НАБЛЮДАТЕЛЬ
дважды
Станислав Снытко. Белая кисть. Санкт-Петербург: Скифия принт, 2017.
Продуманный хаос
Станислав Снытко — петербургский прозаик, финалист премии Андрея Белого и Аркадия Драгомощенко. Тексты Снытко — порождение синтеза прозы и поэзии, абстракция, рефлексирующая в условиях реальности.
«Белую кисть» можно рассматривать как пример характерного для литературного авангарда коллажа, детали которого продуманно сплетаются в сюжет, лишь на первый взгляд представляющийся хаотичным.
С самого начала Снытко заявляет о вариативности восприятия текста, предоставляя читателю «предисловие» и «послесловие» (воплощения фабулы и сюжета) — предложения в виде анафразы, разгадать которую нетрудно, воспроизведя главы в хронологическом порядке.
Восстановив заданную цифрой хронологию, зритель получает цельную картину происходящего, внутри которой герой К. сменяет локации и пространства, расчленяет фокус зрения, засыпает, просыпается внутри сна, окутывается вихрем звуковых и тактильных образов, разрезает пространство падением и возрождается, превращаясь из частного в общее и обратно. А может быть, реальность куда более прозаична? Снотворные медикаменты и кофеин приводят К. к качественным нарушениям сознания — онейроидному синдрому, о котором герой, впрочем, и сам догадывается. Быть может, он и сам альтер-эго, плод расщепленного сознания Пистолетова?
Онейроидный синдром сопровождается галлюцинациями, в которых разум К. воссоздает пейзажи сверхчувствительной реальности: нагромождение сменяющих друг друга кадров, движений, точек фокуса, расслоение зрительных проекций и вскрытые текстуры. Пространство не просто нестатично: оно — жертва постоянной метаморфозы. Глубина его перспективы кажется бесконечной. Все это можно рассматривать как свойственный онейроиду параноидальный бред и метафизическую интоксикацию. Галлюцинативные образы, которые порождает разум К., настолько органично вписываются в ткань повествования, что зачастую стирают границы, отделяющие их от реальной среды. Белизна дня, белая комната, снег, мука, соль, поезд, расчерченный инеем, алебастр, — все это — след белой кисти, пустоты, стерилизации, забвения. Амнезии, стираемой темной ночью-антагонистом.
Ночь — переломный момент, падение занавеса. Общий план, целлулоидный кадр, режиссерский комментарий, отсылающий к другой, закадровой реальности (или к диссоциативному расстройству?). Ночь окончательно убеждает смотрящего в кинематографичности повествования. Читатель Снытко — в первую очередь зритель, который с помощью монтажа получает возможность походить в башмачках героя. Траектория глаза то падает, то взлетает, подчиняясь монтажному построению. Резкость зрачка и воспринимаемых им художественных образов изменяется вне зависимости от дистанции фокусировки. Разрушаются литературно-кинематографические границы.
Хаотично разбросанные фрагменты текста создают эффект погружения в измененное сознание К.: преодоление беспамятства, всплывающие в памяти обрывки воспоминаний, попытки обобщить их шевелящийся гомон в единое полотно. Читатель превращается в наблюдателя непрерывного «потока сознания», плодящего детищ в реалиях мира, ежесекундно выворачивающегося наизнанку. Эта сюрреалистичная «новая реальность» как нельзя лучше отображается с помощью техники коллажа, акцентирующего внимание на измененной психике, что дает повод вспомнить кадрирование текстуального пространства Уильямом Берроузом.
Образы Снытко динамичны — они скачут, танцуют, расслаиваются в момент замедления времени — каждый миг растягивается, раскрываясь в своей полноте. Их метаморфозы сравнимы с техникой перекладки. «Как затверженная тирада проникает в опалубку форм — мокрой земли, скрежета кровель, хвойных шевронов, взвизг рельс, вздрагивающее пыление: так мимо матерчатых оттисков канканирует атман ткача — в изживающем тело стремлении оголить затененные просини мостов, комплекты железных ветвей в наслоениях мерзлого дерна, водные хрусткие жилы в позднем прижимистом льду, куда ступает исполнитель сценария.»
Художественная вселенная «Белой кисти» не абсурдна, она — качественно иной взгляд под всеми углами сразу, символизм, множащийся рядами. Переплетение фантасмагории и реальности дает новую оптику: пространство Снытко будто бы рисует собственные пейзажи и макрокосмы, размывает пределы топоса, рефлексирует внутри себя самого.
Варвара Родикова
|