|
Об авторе | Бахыт Шукуруллаевич Кенжеев родился 2 августа 1950 года в Чимкенте, (Южный Казахстан). Отец был учителем английского языка, мать библиотекарем. Окончил химический факультет МГУ. Поэт, прозаик, эссеист. Ранние книги стихов: «Избранная лирика 1970–1981», Ann Arbor, 1984; «Осень в Америке», Тенафлай, 1988; «Стихотворения последних лет», М., 1992; «Из книги AMO ERGO SUM», М., 1993; «Стихотворения», М., PAN, 1995. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе премии «Антибукер» (2000), «Русской премии» (2009), премии журнала «Знамя» (2016). Постоянный автор «Знамени» с 1989 года. Издания недавнего времени: «Довоенное: Стихи 2010–2013 годов», М., ОГИ, 2014; «Позднее: Книга стихов», СПб., Геликон Плюс, 2016; «Элегии и другие стихотворения», М., Воймега, 2018. Предыдущая публикация в «Знамени» — № 9, 2019. Живет в Нью-Йорке.
Бахыт Кенжеев
детский колокол воскресный
* * *
слушай ночь я не знаю везение или грех
обитать в государстве медовых ручьёв и молочных рек
видывал ведь и я неблагополучные земли где
уплывал газетный кораблик по ледяной воде
где ломал я предутренний хлеб над спинозою морщил лоб
над безысходной жизнью рыдал а то хохотал взахлёб
это я просто делюсь любимая не проповедую не учу
а ещё бывало но тут застесняюсь и промолчу
ибо в нынешней гавани светло-лазурные воды теплы чисты
и разверсты у мертвецов глаза и закрыты рты
* * *
Оскудел я сердцем, от беззаботных вещей отвык,
без толку переживаю, пред Господом развожу руками,
но ведь был у меня жестяной игрушечный грузовик,
а у матушки — лунный камень,
стеклянный, не драгоценный, но невероятный такой,
завораживающий — не отвести взора,
будто полный месяц над январской рекой,
в чёрно-серой оправе из межзвёздного мельхиора,
И когда я свой грузовичок на лохматой бечёвке вёз
по ухабам отечества, он дребезжал, болезный,
проржавел от влаги, облез, лишился колёс —
а таинственный камень знай тускло сиял над бездной
на безымянном (как все мы в грядущем, нет?)
пальце матери. Ну чем ты расстроен, нищий?
Отражённый этот, полузабытый свет
до сих пор никого не ждёт, ничего не ищет.
* * *
Не переборщи со снотворным, лунатик, а то не встанешь с постели
с остекленелым взглядом, не побредёшь со свечой в руке
к своему небольшому балкону с балясинами, под которым
шелестит живыми огнями в колодце сталинская столица.
Не пронесётся вдали незабвенный синий троллейбус,
не прошуршат по асфальту фургоны с надписью «Вымя»,
не насладишься видом ни колхозниц упитанных и бетонных,
ни многомудрых чугунных учёных с циркулем, с молоточком.
Берегись — не увидишь окна в Кремле, исходящего вечным светом,
не услышишь курантов державинских, неудачник,
не сгрызёшь в два часа ночи батона сырокопчёной,
не потеряешь сознание в комнатке для прислуги.
* * *
потому что жизнь долга в ней случаются снега
рабство древняя наука чаша барского вина
и разлука-ты-разлука ох чужая сторона
в той ли чуждой стороне поневоле снится мне
пир куда меня не звали не ударили под дых
девы с пёсьими главами в сарафанах молодых
а ещё бывает так соль багровая в перстах
и румянец на ланитах и лобзанья и слеза
в общем жар страстей забытых волк капуста и коза
не печалуйся дружок знаешь пламя не ожог
это просто огнь небесный вспышка плазмы на заре
детский колокол воскресный медный колокол воскре
воображаемой старой подруге
нежный ангел мой лариса не хреново я живу
в ожиданье часа присо- единенья к большинству
пусть сердечко не трепещет от страданий приустав
пусть от старости скрежещет тазобедренный сустав
пусть в картинах тарантины мир летит в тартарары
настоящие мужчины безопасны и добры
да и барышни не хуже вальс танцуют раз-два-три
распрекрасные снаружи благородные внутри
наслаждаться не мешают мужу водкой дорогой
ухо утром украшают легкомысленной серьгой
а порой и оба уха а порой рыдают хоть
и чудесную житуху обустроил нам господь
воцарён на троне рая волосат седобород
я его не укоряю а скорей наоборот
он обоих нас зачем-то из ничтожества воззвал
воспитал на кватроченто ленинизмой взволновал
кит плывёт мягчают нравы гаснет солнышко само
farewell желанье славы и другие гээмо
* * *
Коли решишь завести кота, то не мысли плоско,
потому как это ответственный, важный шаг.
Коты бывают в клеточку, а бывают в полоску,
один по натуре бомж, а другой практически падишах.
Просвещу тебя, милая: некоторые из кошек,
поколеньями проживая вдали от родных пенат,
охотно едят на завтрак зелёный горошек,
а другим подавай сёмгу, рукколу и шпинат.
Даже мудрого поразит разнообразие их талантов!
кто наслаждается Бахом, кто пред царицей не клонит гордой главы,
одни охотятся на мышей, а другие на элефантов,
а кто-то гоняется за жар-птицей, которой на свете, увы,
не существует. Выбор — нелёгкое дело.
Знаешь, в каждом таком зверьке сбывается чья-то мечта.
Но позволь посоветовать: как бы ты ни хотела,
воздержись, не приобретай летающего кота.
От него, если честно, почти никакого прока.
В клетке держать жалко, а выпустишь — ох, чистый шок.
Перебьёт всю посуду, а осенью улетит в Марокко —
и поминай как звали. Барсик? Или Пушок?..
* * *
Человек (говорят мудрецы) — лишь нехитрая гадина.
Глиняный Голем, который жалкие дни коротает в бесцельном труде.
Не скажи! Ему от рожденья не так уж и мало дадено —
ловкость рук, способность к восторгу, ненависти и т. д.
Есть у него две конечности типа ног (орган передвижения),
голубые глаза, чтобы их иногда закрывать и уснуть,
разветвлённая система кровоснабжения,
долгий, как Нерчинский тракт, пищеварительный путь.
Поутру этот голый зверёк перед тем, как откушать кофию,
шепчет увечной мухе: «Взлетай же! Смелее крылышки растопырь!»,
а вечерами верует, словно сыч, в невесомую философию,
один сосед у него — вертухай, а другой — упырь.
Худо ли (размышляю) быть глупым, юным, влюблённым,
изредка жировать на лоне природы, где боттичеллиевская весна?
Не смотри на Авеля свысока, если твой двор паслёном
и осокой зарос, а соль земли до отвращения солона.
* * *
помнишь пел христос спасатель наши души сторожа
что не должен быть стяжатель на земле где моль и ржа
птаха в небе пролетает глаз — агат крыло — гранит
книг бумажных не читает злата в гнёздах не хранит
лишь приматы горстка пыли бережливы как кощей
много в норках накопили сокровенных овощей
да богатство это тленье хвост от дохлого бобра
только книжки — исключенье в смысле славы и добра
убывая словно чижик в отдалённые края
не выбрасывайте книжек не сжигайте их друзья
ибо книга есть особый сгусток счастья и утрат
краткой жизни невесомой золотистый концентрат
Сонет
Покойники всегда немногословны.
Вот так и тётушка моя, Наташа,
(она меня любила в раннем детстве)
звонит ненастной ночью — ни прощай,
ни здравствуй, только тихо повторяет
сквозь бурю в небе и помехи на земле:
«Не продавай отцовского гнезда».
Темна вода во облацех. Ползут
на город тучи, словно в допотопной
советской песне. Где оно, гнездо?
Кому его продать, да и зачем бы?
A за окном — холерный бунт, и тело
несчастного профессора Гринёва
влачит толпа по мокрой мостовой.
| 
