— Владимир Медведев. Заххок. Александр Мелихов
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 4, 2024

№ 3, 2024

№ 2, 2024
№ 1, 2024

№ 12, 2023

№ 11, 2023
№ 10, 2023

№ 9, 2023

№ 8, 2023
№ 7, 2023

№ 6, 2023

№ 5, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии


Девяносто третий год

Владимир Медведев. Заххок. — М.: ArsisBooks, 2017.


Роман Владимира Медведева на первый взгляд выглядит первоклассным очерком в том смысле, какой придавали слову «очерк» во времена Николая Помяловского и Глеба Успенского: художественное повествование о реальных событиях.

События изображаются и впрямь реальнее некуда: гражданская война в Таджикистане начала девяностых. Там есть и довольно-таки выдающаяся историческая личность — бывший уголовный авторитет, а ныне трудящийся Востока и почти диктатор Сангак Сафаров («Это был прирожденный лидер с отменными организаторскими способностями, обостренным чувством справедливости и патриотизма»1 .) И просто уголовный авторитет Алеш Горбатый, не отличавшийся обостренным чувством справедливости и патриотизма. Однако и вымышленные герои ничуть не менее достоверны. Каждая глава — внутренний монолог какого-то персонажа. В таком примерно духе:

«Андрей

Налегаю на лопату и выворачиваю...

Ни хера себе! Череп.

Человеческий.

Присаживаюсь на корточки, разглядываю. Ни разу не видел мертвецов. Но это и не мертвец. Кость. Тыква с кривыми зубами и дырами для глаз... И все же жалость наглухо накатила. “Да, — думаю, — залетел кто-то по-черному. Убили, голову отрезали и здесь же, во дворе, закопали…”

Слышу:

— Чего сидишь?

Поднимаю голову. На краю котлована — пластиковые шлепанцы “найк”. Из них босые пальцы торчат. Над ними пижамные штаны в полоску. Еще выше круглое брюхо. А совсем уж в вышине, в утреннем небе — широченная байская ряха. Хакбердыев, хозяин. Вот этот, точняк, и убил. Двор-то его собственный.

Ненавижу таких гадов. Не хозяин он мне, я только пашу на него. Дом строю. А он таращится, будто я — его собственность.

— Почему не работаешь?

— Череп нашел, — огрызаюсь. — Тут у вас что, кладбище?

Пялится, будто оценивает. Потом этак важно:

— Знаешь, как говорят: под каждым следом коня зарыты две сотни глаз.

Мудрец, блин! Да эта пословица каждому в Таджикистане известна. До нас, мол, столько прошло поколений, что где ни копни — везде лежат сто человек. Нашел себе алиби!»

Точные, нераскрашенные детали, пересыпанная точным жаргоном речь, инкрустированная мудрыми и поэтическими фольклорными образами, вложенными в уста иной раз самых примитивных или мерзких персонажей, — прямо-таки жесткий и жестокий репортаж в контексте вечности. Все фигуры словно бы вырезаны на твердом дереве, все предельно достоверны, но, как и положено в эпосе, лишены усложненной, противоречивой психологии, — героический эпос не терпит ничего, как выразился бы Пушкин, слишком тонкого, что могло бы отвлечь от захватывающих событий. А события не дают оторваться ни на миг: все время кто-то из героев висит на волоске.

Андрей узнает об убийстве отца-таджика, расследовать которое никто явно не будет, зато враги уже подкатываются к его русской матери и сестре Зарине. Дядя Джоруб срочно, ночью увозит семейство в горный кишлак Талхак, где у отца обнаруживается другая жена, властная таджичка. Напряженных отношений внутри этого клана уже было бы достаточно для романа, но сюжет движут вырвавшиеся на волю законсервированные советской властью исторические конфликты, восставшая архаика. Воистину война и мир. Или война и мор — кишлаку угрожает серьезный голод. А их привычное пастбище захватывают жители соседнего кишлака Вазирон. Вот как это видит Джоруб.

«— Это наша земля, не ваша, — сказал я.

— Испокон веков была нашей, — сказал Ер.

Немой неистово загугукал, размахивая пастушьим посохом.

— Эта земля испокон веков наша, — повторил Ер. — Но когда ваш Саид-камбагал стал ревкомом в Калай-Хумбе, он отнял у нас пастбище и отдал вам, талхакцам. Но нынче, хвала Аллаху, настало наконец-то время справедливости...

Я понял, к чему он клонит. Некоторое время назад Зухуршо взял в жены девушку из верхнего селения. Сила теперь на их стороне.»

Зухуршо — это и есть Заххок. Зухуршо — бывший партийный функционер невысокого ранга, а ныне горский князь, а точнее — царь и бог и воинский начальник. Заххок — тиран из «Шах-Намэ», убивший отца и завладевший его царством, монстр, из чьих плеч выросли две огромные змеи, которых он кормил человеческим мозгом. Зухуршо устрашения ради тоже носит на плечах удава из разоренного зоопарка, хотя и поступков его вполне достаточно, чтобы прослыть монстром: ему ничего не стоит повесить однокашника по высшей партийной школе только за то, что тот когда-то над ним подшучивал. Но есть в романе и мудрецы, и простаки, и хитроумные мерзавцы, и тупые мерзавцы, и благородные воины — это очень густонаселенный мир, проникнутый фольклором и архаикой.

Они настолько тесно сплетены друг с другом, что один из героев романа, корреспондент Олег, приходит к весьма правдоподобному выводу:

«Ситуация повторяется в наши дни один к одному. Сильные мира сего бьются за власть, крестьяне стоически выжидают, пока пройдет буря. Но сегодня их положение много трагичнее, чем у дедов. В нынешней гражданской, по названию, войне, а по сути в княжеской междоусобице простой люд из безучастного мирного населения превратился в противника и гибнет в большем, наверное, количестве, чем комбатанты».

Поразительно, что в конце столетия противостояние проходит по тем же самым линиям, что в его начале. Меньше чем за столетие Южный Таджикистан из бедной захудалой провинции захудалого средневекового эмирата превратился в центральное ядро процветающей современной страны с большими городами, разветвленной промышленностью, сетью автомобильных дорог, мощными гидроэлектростанциями, собственной Академией наук, системами образования и здравоохранения и прочая, и прочая. Но вновь бьются между собой князья Дарваза и Каратегина. Вновь одним из главных участников войны становится локайский вождь. И как некогда эмир Алим-хан произвел Ибрагим-бека в парвоначи и отдал под его начало свои разрозненные военные силы, так и нынешний правитель председатель Совета министров Эмомали Рахмонов присваивает Файзали Саидову звание полковника и назначает командиром бригады специального назначения МВД. Восстает из могилы тень эшона Султона, воплотившись в своего дальнего родича Сангака Сафарова.

Это отнюдь не современная постановка старой драмы в новых декорациях и с новыми исполнителями старых ролей, а всего лишь продолжение той же пьесы после антракта. Следующее действие. Да и перерыва-то между актами не было. Только со стороны казалось, что занавес опускался и действие останавливалось. На самом деле оно длилось, не замирая. Просто сторонние зрители его не видели, не замечали».

Картина войны и мира явлена Медведевым настолько впечатляющая, что наводит на грустную мысль: не живем ли и мы сами в какой-то древней пьесе, нить которой мы упустили из-за долгого антракта?

Роман написан так ярко, увлекательно и достоверно, что с некоторым изумлением читаешь «Техническое послесловие», где автор прямо-таки дает уроки, «Как делать романы»: раскрывает часть своих исторических, репортажных и фольклорных источников, объясняет, почему он прибегнул к той или иной трансформации реальности…

Простодушного читателя, зачарованного достоверностью событий, описанных в романе, и верившего, что именно так все оно и было, «разоблачение черной магии», возможно, разочарует, но зато оно дает прекрасный урок нам, прозаикам. Молодым и даже не очень молодым.


Александр Мелихов


1 Дмитрий Беляков. Полковник спецназа. // Русский репортер. — № 41 (169). 21.10.2010.



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru