ПЕРЕУЧЕТ

Сергей Боровиков

Факты и судьбы

«ДиН публицистика», «ДиН юбилей», «ДиН диалог», «Мосты над облаками», «ДиН ревю», «ДиН роман», «ДиН стихи», «ДиН пародия», «Библиотека современного рассказа», «ДиН дебют», «ДиН история», «ДиН юмор», «Клуб читателей», «Синяя тетрадь», «ДиН встреча», «ДиН memoria», «ДиН краеведение», «ДиН память», «ДиН проза», «ДиН ирония», «ДиН полемика», «ДиН артефакт».

Порой кажется, что в обилии рубрик заблудились сами редакторы журнала «День и ночь», иначе как понять, что некролог Дмитрию Хворостовскому поставлен под рубрику «ДиН публицистика», а Ларисе Васильевой и Семену Ермакову в «ДиН память», что рассказы публикуются и в «Библиотеке современного рассказа», и в «ДиН проза», и в «ДиН юбилей», и в «ДиН дебют»?

Впору было бы окрестить явление «ДиНамизацией», но ДиН хоть и лидер, но не исключение, и рубрикатизация наблюдается и в некоторых других толстяках, скажем, в «Дружбе народов» их без малого два десятка. Измельчение традиционных отделов прозы, поэзии, критики и публицистики на все большее число рубрик, вероятно, призвано помочь читателю в выборе текстов, но, по-моему, только может сбить с толку.

Далее в своем обзоре не стану употреблять слово «рубрика», чтобы у читателя в глазах не зарябило.

В № 1 журнала «День и ночь» добротная краеведческая работа Виктора Аференко «Маковское. Четыре поворота судьбы. Глава из книги “Богатырский”» и привлекательные бесхитростностью воспоминания Лилии Газизовой «Анастасия Ивановна Цветаева и “Юность”». Там же помещены как бы разыскания, для написания которых достаточно вооружиться справочниками: Николай Переяслов «Судьба Раскольникова». А еще в этом номере ДиН дарит себе к 25-летию стихи Владлена Белкина и Марины Кудимовой.

В № 2 беседа Юрия Беликова с секретарем правления Союза писателей России Игорем Тюленевым «Ко Христу по имперской России, или буква «ё» в жизни русского поэта». О первом из собеседников многое можно узнать в следующем номере, где к его 60-летию помещено пять панегириков, а о втором собеседнике высказывается сам первый: «Благодаря внешним данным — прущей из каждой клеточки его естества былинности —Игоря Тюленева часто уподобляют древнерусским богатырям с васнецовской картины». Много о чем рассуждают литераторы, ну, например:

«— И всё-таки, возвращаясь к Высоцкому, ты же, по сути, тогда отдал ему должное, хотя позднее разделил мнение твоего старшего друга Станислава Куняева, уличившего фанатов Владимира Семеновича в том, что они затоптали на Ваганьковском кладбище соседнюю могилу майора Петрова. Я-то хочу узнать: ты от тех прошлых стихов своих не отказываешься?

— Я помню даже, как мы вместе с тобой выступали в каком-то пионерском лагере, где я как раз и читал это стихотворение. Я его, к сожалению, потерял... Хорошо, что ты строчку из него помнишь. Если б я его отыскал, может быть, и вставил бы в свои сборники...

Что касается Высоцкого, то, мне кажется, он русским поэтом был. В данном случае не важна его вторая половинка. Потому что человек пьющий, он другую свою титульную нацию уже никак не поддержит».

В № 1 журнал «Урал» помещает текст Юлии Подлубновой «Какое счастье объехать всю Россию… Уральские гастроли Константина Бальмонта», где автор успешно сочетает краеведческие сюжеты с литературоведением, а фактографию с психологией.

В том же номере публикация Юлии Матафоновой с неудачным названием «Павел Бажов: совсем не простая жизнь» (а у кого она простая?). Эти тексты разнятся, как и писатели, о которых речь. И как действительность, в который пребывали Бальмонт и Бажов. Я решил сравнить даты жизни Константина Дмитриевича и Павла Петровича, они не столь уж далеки: 1867–1942 и 1879–1950. Воистину: «мы жили тогда на планете другой».

В № 2 напечатан Владимир Тетерин: «Путешествие за тридевять земель». В предисловии автор сообщает: «Предлагаемый для публикации текст представляет собой литературную обработку дневниковых записей пятидесятилетней давности». Сомнительна сама затея, в результате которой к тексту невозможно отнестись ни как к свидетельству далекой уже эпохи, несмотря на уверения в сохранности «духа и умонастроения», ни как к новому произведению.

В № 6 несомненно будет прочитана Белла Блинкова «Путь молодой бойчихи». Названия глав: «Отбор», «Тиронут», «Язык», «Садаут», «Присяга», «Садах», «Имун миткадем», «Обучение», «Дедовщина как игра». Непонятные слова — это иврит. А самый текст — воспоминания русской еврейки о недавней (до прошлого года) службе в израильской армии. Думаю, большинство читателей, подобно мне, знают лишь то, что в Израиле женщины служат в армии по призыву, но изнутри, так подробно и откровенно, описана у нас эта служба, кажется, впервые.

В № 1 «Дружбы народов» свежие, без претензий на особую близость поэту, мемуарные зарисовки Ольги Клюкиной «Муравей на мониторе. Как мы жили с Инной Лиснянской на даче».

В № 3 ДН текст Валентина Осипова «Мечтаю его понять... 23 сюжета из воспоминаний о Евгении Евтушенко». В силу своего высокого издательского положения мемуарист не раз встречался с поэтом. Но зачем сообщать то, о чем писано-переписано: как ярко Евгений Александрович наряжался, как много общался с сильными мира сего, какие эпиграммы на него украшали стены «пестрого зала» ЦДЛ? Присутствуют и личные впечатления: «Нашел две фотографии марта 1973 года. Первая: Юрий Бондарев, Римма Казакова, Феликс Чуев и он, Евтушенко. Уж как не едины по своим политвзглядам, а охотно ведут во многом солидарный разговор в моем кабинете с делегацией иностранных молодежных лидеров. Вторая: он, стоя, в выступлении. Красив широкой улыбкой и восторженными глазами, привольно воткнутой рукой в карман брючины, расстегнутым пиджаком и роскошным галстуком явно заморской конфигурации. И еще примечательна эта фотография побочным антуражем — воссоединением некоей символики того времени, в котором очутился поэт по приглашению комсомольского издателя. Фон — книги, книги, книги... выделяется полка с выпусками серии «Жизнь замечательных людей». За левым плечом увеличенная копия нобелевского диплома Шолохова, а чуть повыше — фотография Ленина». В заключение откровение автора: «Мне он напоминал мятущегося Григория Мелехова из взбудораженного страстями “Тихого Дона”. Потому не могу его осуждать — мечтаю его понять».

В № 5 ДН главы из книги Ильи Фаликова о Борисе Слуцком, которые привлекут поклонников этих поэтов. Там же представляющая социологический интерес подборка «Размышления белгородских школьников» о телевидении.

В № 1 журнала «Октябрь»  публикация глав из книги «Венедикт Ерофеев: посторонний» Олега Лекманова и Михаила Свердлова, главного литературного дуэта нашего времени. Лишь замечу: не стоит, по-моему, заимствовать заголовки у классиков; вообразите, что книга, скажем, об Астафьеве, будет называться «Виктор Астафьев: война и мир».

А вот в № 5 «Октябрь» приготовил читателям неприятный сюрприз. Публикация фрагментов записей из дневников и рабочих тетрадей крупнейшего и все еще недооцененного кинорежиссера Михаила Швейцера «Сценарий моей жизни» заканчивается на первой же странице: «Полностью публикацию читайте в бумажной версии «Октября».

Что ж, как известно, дурной пример заразителен, только я уверен, что ни прибавки тиража, ни новых читателей подобные новшества «Октябрю», как и «Новому миру», и «Неве», не принесут. А в № 6 «Октябрь»  решил обойтись вовсе без критики и публицистики, отдав страницы по своему советскому опыту журнала исключительно молодым поэтам и прозаикам.

В № 1 «Невы» на первый взгляд привлекателен текст Дмитрия Капустина «Антон Чехов: первый выезд в Европу (по свидетельствам собственным и друзей», но будут ли его читать после Дональда Рейфилда? Я бы не стал.

В № 3 «Новой Юности» сразу три удачи.

Эссе Глеба Шульпякова «Письма из Заволочья». Традиционно, познавательно, интересно.

Михаил Книжник. «Записная книга. Из четвертого тома». Читать хочется с первой фразы: « — Вы можете найти рифму к моей фамилии? — спросил Файнберг».

Александр Колобовский. «Палата № 19. Записки». Вспоминая свое больничное пребывание, люди, в т.ч. и литераторы, нередко сосредоточены на собственных переживаниях и страданиях или фиксируют самые впечатляющие детали лечения и палатного быта, тогда как самое интересное в больнице — люди, и пациенты и врачи. У Колобовского есть и первое, и второе, и третье. Написано с тем чередованием объективности, лирики и юмора, которое присуще лишь хорошей очерковой прозе.

И, наконец, самое, наверное, трудное: о «Звезде». Во-первых, старейший толстяк издавна славен именно той литературой, которую обозвали «нон-фикшн», вытеснив многолетнее определение — «документальная». Во-вторых, именно в «Звезде» соседствуют сильные стороны публикаций документа со слабыми.

В № 1 и № 2  завершается начатая в прошлом году публикация писем Т.Ю. Хмельницкой к И.И. Подольской (Публикация, вступительная заметка и примечания И.И. Подольской). Почему редакция полагает, что читателю необходимо и интересно прочитать, скажем, это: «Моя растерянность и лень лишают меня радости чаще получать Ваши письма. Если бы я быстрее отвечала, Вы бы скорее писали мне. А я в тенетах быта и мелкой литературной возни — опаздываю. Письма Ваши не перестают привлекать меня остротой и изысканностью формулировок, но тревожат каким-то неистребимым привкусом горечи по отношению к самой себе. Откуда это у Вас? Судьба так щедро оделила Вас обаянием, умом, талантом общения и писания, Вас многие любят, Вы трудно, но все-таки неукротимо занимаетесь тем, к чему призваны, Вы еще долго будете молодой, у Вас еще есть время ждать неожиданного, жизнь Ваша насыщенна, хоть и тревожна, но это даже острее. Откуда же этот не проходящий, горько усталый осадок?». Оборву далее продолжающиеся здесь и в других письмах нравоучения и личные советы.

Уверен, что распубликование такого рода мест, даже в письмах классиков, правомерно лишь в специальном издании. А в толстяке письма печатать в выдержках, тогда можно избежать и таких неудобных моментов: «С упоением прочла “Татищева” Якова Гордина в 9 № «Звезды» и восхитилась. Как это чисто, смело, добротно, отточено».

Надо заметить, что от другого своего излишества — чрезмерной юбилейщины, «Звезда», похоже, избавляется.

В целом же «Звезда» в нашей теме по-прежнему лидирует.

№ 1. Михаил Петров. Из Оксфорда Заметки российского физика. И по теме заметки не могут не быть интересны, да и написано ярко, свободно. Задержусь на одном месте. Петрова в перестройку пригласили в ФРГ, но: «Без надежд, потому что уже более десяти лет я был “невыездным”. Мое “поражение в правах” произошло из-за дружбы с поэтом Левой Друскиным и общения с филологом Мишей Мейлахом. <…> Однако дело приняло неожиданный оборот. При моем появлении полковник встал из-за стола, приветливо улыбнулся, пожал мне руку и сказал: “Михаил Петрович, вы ведь имеете на меня большой зуб, верно?” Я смутился от неожиданности такого поворота, но не мог не согласиться с ним. Далее Кучеров сказал примерно следующее: “Поймите, Михаил Петрович, мы ведь в нашем Комитете всего лишь слуги ЦК КПСС. Нам что скажут, то мы и делаем. А теперь подули другие ветры, времена изменились. И я этому рад…”»

Как они валили друга на друга! Томский писатель Вадим Макшеев вспоминал о неприглядной, кощунственной акции, затеянной в Томске в 70-е годы, тогда 1-м секретарем обкома там был Егор Лигачев. Чтобы уничтожить следы массового захоронения жертв НКВД, на Оби к берегу подогнали кормами суда, чтобы работой винтов они размыли кладбище, и поплыли по реке останки, черепа, кости… Когда в 1990 году в Новосибирске завели дело, по которому свидетелем проходил и бывший первый секретарь Томского обкома, он отрекся от содеянного: мол, то деяния КГБ, которые “были на крепком, очень крепком замке для партийных органов”».

№ 2 Возьму на себя смелость утверждать, что ничего исторически нового не содержит обширная цитатная подборка Андрея Пуговкина «Как обманули Россию» — о пропасти между декларациями и реальными делами советского руководства в разные годы. Разве что вообразить читателя из колбы, где вовсе не слышал о деяниях ВЧК — ГПУ — НКВД, о репрессиях и раскулачивании, высылке народов и уничтожении церквей... Но нет, не воображается.

В № 4 в разделе «Наши публикации» их сразу четыре. О двух — пьесе Евгения Маймина «Бунт профессора Аврова» и глав из повести Вадима Фролова «Ковчег» я говорить не буду, проза и драма сегодня не моя тема. А вот о двух публикациях  Александра Павлова скажу.

Александр Цингер. «<О Толстом.> Из воспоминаний», и Оскар Грузенберг. «<О Горьком> Из воспоминаний».

Математик и ботаник, автор «Занимательной ботаники» Александр Цингер знал Толстого с детских лет, его отец встречался с будущим писателем еще в их молодости, а Цингер вспоминает еще и следующее выразительное свидетельство:

«В 1894 году в университете я работал в термической лаборатории профессора В.Ф. Лугинина. Однажды в присутствии профессора один из моих коллег говорил о Толстом и, горячо восхищаясь его этическими принципами, назвал его “пророком”.

— Как странно мне это слышать, — сказал Лугинин. — Мне никак не верится, что это тот самый Толстой, которого я лично знал только в Севастополе. Очень хорошо помню первое наше знакомство. Я попал очень молоденьким офицериком уже к концу осады. Помню, послали меня ординарцем с каким-то спешным приказом к командиру полка. Приезжаю. Денщик говорит: “Их высокородия нет, они у графа Толстого в палатке”. Еду туда и застаю компанию совершенно пьяных офицеров. Все поют хором толстовскую солдатскую песню про 4 августа, а сам Толстой, тоже пьяный, дирижирует и запевает, присочиняя новые, совершенно непечатные куплеты».

Неинтересна вторая публикация. Не раз лично общавшийся с Горьким, адвокат ничего о встречах не рассказал, монотонно изложив судебные тяжбы, в которых помогал писателю. Почему-то не указано, что текст Грузенберга был уже напечатан А. Павловым в еженедельнике «Литературная Россия» 23 марта 2018 года.

В № 5 пронзительная публикация Ирины Вербловской «По обе стороны колючей проволоки. Анна Ахматова и Анна Баркова». Сама Вербловская получила лагерный срок уже в оттепельное время. Это и воспоминания: «Мне посчастливилось (вряд ли уместное слово!), лучше сказать, довелось с лета 1958-го до весны 1962 года быть в одной зоне с нею, когда она уже третий раз отбывала срок», и очерк жизни и творчества Барковой. Тексту приданы биосправки о встреченных в лагере «зэчках»: сколько же разнообразных политических врагов находил себе советский режим во все свои времена!

В № 6 Константин Платонов. «Человек № 44465». Публикатор Андрей Платонов во вступительной заметке сообщает: «Судьба Константина Михайловича Платонова (1919–2015) типична для тысяч и тысяч наших соотечественников. Детские годы в голодной деревне, отрочество в тесной ленинградской коммуналке, юность в РККА, в обмотках и буденовке, плен на о. Эзель и годы ужаса в немецких лагерях, побег и продолжение службы в Советской армии, наконец, возвращение в осиротевший дом — братья и родители погибли в блокаду Но и в мирное время ему пришлось претерпеть беды и унижения в поисках работы, необоснованные подозрения органов и недоверие властей, связанные с его “немецким” прошлым».

О каких же еще исковерканных судьбах наших соотечественников могут поведать ждущие в архивах рукописи...