пригубить позволь

грубое вино из винограда,

сладкий запах, южный алкоголь.

и когда хмелеющую душу

из анапы позовёшь домой,

просто дай мне горсть Твоих ракушек,

маленьких с сиреневой каймой,

заросли колючей ежевики

и барханов золотой песок,

детские восторженные крики

и разлуки тихий голосок.

*

в пять утра побледнеет луна,

а потом незаметно растает,

и прекрасно смотреть из окна,

как дорожку таджик подметает.

там на кронах оранжевый свет,

пряно пахнет травою газонной,

и мотается яркий жилет

над дурацкою клумбой казённой.

эти бархатцы с жаром внутри!

будет душно опять, не иначе...

между пальцев бутон разотри,

как тогда, у кого-то на даче.

*

я стояла на балконе

и смотрела как в театре

там на чёрном небосклоне

плыли чёрточки и капли

там деревья намокали

и держась за рёбра дома

я смотрела как сверкали

в небе яркие разломы

белым вспыхивали лужи

в мокром мире было тесно

кто крушил его снаружи

неизвестно неизвестно

*

а в Таллинне замочки и замки...

плывут ночною кованой оградой

заклёпок золотые светляки —

им кроме рома ничего не надо.

черноголовый, прачка и монах.

живой огонь, рождественская хвоя,

орехи, оленина на углях —

и ночью из кафе выходят двое.

стучит черноголовому в висок

синица, и непрошеные гости

во тьме целуют ледяной песок,

святой Бригитты сумрачные кости.

*

снега мало, светает не скоро, и опять за столом, боже мой,

ностальгический крен разговора бесконечной винтажной зимой.

с фотографии этой нечёткой — запах ёлки и звон в голове,

запотевшие стопочки с водкой, разговорчики под оливье.

разгадай эту вечную сагу, забубённый советский уют.

так и просится сон на бумагу, колокольчики песню поют,

и прозрачной, как диск телефона, там луне передвинуться лень,

и душа твоя смотрит с балкона не мигая в сегодняшний день.

*

в тот виньеточный дом,

где мы жили с тобой малышами,

словно серый фантом,

входит кошка с большими ушами

и взлетает легко,

и на стуле ложится колечком,

где ты пил молоко

с ненавистною тёплою гречкой.

там синеют дворы,

там на окнах герань и алоэ,

до поры, до поры

дворник Шмаков шурует метлою

и с грехом пополам

вспоминает мотив довоенный —

истлевающий хлам,

лёгкой памяти мусор бесценный.

*

мой кот живёт под одеялом

под одеялом с головой

и я хочу под одеяло

чтоб быть немножечко живой

под одеялом тихо сладко

а за окошком снегопад

я интроверт-социопатка

а рядом кот-социопат