Об авторе | Родион Сергеевич Мариничев (1984, Саранск) окончил журфак СПбГУ. Пишет стихи и прозу. Был редактором и шеф-редактором, ведущим на телевидении, теперь — корреспондент еженедельной программы на одном из федеральных телеканалов. Публиковался под псевдонимом Родион Вереск в журналах «Нева», «Урал», «Волга», «Сибирские огни». Участник форумов молодых писателей в Липках (семинар поэзии журнала «Знамя»). Финалист премии «Лицей» 2019 года. Предыдущая публикация в «Знамени» — № 10, 2015.  Живет в Москве.

Родион Мариничев

«Шипр» называется дедушкин одеколон

* * *

В лето соломенное

Смотришься, как в нагретый бампер

Старого «Жигулёнка»,

Разные виды видавшего,

На переднее колесо хромавшего.

Высоковольтка над лопухом трещит.

Клевер, осока, кашка, тонкие камыши.

Дребезжи,

«Жигулёнок»! Столько

В тебе неизбывных дорог!

Озеро за пригорком,

Солнечный поворот.

Холм за холмом — качается

В лобовом — грозовой горизонт.

Кажется, «Шипр» называется

Дедушкин одеколон.

Луч на руле. Зенитный

Полдень лучом прошит,

И — как в зеркале заднего вида

Подрагивает неотступный вид:

Яблоки на капоте,

Клеёнка на длинном столе,

Жирные капли бензина

На тёплой земле.

* * *

Дверь, обитая войлоком, тепло человечье.

Вата между оконных рам — не разбить, не остыть.

Дом на сосновом шоссе у трамвайной конечной.

Низкое небо. С этим жить, с этим любить

Тех, кто, по вечерам, выходя из трамвая,

Варежкой мокрой за воротник обнимает,

Подталкивает в затылок, дотрагивается до плеча.

Сугробы молчат.

Проснёшься как-нибудь посреди такого же снега. Начало

Зимнего дня. Услышишь мотив, напев.

Всё, что выхватывал глаз,

Всё, что рука рисовала...

Не оборачивайся. Переступай через скользкие шпалы.

Льдинки на водосточной трубе

Вспыхивают и тают...

Как бумажные человечки,

Как солдатики оловянные

В оранжевых языках огня.

Большие снега, густые сосновые ветки,

Согрейте меня, заслоните собой меня!

* * *

Про лес корабельный, про мачты ЛЭП за окном,

Про то, как война невзначай прошла стороной

И как спустя полвека стреляли под деревом во дворе

В наступающем сентябре...

Говорила, руки споласкивала под холодной водой,

Сыпала муку через решето,

Тесто всходило, дышало, словно дикая плоть,

Согревалось на голубом огне.

Каждый с собой уносил свой кусок пирога,

Брёл на платформу с увесистым рюкзаком.

Шли и шли мимо леса товарняки

В те сиротские тусклые лета —

Подорожник за лывой, мокрые лопухи,

Черноплодка с иргой.

Она дышала на холодные руки, высыпала заварку

В чайник. Тепло разливалось по всей земле.

Смахивала сухие крошки,

Снимала фартук,

Оставляла чай на столе.

* * *

Период умирания длится месяц, другой, третий.

Свет в коридоре. Медленные шаги.

Кто бы ты ни был, мы же с тобой не враги

На этой холодной планете.

Снова и снова всё это в моей голове:

Пар от безлюдной земли поднимается вверх,

Парк опрокинутый в луже. Рябина в густой траве,

Будто трава в крови.

Побудь-поживи. Скрип рамы. Усталость металла.

Ещё одна ночь, один дождевой перегон.

Приеду в нетопленом поезде, под шерстяным одеялом.

Выйду на мокрый перрон.

Кто бы ты ни был, дождись на скамейке вокзальной,

В седом коридоре, держась за дверной косяк,

Тронуть шероховатое дерево. Увидеть своими глазами

Пылинки в согретом воздухе. Снять рюкзак.

Ещё не пора умирать. Подходящий номер

Вызовешь. Как ребёнок, стоишь в углу,

Готовый идти на голос. А там незнакомец

«Говорите! — кричит. — Алло!»

* * *

Ладушки, ладушки,

Жили мы у бабушки.

Кошка на рогоже,

Старший брат в прихожей.

На кресле — кукла Катя

В обгоревшем платье.

Из-за маминой раскладушки

Торчат тюки с подушками.

Заснёшь — и вот, как будто

То солнечное утро:

Пепел над заводом,

Полон двор народа.

Всех-всех-всех собрали —

Папу потеряли.

Ночью над спортзалом

Долго грохотало.

Брошенный фундамент.

Папа снова с нами:

Папина чашка,

Папина рубашка,

Пряжка без царапин

И крестик тоже. Папин.

* * *

Будем жить лучше — купим белую канарейку,

Клетку повесим над (**) или над пианино.

В дрожащем голосе будут (**), мосты и реки,

Невод с (***) или морскою тиной —

Что там в детстве вихрастом привиделось, намечталось —

Дом у пологого берега, (*) на балконе…

Ёлочкой след от шин, тяжесть (**) и металла,

У клёна, (**) и тополя перебиты корни.

Вон у фундамента (**) цветёт нелепо,

Остов от (***) в чёрную землю вкопан,

Рухнул балкон от первой весенней бомбы.

Нам бы (***), зрелищ и чёрного хлеба,

Нам бы углём нарисованный день запомнить...

Клинок лопаты траншейной шуршит за откосом,

Заводят моторы, (**) наполняют баки,

Скручивают, как (**), как папиросу,

Мир из пороха и бумаги.

Дождь начинается. Канарейка выводит трели.

Чей-то балкон с полотенцем виден в прицеле.

Звали меня (**), (**) или (**) — неважно.

Плывёт по свежей траншее кораблик бумажный.

* * *

Где-нибудь... Выдропужск.

Ветреные мосты.

Крикнешь —

И словно из пушки по воробьям.

Снег поперёк и вдоль,

Крыша из темноты,

Податливой

Не то фарам, не то фонарям.

Выключить дальний свет

Или уйти в себя.

Выпотрошенной шавармы

Настырный вкус.

Иней на лобовом. Привет

Опущенному шлагбауму,

Поклон

Навешенному замку.

Что-нибудь про ключи

От облачных теремов,

Про силуэты

Невырубленных садов.

Фигура, замри!

Слушай, как дышит от ветра дом,

Как море волнуется

Под снегом или водой.

Где-нибудь Выдропужск —

Выстрел. Метель. Шинель —

Где ни пятиэтажки,

Ни дверного звонка.

Воздух студён и густ

В поле, во тьме, во сне —

От макрокосма

До спичечного коробка.

* * *

Она пьёт — он её бьёт.

Рассада на узком балконе.

Сизые-сизые голуби полукругом.

Водоворот у ворот.

Антенна за терриконом.

Стекляшки под мокрой подошвой:

Чвок-чвок.

Грозовое облако над проводами —

Немыслимо. Сочно. Зримо. —

Над красно-белой скорой.

Красно-серый скорый даёт гудок

И пролетает мимо.

Видземе

Раскроши голубям пипаркукас,

Наушник из уха вынь.

Зубри, забывая русский,

Истерзанную латынь.

Услышь от немого соседа

Правильные слова.

Борись и ищи. Напоследок

Шампанское открывай.

В счастье, в любви и в горе

По кругу — алаверды,

Как на вихрастом Взморье —

Круговорот воды.

Ветер солёный и быстрый:

Перконс, Один, Сварог…

Снова придут коммунисты,

Построят в Риге метро.

Вот тянутся магистрали

По бурой земной коре

До самых лесных окраин,

До самых синих морей.

И дополняют ловко

Друг друга помойный бак,

Солнце, трамвай, хрущёвка,

Подорожник вокруг столба.

* * *

И воздух, и свет, и цвет...

Паутина над кирпичом.

Волейбольная сетка сверху

Пробита мячом.

Ринуться в кругосветку — угадать, узреть

Тысячи лье вокруг, прикрывая и фланг, и тыл,

Видеть снежинку клевера в тени бетонной плиты,

Слышать кузнечика на травяном пустыре,

Медленный гул приходящих в движение глыб.

Оторопь мимолётна, поступь легка —

Горечь полена, жар чёрно-белой золы,

Ужас парящего мотылька.

Шлындраешь по ещё нагретой земле

И вдруг снова вырулишь на эту картинку:

Преломление. Солнце в пыльном стекле.

Пропасть августа, летящие паутинки.