НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Помнить нельзя забыть

Галия Мавлютова. Смерть-остров: роман. — М.: Вече, 2019.

Книга выпущена в серии «Сибирский приключенческий роман», о чем заявлено на обложке. Там же — мужчина в шапке-ушанке, видом — сибиряк, с ружьем за плечами. Не скрою: не без внутреннего сопротивления взялась я за эту книгу. И не оттого, что не читаю приключенческие романы. То, что книга отнесена к приключенческой серии — не более чем камуфляж. Я знала, о чем она, еще до того, как приступила к ее чтению. И мне не хотелось окунаться с головой в страшный омут российской истории, откуда тянуло мертвечиной и первобытным ужасом.

В конце мая — июне 1933 года тысячи людей, большинство из которых были ни в чем не повинными недокументированными спецпереселенцами, сослали в Том­скую область и там оставили без пропитания и средств к существованию на пустынном острове. У острова несколько названий: Назино, Заячий, а позже — Остров Смерти, или Голодный Остров. Такое название неспроста: оно связано с голодом, смертью, людоедством. Заправляли всем уголовники под прикрытием вохровцев и в сотрудничестве с ними. В результате из около 7 тысяч человек в живых осталось 2200. Погибли бы все поголовно, если б не письмо на самый верх. Дело получило огласку, прислали комиссию из Москвы, поселенцев вывезли из гиблого места.

Галия Мавлютова давно подбиралась к этой теме. Нынешняя петербурженка, она из тамошних мест. Еще в детстве ее воображение будоражил страшный остров, о котором шепотом рассказывал ей восьмилетний брат. Узнать правду об этом острове и трагедии, разыгравшейся рядом с ее родными местами, стало трудной миссией писательницы. Для нее внезапно стало куда важнее раскрыть через живые характеры и судьбы горестные страницы прошлого своего народа, чем писать любовные романы и детективы. Что ж, бывший инспектор уголовного розыска, подполковник милиции в отставке Галия Мавлютова писала и детективы, и любовные романы, но нынешняя книга — ягода совсем иного поля. Историческо-документальная драма заставляет в очередной раз прикоснуться к самым больным язвам истории и нравственного самосознания страны и народа.

Своей книгой Мавлютова внезапно и, возможно, неожиданно для себя встала в шеренгу смелых женщин, не боящихся говорить правду, руководствующихся вольно или невольно принципом «Если не я, то кто?». В условной портретной галерее сильных духом женщин соседствуют Светлана Алексиевич и Анна Политковская, Оксана Дворниченко и Юлия Латынина. Теперь к ним присоединилась подполковник милиции в отставке Галия Мавлютова. Вот нечаянная встреча!

Долгое время Мавлютова провела в архивах, перелопатила кучу материалов и наконец написала книгу, которую можно предъявить всем историческим ревизионистам и приукрашивателям истории: «Вот вам, читайте!» Сама писательница, судя по ее словам (я присутствовала на встрече с автором в одной из библиотек), вовсе не задавалась целью сваливать вину на «кровавый режим». Но то, что автор хочет сказать, не всегда совпадает с тем, что выходит из-под его пера. Глубокое понимание жизни, точность деталей, историческая и психологическая достоверность поведения персонажей не позволяют солгать и смягчить очевидное: хотела Мавлютова или нет — но книга получилась приговором не просто кровавому, а людоедскому режиму.

В 1933 году осуществлялась массовая «зачистка» территорий и городов страны от «антисоветских», «кулацких», уголовных, «деклассированных» категорий населения. В стране проходила всеобщая паспортизация; «лишенцы», недобитая старорежимная интеллигенция и чиновники оказывались вычеркнутыми из планов построения великого будущего. С ними под общую гребенку мели всех, кого ни попадя. По плану, первоначально одобренному «вождем народов», предполагалось переселить 2 млн человек. Потом, под влиянием обстоятельств, цифра снизилась до 500 тыс. Но даже и этого оказалось чрезмерно много: ничего не было готово для народного переселения. Все происходило в услових скученности и произвола, хаоса и невиданной жестокости. Людей хватали на улицах и вокзалах, с документами или без, ради выполнения завышенных показателей и бросали в вагоны для перевозки скота, без еды и питья, без элементарной гигиены. Вши, дизентерия, побои и издевательства уголовников, смертность. То же на пересыльных пунктах и еще хуже — на баржах и, наконец, самое страшное, на Острове Смерти. Для сравнения: нацисты последовательно уничтожали определенные категории населения (евреи, цыгане, гомосексуалисты, умалишенные), но для отчетности вместо уничтоженных евреев не добавляли другие национальности. В стране же, «где так вольно дышит человек», хватали, кто попадался под руку, с документами или без, и гнали людей, как поголовье скота, даже не записывая имен и фамилий.

В романе мы почти не сталкиваемся с «нормальной» жизнью. Несчастных, ведомых под конвоем, перемещают в закрытых вагонах, под покровом ночи ведут к пристани. «За малейший шум били прикладами, ведь рядом находился жилой квартал. Живые не должны были слышать о мертвых. Колонна растянулась вдоль дороги, но конвойных прибавилось. Плотно оцепив процессию полумертвых истощенных людей, конвоиры для порядка вздергивали затворы, мол, не вздумайте заголосить, сразу ляжете в весеннюю грязь и в ней и останетесь. Нам формуляры заполнять некогда».

В другой реальности обитают конвоиры и начальники, но по сути это та же несвобода. Страх за свою шкуру подгоняет: поскорее донести, чтоб уцелеть самому. В этой гонке выигрывает наиболее подлый и завистливый. Рагузин и Чусов, два чекиста, так называемые товарищи по оружию, только и ждут, кто кому первым глотку перегрызет. «Человек человеку волк» — по этому принципу живут и уголовники, и охранники. Главное — выжить любой ценой, даже если это потребует утраты в тебе человеческой сути. Так живут все, от нижних до верхних чинов. Атмосфера всеобщего недоверия, подсиживания, доносительства; славные чекисты — клубок змей с тем отличием, что змеи редко кусают и убивают друг друга.

Вопреки или благодаря авторскому замыслу встает картина оруэлловского по масштабам ужаса и абсурда повседневной реальности: где-то там, за границами описываемого, существует мирная жизнь, люди верят в справедливость Советской власти и в то, что прекрасное будущее вот-вот наступит, а между тем идет уничтожение народа, самоистребление, где людей бросают в огонь, как дрова, чтобы обогревать ледяную пустыню. И только как редкое исключение мы встречаем взаимопомощь и поддержку (Галина Горбунова, Рахима и Ильдар-абый), желание помочь и спасти (хантыйка Настасья), но жалость и сочувствие тонут в океане равнодушия и жестокости.

Несколько слов об уголовниках. Вероятно, знание этой среды (ведь Галия Мавлютова долгие годы проработала в милиции) позволяет автору описывать их без какого бы то ни было романтического флера. Сравнивая советский геноцид с Холокостом, невольно думаешь: в гетто и в лагерях уничтожения евреев у них по крайней мере не было этой напасти.

Те, кто продолжает полагать, что во времена Сталина не воровали, — пусть, наконец, избавятся от иллюзий. Воровали, и еще как! На пороге смерти воровали. Один из самых отвратительных персонажей романа комендант Колубаев умудряется обворовывать несчастных голодных людей, недодавая им еды. При этом он входит в сговор с уголовниками, и те убивают обладателей золотых зубов, чтобы припасенное золотишко отдать своему покровителю в обмен на поблажки.

Документальный роман Галии Мавлютовой подводит к вопросу: каким образом происходило расчеловечивание человека? Как и почему люди утратили эмпатию, сочувствие к своим ближним? Первая мировая война, революция, Граждан­ская война приучили людей к насилию как единственно в их глазах верному способу решения проблем. Не было иммунитета против насилия у крестьянства, легко бравшегося за топор и вилы. Что происходило в сознании должностных лиц, охранников, гнавших людей, как стадо, но более безжалостно и бессмысленно? Для самооправдания годилась официальная идеология, объявившая этих людей либо «врагами», либо «чуждыми элементами», отребьями общества. Вначале людей доводили до нечеловеческого состояния, помещая их в страшные, неприспособленные для жизни условия, а затем начинали презирать их за утрату человеческого облика и неприспособленность к лишениям. Конвоир Фома Хомченко думает о тех, над кем приставлен надзирать: «Это же не люди. Это элементы!» Или: «Его ждала дорога в обратную сторону, а что будет здесь, в составе, его не касается. Сейчас главное, быстрее сдать всех чумных и дизентерийных людишек, поголовно отчитаться и забыть весь этот кошмар до очередной партии ссыльных. Фома ссыпал в карман золотые зубы, выбитые Мизгирем у мертвых ссыльных. Хотел посчитать, сколько там, но не стал: слишком много народу наблюдает за ним. Донесут, мазурики!».

Привезенные на пересыльный пункт арестанты вызывают отвращение своим внешним видом и запущенностью. «Что это за люди? — недовольно проворчал военный из управления лагерей. — Неужели нельзя было помыться? Довели себя до ужасающего состояния». А ведь это были совершенно обычные советские люди. Среди инженеров и других остатков еще не уничтоженной старой гвардии интеллигенции там были рабочие и колхозники, бывшие подпольщики и ученики ФЗУ, коммунисты и комсомольцы, подростки, дети. Никого не интересовал ни их статус, ни их документы (у многих они были). Главное было отчитаться перед начальством, спускавшим цифры с кремлевских башен.

Так выстроилась траектория беды: спущенный сверху приказ, а снизу — страх за свою шкуру, равнодушие к чужой беде, жадность и воровство, желание урвать чужой кусок во что бы то ни стало, а там хоть трава не расти! — случилось то, что неизбежно должно было случиться. Голод. Людоедство.

Галия Мавлютова вербализовала установку властей: «живые не должны были слышать о мертвых». Сегодняшнему читателю надо определиться: помнить или забыть? Каждый решает сам.

Лиана Алавердова