Об авторе | Александр Семенович Кушнер — поэт, родился в Ленинграде в 1936 году. В течение десяти лет работал учителем в средней школе. Лауреат Государственной премии РФ (1995), премии «Северная Пальмира» (1995), Пушкинской премии фонда А. Тёпфера (1998), Пушкинской премии РФ (2001). Лауреат премии «Поэт» (2005) и других литературных премий. Постоянный автор журнала «Знамя». Предыдущая публикация — № 2, 2019. Живет в Санкт-Петербурге.
Александр Кушнер
И вино, и вода, и гора с облаками...
* * *
Так ли уж точно Платон изреченья Сократа,
А Иоанн и Матфей записали Христа?
Речь забывается — и неизбежна утрата.
Смысл сохраняется — формулировка не та.
Да и записывать не на чем было, и стыдно
Было б записывать в незабываемый час
Всё, что не в розницу сказано было, а слитно,
И заменялось своими словами для нас.
— Встреча в Аиде с тенями нас ждёт дорогими,
Здравствуй, Гомер, Гесиод, Одиссей, Паламед! —
— Небо прейдёт и земля, и луна вместе с ними,
Звёзды спадут, а словам моим гибели нет. —
* * *
Остаётся один нерешённый вопрос,
Смерть понятна и тщетны надежды любые,
И к бессмертью нельзя относиться всерьёз, —
Для кого так нарядны цветы полевые?
Неужели для пчёл, неужели для ос?
Ярко-жёлтые, синие и голубые.
Кто им дал и зачем ноготки, завитки,
Кто собрал их в соцветья или в одиночку
Их цвести надоумил и все лепестки
Расписал, уподобил косынке, платочку,
А чудесней всего, что они на зрачки
Так похожи, глядящие в самую точку.
И поистине в самую, именно так,
Букингемский дворец посети или юрту,
Будь ты редкая умница или дурак,
Обратись к англичанину или удмурту,
Этот ирис, вьюнок, василёк или мак
Посрамляют тоску, возражают абсурду.
* * *
У меня под рукой становились стихами
И вино, и вода, и гора с облаками,
Подражавшими в плотности этой горе,
И Афины с забытыми ими богами,
И запущенный клён в петербургском дворе.
У меня под рукой тишина оживала,
Как волшебная флейта, — ни много ни мало!
У меня под рукой серебрилась сирень,
И привычная комната приобретала
Блеск дворцовый, особенно в солнечный день.
И любовь с её счастьем и горечью тоже,
И Нева с неотрывно глядящим прохожим
На волненье её, — заслужил я покой,
И живая строка, ни на чью не похожа,
Возникала в стихах у меня под рукой.
* * *
А вчера на дороге лесной
Двое всадников — он и она —
Мимо нас проскакали, какой
Странный случай — и что-то от сна
Было в нём или мифа, вослед
Мы смотрели им долго, они
Предъявили нам то, чего нет
В наши трезвые, ровные дни.
Человек на коне страшноват
И высок, и на нас не похож.
Взяли где-то коней напрокат
И вогнали нас чуть ли не в дрожь,
Конский пот, конский топ, сапоги,
Стремена, — и под сенью лесной
Понял я, как от нас далеки
Цезарь, Ричард и даже Толстой.
* * *
Спасибо живописи, с ней
Я был счастливей и точней
В своих суждениях о мире,
Его загадках и вещах,
Его деревьях и лучах,
Жизнь видел пристальней и шире.
И человек без лишних слов
Являлся, добр или суров,
И я, в душе его читая,
В нём узнавал своих друзей
В других одеждах, вот Андрей,
В накидке он из горностая.
И даже побывать на том
Случалось свете мне, вверх дном
Там перевёрнуто пространство,
И ангела задев плечом,
Поговорить с ним ни о чём,
В обход притворства и жеманства.
* * *
Потому что большая страна,
Потому что она за Полярный
Круг заходит, светла и темна,
Мурманск мрачный и Крым лучезарный,
Потому что есть Дальний Восток
И Амур, и Охотское море,
Потому что заблудится Бог,
Затерявшись на этом просторе.
Потому что не видно в Москве,
Что творится в Назрани, в Сибири,
Потому что хватило б на две,
Три страны этих дебрей, четыре,
Потому что блестит Петербург
С золотым Петропавловским шпилем,
Потому что смущён Демиург
И присел на валун, обессилев.
Посреди разливанных стихий
И пожаров лесных, краснокожих
Вы б хотели народных витий
И партийных дебатов, я тоже,
Но стихами наш путь освещён,
И Алябьев поёт с нами вместе,
А до неба в алмазах ещё
Далеко, нет, не триста, лет двести.
* * *
А в Англии мы жить бы не могли,
Особенно в провинциальной, там
Пришлось бы проводить за днями дни,
Садовым посвятив себя цветам,
Живя для них, прислуживая им,
Пропалывая, поливая, — сплошь
Левкои, орхидеи с отложным
Воротничком, а если не польёшь,
Не выровняешь, не подрежешь роз,
Считай, что совершил великий грех.
Ты должен быть на Симпсонов похож
И Джонсонов — нельзя быть хуже всех.
* * *
В Швейцарии, где пыль стирают даже с прутьев
Ограды, где царят порядок и покой,
Наверное, живут неплохо, но забудьте
Там о стихах, и нет там прозы никакой, —
Так думал я, страну чужую проезжая,
В Женеве день прожив и в Цюрихе полдня.
Озёрная мне гладь являлась голубая
И горы посмотреть сбегались на меня.
Я говорил им, что Руссо от них к французам
Ушёл, а вслед за ним и Бенжамен Констан,
Но озеро моим потворствовало вкусам,
И дымкой угождал альпийский мне туман:
Перегородок нет, не может быть и рамок,
Предвзятость вообще несносна, как враньё,
И Байрон показал в стихах Шильонский замок,
Да и Набоков жил в гостинице в Монтрё.
* * *
В Америке есть всё, что надо: и прохлада,
И зной, и мрак лесной, и грохот водопада,
И океаны с двух теснят её сторон,
А как высок Нью-Йорк: не город, а громада,
А Бостон, Балтимор, Чикаго, Вашингтон!
И жизнь там хороша, и есть там, есть свобода,
Но не хватает мне в Америке чего-то,
Чего? Всего того, чем дорог Старый свет:
Монтеня, например, Рублёва, Гесиода,
И Аполлон бы там смешон был, Мусагет.
|