Об авторе | Александр Семенович Кушнер — поэт,  родился в Ленинграде в 1936 году. В течение десяти лет работал учителем в средней школе. Лауреат Государственной премии РФ (1995), премии «Северная Пальмира» (1995),  Пушкинской премии фонда А. Тёпфера (1998), Пушкинской премии РФ (2001). Лауреат премии «Поэт» (2005) и других литературных премий. Постоянный автор журнала «Знамя». Предыдущая публикация — № 2, 2019. Живет в Санкт-Петербурге.

Александр Кушнер

И вино, и вода, и гора с облаками...

* * *

Так ли уж точно Платон изреченья Сократа,

А Иоанн и Матфей записали Христа?

Речь забывается — и неизбежна утрата.

Смысл сохраняется — формулировка не та.

Да и записывать не на чем было, и стыдно

Было б записывать в незабываемый час

Всё, что не в розницу сказано было, а слитно,

И заменялось своими словами для нас.

— Встреча в Аиде с тенями нас ждёт дорогими,

Здравствуй, Гомер, Гесиод, Одиссей, Паламед! —

— Небо прейдёт и земля, и луна вместе с ними,

Звёзды спадут, а словам моим гибели нет. —

* * *

Остаётся один нерешённый вопрос,

Смерть понятна и тщетны надежды любые,

И к бессмертью нельзя относиться всерьёз, —

Для кого так нарядны цветы полевые?

Неужели для пчёл, неужели для ос?

Ярко-жёлтые, синие и голубые.

Кто им дал и зачем ноготки, завитки,

Кто собрал их в соцветья или в одиночку

Их цвести надоумил и все лепестки

Расписал, уподобил косынке, платочку,

А чудесней всего, что они на зрачки

Так похожи, глядящие в самую точку.

И поистине в самую, именно так,

Букингемский дворец посети или юрту,

Будь ты редкая умница или дурак,

Обратись к англичанину или удмурту,

Этот ирис, вьюнок, василёк или мак

Посрамляют тоску, возражают абсурду.

* * *

У меня под рукой становились стихами

И вино, и вода, и гора с облаками,

Подражавшими в плотности этой горе,

И Афины с забытыми ими богами,

И запущенный клён в петербургском дворе.

У меня под рукой тишина оживала,

Как волшебная флейта, — ни много ни мало!

У меня под рукой серебрилась сирень,

И привычная комната приобретала

Блеск дворцовый, особенно в солнечный день.

И любовь с её счастьем и горечью тоже,

И Нева с неотрывно глядящим прохожим

На волненье её, — заслужил я покой,

И живая строка, ни на чью не похожа,

Возникала в стихах у меня под рукой.

* * *

А вчера на дороге лесной

Двое всадников — он и она —

Мимо нас проскакали, какой

Странный случай — и что-то от сна

Было в нём или мифа, вослед

Мы смотрели им долго, они

Предъявили нам то, чего нет

В наши трезвые, ровные дни.

Человек на коне страшноват

И высок, и на нас не похож.

Взяли где-то коней напрокат

И вогнали нас чуть ли не в дрожь,

Конский пот, конский топ, сапоги,

Стремена, — и под сенью лесной

Понял я, как от нас далеки

Цезарь, Ричард и даже Толстой.

* * *

Спасибо живописи, с ней

Я был счастливей и точней

В своих суждениях о мире,

Его загадках и вещах,

Его деревьях и лучах,

Жизнь видел пристальней и шире.

И человек без лишних слов

Являлся, добр или суров,

И я, в душе его читая,

В нём узнавал своих друзей

В других одеждах, вот Андрей,

В накидке он из горностая.

И даже побывать на том

Случалось свете мне, вверх дном

Там перевёрнуто пространство,

И ангела задев плечом,

Поговорить с ним ни о чём,

В обход притворства и жеманства.

* * *

Потому что большая страна,

Потому что она за Полярный

Круг заходит, светла и темна,

Мурманск мрачный и Крым лучезарный,

Потому что есть Дальний Восток

И Амур, и Охотское море,

Потому что заблудится Бог,

Затерявшись на этом просторе.

Потому что не видно в Москве,

Что творится в Назрани, в Сибири,

Потому что хватило б на две,

Три страны этих дебрей, четыре,

Потому что блестит Петербург

С золотым Петропавловским шпилем,

Потому что смущён Демиург

И присел на валун, обессилев.

Посреди разливанных стихий

И пожаров лесных, краснокожих

Вы б хотели народных витий

И партийных дебатов, я тоже,

Но стихами наш путь освещён,

И Алябьев поёт с нами вместе,

А до неба в алмазах ещё

Далеко, нет, не триста, лет двести.

* * *

А в Англии мы жить бы не могли,

Особенно в провинциальной, там

Пришлось бы проводить за днями дни,

Садовым посвятив себя цветам,

Живя для них, прислуживая им,

Пропалывая, поливая, — сплошь

Левкои, орхидеи с отложным

Воротничком, а если не польёшь,

Не выровняешь, не подрежешь роз,

Считай, что совершил великий грех.

Ты должен быть на Симпсонов похож

И Джонсонов — нельзя быть хуже всех.

* * *

В Швейцарии, где пыль стирают даже с прутьев

Ограды, где царят порядок и покой,

Наверное, живут неплохо, но забудьте

Там о стихах, и нет там прозы никакой, —

Так думал я, страну чужую проезжая,

В Женеве день прожив и в Цюрихе полдня.

Озёрная мне гладь являлась голубая

И горы посмотреть сбегались на меня.

Я говорил им, что Руссо от них к французам

Ушёл, а вслед за ним и Бенжамен Констан,

Но озеро моим потворствовало вкусам,

И дымкой угождал альпийский мне туман:

Перегородок нет, не может быть и рамок,

Предвзятость вообще несносна, как враньё,

И Байрон показал в стихах Шильонский замок,

Да и Набоков жил в гостинице в Монтрё.

* * *

В Америке есть всё, что надо: и прохлада,

И зной, и мрак лесной, и грохот водопада,

И океаны с двух теснят её сторон,

А как высок Нью-Йорк: не город, а громада,

А Бостон, Балтимор, Чикаго, Вашингтон!

И жизнь там хороша, и есть там, есть свобода,

Но не хватает мне в Америке чего-то,

Чего? Всего того, чем дорог Старый свет:

Монтеня, например, Рублёва, Гесиода,

И Аполлон бы там смешон был, Мусагет.