|
Об авторе | Олег Викторович Горгун родился в 1989 году в деревне Большие Чучевичи Лунинецкого района Брестской области, Беларусь. Публиковался в журналах «Неман», «Арион»; автор книги «Дома в октябре» (изд. «Кнiгазбор», 2015). Живёт и работает в Минске. Дебют в «Знамени».
Олег Горгун
Тёплое солнце первых романов Пруста…
* * *
Чемоданчик всегда с собою
носить, как Варлам Шаламов,
не так уж и глупо. Если
правде смотреть в глаза.
Ещё памяти О. М.
Был весь какой-то лёгкий, и хлебец
выпрашивал, и руки целовал.
И безымянный номер, наконец,
на Чёрной Речке ветер заметал
белёсым снегом. Что-то о руке
читал зэка, и руки сам сложил,
как будто и не умер. Вдалеке
над чёрной бездной ласточкой кружил.
* * *
Связали-скрутили на грязном полу,
втроём затолкали в машину,
заплакал ребёнок на кухне в углу,
жена, не накинув на спину
пальто, выбегала в подъезд покурить,
и где-то скулила собака,
и снег, начиная тихонько кружить,
быстрее мелькал среди мрака…
И громко ругались вверху за окном,
не веря, что выход найдётся…
И вдруг я подумал совсем о другом —
и мир не успел расколоться.
* * *
Какая пустыня кругом залегла!
Неделями прячутся ясные знаки.
То холода ищешь, то хочешь тепла…
Гудят на заре автозаки.
И те же экраны плюются попсой
и хриплой неправдою Старшего Брата.
И в том же закатном огне полосой
летят вертолёты обратно.
И смутное чувство, что что-то не так,
раз мне, не видавшему в жизни другого,
нет-нет да внезапно покажется знак
какого-то мира иного.
И вдруг открывается что-то, и то
скопление туч представляется Градом
Небесным, то взгляд обжигает в метро…
Заблудшему кажется: дом где-то рядом.
* * *
Тёплое солнце
первых романов Пруста…
…Это ли тело воскреснет,
Господи? Этот ли прах?
Стансы
Чёрные джипы, с красными номерами
шестьсот шестьдесят шесть или ноль ноль ноль,
несутся по встречке, обмениваясь местами.
Но их тоже однажды коснётся моль.
Теснятся в трамваях, мёрзнут на остановках,
моют больницы, мотают в тюряге срок,
продают у входа в метро ландыши и спецовки.
Но их тоже однажды коснётся Бог.
Родине
…и под старость увидел бы Ниццу,
площадь Марка, Флоренцию, Рим,
где легко и свободно резвиться
в небесах облакам молодым.
Но запомнило сердце подростка —
на свой риск, на любовь и на страх —
тополя на твоих перекрёстках
и снежок на твоих тополях.
* * *
Не гадал на Вергилии, не покупал
на вокзале кустарный Оракул.
Принимал от Тебя и снежок, и вокзал,
и другие приметы и знаки…
Знаю, знаю, не будет других городов
и не будет других откровений.
Принимаю Тебя без торжественных слов
и стою на снегу на коленях.
* * *
Человек
Леонардо да Винчи
в квадрате и круге —
это дух мой стоит
перед чёрным цунами Вселенной,
перед Богом,
который есть свет.
* * *
И лишь во сне я обретаю волю…
В. Блаженный
И лишь во сне (в одном — летал над хатой,
в другом — бежал бесшумно по воде)
я обретаю веру. Но обратно,
проснувшись, возвращаюсь к череде
обычных дней, так скажем, без любови,
без жизни и без слёз. Но, Боже мой,
как хочется порой взлететь над кровлей
и пробежать над тихою водой.
О старом
1. Августин и Пелагий
Мартин Лютер Эразм Роттердамский
благодать и закон
до сих пор этот спор не угас
благодать до сих пор непонятна
ясно только одно
что закон никого не спасёт
2. Ходасевич и Хлебников
Ахматова и Пастернак
усложнять или нет
Пушкин жив или мёртв
содержание форма
безудержный светлый поток
* * *
В схоластических тонкостях,
в протестантском экзисте
разбираюсь на дежурствах по вечерам.
Кабинет, конечно, холодноват.
Могу не грешить или же не могу грешить
Posse non peccare — non posse peccare.
Красиво сказано.
* * *
Тополь и «Симфония псалмов»
этой ночью будут без меня
за сияньем чёрных облаков,
за молчаньем белого огня.
Будет снег февральский нипочём
и сиять больничное окно…
Опущусь намаянным плечом
навсегда на это полотно.
И пускай стена ещё молчит,
и звучит, то громче, то слабей,
голос хора в медленной ночи,
и белеют руки тополей.
* * *
De Spiritu et littera*. Зима.
И чёрно-белый свет наполовину
то освещает низкие дома,
то прячет невысокую равнину.
И каждой ночью, духом пробуждён,
не замечаю бледного свеченья
заледенелых маленьких окон
и засыпаю снова на коленях.
И каждый день, сражаясь с запятой,
которая стремится к многоточью,
я вижу только буквы пред собой.
Но всё не те, что вижу каждой ночью.
* * *
А после того, когда уже всё сказал,
остаётся немного: смотреть, молчать.
С белыми стенами домик возле пустого моря,
которое может быть чёрным и нежно-синим,
зеленоватым и никаким.
И только во сне я слышу: кричат, кричат
чайки и бьются о ржавую сферу чужой вселенной.
Gerontion, с самим собой
I was neither at the hot gates
Nor fought in the warm rain
T.S. Eliot
— Что ты мне приготовил? — Дурной апрель,
запах диких жасминов, дрожанье рам,
старый дом, на котором уже отсель
не уедешь к белым горам.
— Что случилось? — Война отошла к другим
берегам, а солдаты пошли домой.
С облаками смешался снарядный дым
и стучится, слышишь, в окно водой.
Это будет, наверно, последний дождь.
— А зачем последний? — Затем, что ты
так давно никого не ждёшь,
что уже с другой стороны черты
начинают тоже тебя не ждать,
но ещё посылают то серый свет,
то прозрачный дождь, чтоб тебя позвать
в ту страну, где войны уже больше нет.
* * *
Да это всё лишь повод, повод
для написания стихов.
Гудит обледенелый провод
над перестуком поездов.
Горит звезда. Проходит осень.
А там, глядишь, — летит снежок.
А там и смерть. Она не спросит.
Ей не понравится стишок.
* * *
…и даже если лермонтовский демон
нашепчет нам с тобою книгу слов,
то и они не сдвинут наше дело.
Форель не разбивает этих льдов.
* Имеется в виду Трактат De Spiritu et Littera (О Духе и Букве), написанный Блаженным Августином в 412 году.
| 
