Об авторе | Михаил Тяжев — постоянный автор «Знамени». Предыдущая публикация —рассказ «Фуражка» (№ 3 за 2019 год).

Михаил Тяжев

Завтра побегу

рассказ

Его спортивный костюм лежал в платяном шкафу.

«Завтра побегу!» — думал Юрок Сысоев, и так происходило уже третью неделю. Вернулась из магазина его жена, звали ее Ирина.

— Этот умер, не слышал?

Ирина выкладывала на стол из пакета пельмени, консервы, колбасу, мясо, яйца и хлеб.

— Кто умер? — Юрок надкусил хлеб. Он любил откусывать у батона корку.

— Спортсмен наш.

— Это кто?

— Я фамилию его не знаю. Бегал он все. Бодрый такой мужчина был.

— Колька, что ли?

— Наверное, он! Встретила его жену, она вся в черном.

Юрок вспомнил, как давно, когда он был еще пацаном, он вместе с Колькой бегал смотреть, как из первого подъезда их дома выносят завернутого в ковер самоубийцу и после закидывают в кузов «ЗИЛа».

— А что с ним, она тебе не сказала?

— Спортом много занимался.

— Я серьезно.

— А я что, знаю! Она сказала: он шел, упал — сердце вроде. Вот и думай, человек не курит, не пьет, ведет, так сказать, сознательный образ жизни и умирает. А другой и курит, и наркоманит, и печень у него с бычью голову, а живет, и хоть бы что.

— Я завтра побегу! — сказал Юрок упрямо. Ему хотелось бежать.

Дениска, четырнадцатилетний сын Сысоева, играл в компьютере. Услышав, что сказал отец, он усмехнулся:

— Ага, папа! Только завтра в твоем гараже снова у кого-нибудь днюха или юбилей будет.

— Ты уроки сделал? Сидишь тут, отцу указываешь!

— Папа, у меня через два дня каникулы.

Юрок взял сигареты и вышел покурить. Позвонил его сменщик:

— Слушай, Сысой, я завтра не могу. Подменишь?

— Я бегать собрался.

— У меня такое дело. Баба моя забеременела.

— Жена?

— Если бы. Понимаешь?!

— Ладно, — сказал Юрок, а про себя подумал: «Значит, не побегу!»

У него тоже была любовница. Она жила в этом же микрорайоне в противоположном от его дома доме, в такой же, как и все вокруг, девятиэтажке. Он набрал ее номер. Она была в его телефоне под именем «Альберт слесарь».

— Привет, Свет! — сказал он в трубку. — Чего делаешь?

— Ничего. А ты?

— Я курю.

— Ты хоть что-то делаешь. А я вот лежу и думаю.

— О чем?

— Позвонить тебе — не позвонить.

Сысоев улыбнулся, ему импонировал в этой тридцатилетней женщине ее необычный склад ума.

— Так я позвонил, — сказал он.

— Значит, мы думаем друг о друге.

— И чего дальше?

Юрок растянулся в улыбке, сигаретка прилипла к его губе.

— Давай сходим на дискотеку, — предложила она.

— Куда?

— Дискотеку «Кому за сорок».

— Так мне тридцать шесть еще как бы.

— И я не старая! Но там как-то все понятно. Никто не дерется. Все чинно-мирно. Посидим, раздавим бутылочку. В общем, отдохнем.

— А чего, можно, — сказал Юрок, и стал думать, как ему сделать, чтобы жена не заподозрила.

Глянул на часы, всего лишь одиннадцать. Одиннадцать, а в это время уже кто-то умер. Сысоев задумался, что это такое «умер»? Нет тебя и все, чернота, пустота. Петр встречает у ворот. А ворота во что вделаны? Крепость, может, какая, куда не всех пускают, или кинотеатр. Ты заходишь с билетом, который выдается тебе после твоей смерти, в темный кинозал, ищешь свое место и смотришь свой фильм про свою никчемную жизнь. А то, что она никчемная у Сысое­ва, он и так знал. Женился не на той, которую любил. И после этого все пошло-поехало как-то не так.

Из подъезда вышла соседка с верхнего этажа, которая совсем недавно вместе с мужем переехала в их дом.

— Вы что, курите здесь?

— Курю.

— Это общественное место.

— И что?

— Вы курите! А место общественное.

— А где мне тогда курить?

— У себя дома.

— Так это мой дом.

— С вами бессмысленно разговаривать. Я вот мужу скажу!..

Появился ее муж. Худой и долговязый, с каким-то продолговатым лицом, маленьким подбородком и кривыми крест-накрест зубами.

— Что случилось, дорогая?

— Мужчина курит. А здесь нельзя!

— Ну и пусть себе курит, что ты привязалась к человеку. Простите, вы не знаете, когда вода горячая будет? Вроде говорят, что здесь объявление висело, но его нет.

Сысоев подумал: висело — не висело объявление. Он даже не знал, была ли дома горячая вода. Он работал целыми днями. Душ принимал на работе после смены. Приходил, ужинал и падал спать, чтобы потом снова подняться пораньше на работу.

— Ну это... — начал он. — Это… по-разному там. Всяко бывает. Обычно две недели.

— Видишь, я говорил, что воду отключают. А на сколько, не скажете? Ну, обычно, какая практика отключения горячей воды в этом доме?

Сысоеву вспомнился прошлогодний отпуск, который он с женой и сыном провел в Геленджике. Жена перед самым отъездом еще сказала: «Уедем, все равно горячей воды нет. Там вымоемся». А съездили, и не понравилось там. Сын отравился, чего-то съел. Вернулись раньше. А горячей воды так и не было.

Соседи сверху ушли. Юрок поднялся к себе.

— Слушай, Свет, а что там с горячей водой?

— А что с ней?

— Говорят, отключили!

— Ну, отключили и отключили, тебе-то что?

«Правда мне-то что!» — подумал Сысоев и уселся на кухне.

— Чего тут сидишь, сходил бы Дениса научил машину водить.

— Потом.

— Тогда сгоняй к моей матери. Давно обещали отвезти ей одеяла.

— Да нужны они! Им на свалку пора.

— Моя мать найдет им применение.

Ирина вдруг как-то резко опустилась на табурет и изменившимся голосом пожаловалась:

— Чего-то в груди…

— Неврология, может.

— Ты доктор?

— Да я так.

— Вот и молчи. Неврология. Я тебе что, нервичка!

— Тогда я пошел.

— Иди. Только не бегай. Один вон добегался!

Из комнаты выглянул Денис, он жевал бутерброд с колбасой.

— Папа, когда мы поедем? Может, завтра?

— Не ешь сухомятку. Мать суп приготовила.

— Я уже обедал.

— Я завтра не могу, у сменщика чего там. Подменяю его.

На улице он позвонил Свете.

— Чего делаешь?

— Все так же лежу.

— А твой где?

— В школе, труды преподает. Последние деньки. А там в деревню к матери поедет. Зайдешь?

— Да неудобно как-то. Рядом живем. Запалимся.

— Тогда давай так. Я звоню, а ты платишь. Есть одна квартирка.

— Чего взять?

— Водочки.

— Я завтра работаю, мне нельзя.

— Ну для меня тогда шампусик и шоколадку.

— Так ты позвонишь?

Но она уже отключила телефон.

Сысоев сел в свою «Тойоту» и начал ждать звонка. В дом, в котором он жил, он переехал с родителями в восьмидесятых, кажется, тогда умер Андропов. Была зима. Холодно. Дядя Ираклий, сосед с первого этажа, вынес в коридор портрет генсека и вместе с другими мужиками начал его поминать. В это время по улице бежал какой-то сумасшедший и орал, что ювелир дал дуба. За сумасшедшим гнался милиционер.

«Странно, — думал Юрок. — В голове происходит столько всего. Ты не властен над этим, жизнь давно ушедших находится в тебе, а ты сам сейчас здесь, за рулем, ждешь звонка любовницы».

Сысоев заметил, что он начал так думать после той аварии, когда тщетно пытался помочь зажатому на переднем сиденье парню. Парень не орал, а только стонал и мотал головой. Вокруг них стояли водители и пассажиры автобуса, шептались, кто-то совал парню под нос бутылочку с нашатырем, кто-то пытался вытащить его, а кто-то, наоборот, говорил, что не нужно вытаскивать, будет еще хуже.

Вот тогда-то Юрок и осознал нереальность всего происходящего. Он словно бы был там и в то же время не был. Это ощущение поразило его и не покидало затем долго. В тот вечер он лег спать, толкнул жену и рассказал ей о своих чувствах. Она выслушала его и произнесла: «Давай спать, Юр!»

«Зачем-то, значит, это нужно», — вспомнил он присказку своего отца, который во всем видел некий знак.

Мобильный телефон, лежащий на панели, вибрировал.

— Я здесь! Где? — сказала Света.

— И я здесь. Поверни голову. Да не туда. В сторону аптеки.

Она была в красном платье с вырезом на груди и красных туфлях на высоком каблуке. Он подъехал и сказал в окно, я тебя там заберу, и показал на дорогу.

Света обиделась, но все равно проследовала к дороге и там села к нему.  Юрок прижал ее к себе правой рукой, левой держал руль, и поцеловал.

— Юр, ты меня что, стыдишься! — отстранилась она от него.

— У меня жена.

— А у меня муж!

— Ладно, хватит! — сказал он примирительно. А потом вдруг: — Слушай, Свет! У тебя нет такого ощущения, что ты уже что-то подобное делала или же произносила. Я вот тебя сейчас обнял и вдруг вспомнил, что видел этот жест где-то. Ну, то есть, как будто я тебя обнимал уже так. А может, я просто видел, как кто-то кого-то обнимал, и запомнил поэтому.

— Наверное, ты обнимал кого-то, вот и запомнил.

— Никого не обнимал!

Сысоев задумался. Опомнившись, он сказал:

— А куда мы едем?

— Здесь поверни, — ответила она ему. — У этого дома.

Он припарковался. Они зашли в пятиэтажный дом, поднялись на третий этаж, она открыла дверь квартиры, которая была обставлена еще советской мебелью: шкафом из ДСП, чехословацкой стенкой и дымчатой тахтой с двумя массивными креслами.

— Сколько я здесь должен?

— Я заплатила уже.

Она стала раздеваться. Он сел в кресло и включил телевизор. Там сообщали, что подводная лодка произвела успешный запуск «Булавы». На другом канале показывали фильм «Карнавал». Он переключал каналы, наконец, остановился на озеровском «Битва за Москву». На том моменте, когда танки, огромной армадой, едут по полю.

— Выключи, не люблю про войну.

— А мне нравится.

Он еще несколько раз нажал на кнопку пульта и остановился на эротиче­ском канале. Это был фильм из семидесятых или восьмидесятых годов, там много говорили, перед тем как лечь в кровать. Актеры и актрисы были все сплошь пышноволосые и с какими-то подозрительно интеллигентными лицами. Фильм как бы делился на две части. Молодые люди встречаются, долго разговаривают, изображают заинтересованность, причем предмет их разговора не особо улавливался. Во второй части эти молодые люди раздевались, чтобы заняться любовью.

— Мы сюда что, порнушку пришли смотреть?!

— Это эротика.

— Да мне все равно. Тебе нравится мое белье?

Она выключила телевизор. Он глянул на ее черный с кружевами лифчик и трусики, такие же черные и с кружевами.

— Нормально.

— Мой муж тоже так говорит. Вы что, других слов сказать не можете?

— Каких, например?

— Красиво, великолепно. Изумительно.

— Изумительно.

— Спасибо.

Она расстегнула петельки и обнажила свою упругую грудь с несколькими знакомыми ему родинками.

— Ты не пойдешь в ванную? — спросила она его.

— Да, сейчас.

Но он так засиделся в кресле, что ему неохота было подниматься. Стащил брюки и остался в семейных трусах.

— Слушай, — сказал он, поежившись, — как-то не хочется.

— Что?

— Да нет, не с тобой. А здесь. Вдруг тут камера. Знаешь, есть такие квартиры. Ты занимаешься сексом, а тебя снимают скрытно, а потом в Ютуб.

— Да кому ты нужен!

Она начала одеваться.

— Свет!

— Все, я ухожу!

— Мы же хотели на дискотеку сегодня сходить.

— Не понимаю, почему я тебя люблю! — произнесла она и снова легла на кровать.

Через час он пил из стального чайника холодную кипяченую воду.

— Я вспомнил! — сказал он.

— Что ты вспомнил?

— Помнишь, в машине, я говорил тебе. Ну, когда обнимал!

— Не помню.

— Это мой отец так мою мать обнимал. А я в это время сидел на заднем сиденье. Я, когда обнял тебя, как будто бы ощутил себя своим отцом, или, лучше сказать, перенесся туда, в детство.

— Ты больной, Юр! — сказала она.

Он глянул на нее внимательно и подумал: если бы он женился на ней, она бы его так же не понимала, как не понимает его сейчас Ирина.

Она поглядывала на часы. Оставалось еще двадцать минут до их ухода. Красилась.

— Как думаешь, есть жизнь после смерти? — спросил он.

— Какая там жизнь! Если ты умер, так умер.

— А как же душа? Она вроде как бродит какое-то время после смерти.

— Так это она бродит, а не ты.

— У нас мужик умер, спортом всю жизнь занимался.

— Сегодня умер?

— Да.

— Это мой брат.

— Извини.

— Что извини! Я с ним десять лет не общалась. Он у меня квартиру родительскую оттяпал. Спортсмен хренов! Строил из себя паиньку. Лучше б уж пил!

— Может, не пойдем на дискотеку.

— Почему?

— У тебя же брат умер.

— Я тебе говорю, он мне никто! Мы и в детстве с ним не особо. Он в институт, а я в техникум. Он в церковь Христа ходил. А я не верю в Бога. Он вышел из секты. А я, наоборот, верю в Него. Он любит свою жену, нашел ее там, в церкви. Чокнутая! Целыми днями жрет пророщенное зерно. А я не люблю своего мужа. Хотя знаю, что он многим моим подругам нравится.

Юрок слушал Свету и понимал, что он ни черта не знает о ней. Ничего. Знакомы они всего ничего: чуть больше трех месяцев.

Он отвез ее к матери на улицу Березовскую. Смеркалось. Возвращаясь, заметил вдоль дороги долговязого из своего подъезда и остановился. Долговязый был не один, а с молоденькой девушкой.

— Садись, сосед! — сказал Юрок.

— Спасибо. Нам не надо! — отозвался тот и смутился отчего-то.

— Нет, давай сядем! — сказала девушка и села в «Тойоту». По салону пролетел легкий тонкий цветочный запах ее духов. За девушкой в машину сел долговязый. Он был неестественно скован.

— Куда едем? — спросил Юрок.

— К торговому центру на Коминтерна, — сказала она требовательно.

— Ты разве домой?! Прости! — канючил долговязый.

Он высадил их у торгового центра. Она сказала долговязому, что ее не нужно провожать. Но тот рванул за ней, догнал и о чем-то долго уговаривал. Юрок развернулся и поехал домой.

Весь вечер Ирина охала. У нее что-то болело под грудью.

— Продуло, скорее всего! — успокаивала она себя.

Перед самым сном Юрок натер ей «Вольтареном» спину под ключицей.

— Может, все-таки врача вызвать? — сказал он.

— Завтра пройдет.

А через час она взывала от боли. Вызвали врача. Увезли ее на скорой помощи.

Юрок сидел с сыном в приемном покое. Там пахло хлоркой, на одном из стульев было нацарапано «Джон Леннон жив!»

К ним вышел дежурный врач.

— Хорошо, что вовремя скорую вызвали.

— Что с ней? — спросил Юрок.

— Завтра все будет известно. А пока что идите спать.

— Нет, ну все-таки.

— Есть подозрение на инфаркт.

У подъезда их дома стояли машины скорой помощи и полиции.

Денис поднялся домой. Юрок решил выкурить сигарету. Из подъезда потянулись люди, он не знал их и видел впервые. Среди них был долговязый. Когда он увидел Сысоева, то схватил его за грудки.

— Сволочь! Гад!

— Да отпусти ты! — Он оттолкнул долговязого. Но тут какая-то женщина, еще не старая, похожая на его жену, заголосила:

— Мою дочь! Пропади ты пропадом!

Долговязый подбежал к труповозке и начать бить в дверь.

— Пустите меня к ней. Мариночка! Милая Мариночка! Пустите меня к ней!

— Дай Юр, закурить! — сказал дядя Ираклий. Сысоев вытащил сигареты.

— Чего тут случилось?

— Да у этого новенького жена повесилась.

— Из-за чего?

— Мир не без добрых людей! Кто-то сказал, что ей изменяет муж.

На следующий день у него сильно болела голова, он не выспался. Ехал на работу. Позвонила Ирина, сообщила, что у нее все в порядке: ее выписали.

— А чего стреляло тогда у тебя под лопаткой, чего ты охала?!

— Кондиционером продуло, когда за мясом стояла.

Юрок хотел выругаться, как делал это обычно. Из-за того, что переживал за нее, что не выспался. Однако в этот раз промолчал. Подумал, если бы не кондиционер, если бы, действительно, инфаркт! Что бы он делал тогда? Он не мог представить, как это жить без Ирины.

Но потом работа взяла свое. Он целый день мотался с одной точки на другую. Под конец дня полетел коленвал. Пришлось вызывать эвакуатор. Звонил его сменщик, у него родился сын.

В гараже взял из своего ящичка из загашника чекушку водки. После проходной откупорил и выпил полбутылки залпом. Закусил жвачкой и сел в трамвай. Ему нравился этот звенящий, покачивающийся из стороны в сторону транспорт. Он смотрел на людей и любил их. Дома его ждал гуляш с макаронами, все, как всегда. Ирина присела рядом. Он глядел на нее и улыбался.

— Выпил уже?

— Так на радостях же. Красивая ты у меня, Ир.

— Может, мне почаще болеть, чтобы ты замечал.

— Да нет, не надо. — Денис! — крикнул он. — Завтра рулить пойдешь?

— Да, пап!

Ее руки заметно дрожали.

— Юра.

— Что?

— Я виновата. Соседка-то эта наша. Это я ей записку подкинула, что муж ей изменяет. Я видела его с другой. Думала, они поругаются, потом помирятся. Как мы раньше. Я хотела, как лучше. Как у нас. Ты же мне не изменяешь?

— Нет, — сказал он.

— Как думаешь, —  продолжала она. — Бог меня накажет за это?

— Не знаю, — ответил Юрок.

Он оделся в спортивный костюм и выбежал на улицу.