Крест. Диалоги. Леонид Зорин
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 4, 2024

№ 3, 2024

№ 2, 2024
№ 1, 2024

№ 12, 2023

№ 11, 2023
№ 10, 2023

№ 9, 2023

№ 8, 2023
№ 7, 2023

№ 6, 2023

№ 5, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Леонид Зорин

Крест

диалоги


Акт первый
Губернские заботы

1

Кабинет Петра.

Петр. Ты расскажи-ка мне о себе.

Жека. Петр Данилыч, вы что-то путаете. Это я у вас беру интервью.

Петр. Если б я путал, милая девушка, я бы интервью не давал.

Жека. Уже напутали. Я не девушка.

Петр. В такие подробности не вхожу. И как прикажете вас величать?

Жека. Жекой.

Петр. А отчество?

Жека. Просто — Жека. Меня это ничуть не роняет. Вы старше меня на пару суббот.

Петр. Журфак кончали?

Жека. Филологический.

Петр. Не скучно вам в нашем органе мысли?

Жека. Это не худший вариант. Перемещаюсь. Вижу людей.

Петр. В Москву не тянет?

Жека. Меня там не ждут.

Петр. Девушки такие, как вы, уверены, что сумеют поставить столицу на место. И заодно — втемяшить, кого ей следует ждать.

Жека. Разные случаются девушки, если так любите это слово. И уважающая себя может и не метнуться в столицу, как мотылек на огонек. Там затеряться очень просто, а засветиться охотниц много.

Петр. Мудры же вы — бабушки отдыхают.

Жека. Нет, просто знаю, что этот город кавалерийской атакой не взять. Его осаждают. Как греки — Трою.

Петр (с интересом). С редактором ладите?

Жека. Если б не ладила — ушла. Павел Романыч не ущемляет. Дает свободу. В разумных пределах. Очень достойный человек.

Петр. А вы — надежная.

Жека. Я — порядочная. Тех, с кем работаю, — не сдаю.

Петр. Ему повезло. И вам повезло. И ценит и свободу дает (усмехнувшись). Лукавое это слово — «свобода».

Жека. Чем она вам не угодила?

Петр. Тем, что несбыточна и коварна. Когда-то придумали люди манок, и с той поры они ее ищут. Как будто она и впрямь существует.

Жека. Она существует. Но только для тех, кому она нужна в самом деле. Для тех, кто может ей соответствовать.

Петр. Бог в помощь, вольнолюбивая девушка. Всем удалась — благородно мыслит, собой хороша, начальству верна. Не девушка — золотая рыбка.

Жека. Не захваливайте — вдруг пожалеете.

Петр. Я никогда ни о чем не жалею.

Жека. «Никогда». Не выношу это слово. Не то присяга, не то романс. Большое спасибо, Петр Данилыч, за то, что ответили на вопросы.

Петр. Большое спасибо за то, что их задали. Буду теперь с лирической грустью думать об этой суровой Жеке, которая верит в слово «свобода» и не жалует слово «никогда». Хотя и стоят слова эти рядом. И вот что еще хотел сказать…

Жека. Вся — внимание…

Петр. А почему бы нам… и не продолжить наше общение? Хотите у меня потрудиться?

Жека (после короткой паузы). Что и требовалось доказать.

Петр. Есть возражения?

Жека. Удивились? С вами не спорят?

Петр. Остерегаются.

Жека. Нравится вам, что вы крутой?

Петр. На все вопросы уже ответил.

Жека. Все ясно. Но коли речь зашла про общение, вам надо понять: вы — не улица с односторонним движением.

Петр. Принято мое предложение?

Жека. Естественно.

Петр. От Павла Романыча, очень достойного человека, не жаль уходить?

Жека. Разумеется, жаль. И очень. Но рыбка ищет, где глубже.

Петр. Тем более — золотая рыбка.


2

Кабинет Петра.

Петр. Вот что, Павлик. Важная новость. Земляк надумал нас навестить.

Павел. Неожиданно.

Петр. Давно его не было. Возвращается в белокаменную из поездки. Хочет сделать привал на денек. В родной песочнице. Где мужал.

Павел. Трогательно.

Петр. И не говори. До слез. Ты прикинь… как реагировать. Но… подушевней. Без официоза.

Павел. Это понятно, Петр Данилыч.

Петр. Мобилизуй золотые перья.

Павел. Золотое перо, Петр Данилыч, теперь обретается не у меня.

Петр (не сразу). Да… В самом деле. Но это решаемо. Слушай, Павлик… давно хотел… Мы — не на людях. Зачем это отчество?

Павел. Петр Данилыч, мне так легче.

Петр. А мне труднее.

Павел. Прими как факт. Буду весьма тебе обязан.

Петр. Не понимаю. Ну… легче так легче. Хотя… Хорошо. Примем как факт.

Павел. Мне тебе тыкать тоже непросто. Но коли настаиваешь…

Петр. Настаиваю. (В селектор). Евгения Глебовна, загляните.

Павел. Я свободен?

Петр. Как сердце девы. (Входит Жека.) А вот и дева. Евгения Глебовна. Зачем мы с господином редактором вас отвлекли от ваших занятий… в связи с приездом высокого гостя… вы пособите Павлу Романычу. По старой памяти.

Павел. Рад увидеть. Освоилась на новом посту?

Жека. Так уж полгода, как вы меня отдали.

Павел. Что делать? Как поэт Маяковский — наступил на горло собственной песне.

Петр. Скучаешь?

Павел. Что уж душу травить. Все как в опере «Пиковая дама».

Петр. Так спой нам.

Павел. Был бы голос — я спел… «Сегодня ты, а завтра — другой».

Жека. Это уже — из другой оперы.

Павел. Как бы ни было — пусть неудачник плачет. Хоть вспоминаешь?

Жека. Я небеспамятная.

Павел. Старайся. Расти.

Жека. Чтобы бечь, надо рость. Вы научили.

Павел. Счастливо.

Петр. Бывай. (Павел уходит.) Чем озабочена?

Жека. Все в порядке.

Петр. Все да не все. Я сразу вижу, какая погода на дворе. Не выспалась?

Жека. На сон я не жалуюсь.

Петр. И чем же мы тогда озабочены?

Жека. Мои заботы — моя проблема.

Петр. Какие твои заботы, Жека? С подружкой поцапалась — все дела.

Жека. Нет у меня подружек — бог миловал. Да и не верю я в бабскую дружбу.

Петр. Так — чохом?

Жека. В этом не признаются. А я сама с собой не хитрю.

Петр. В дружбу не веришь. А в любовь?

Жека. Шефа к референту? Не слишком.

Петр (нахмурившись, серьезно). Это еще — по какой причине?

Жека. Известно — по штатному расписанию шеф спит с референтом.

Петр. Не девичий у тебя язычок.

Жека. Нормальный русский язык. Понятный. «Шеф», правда, иностранное слово. Но население употребляет.

Петр (покачав головой). Дал маху. Теперь самому смешно.

Жека. Когда же это вы прокололись?

Петр. Решил, что пришла ко мне малявка. Играет в бывалого репортера.

Жека. Потом прозрели?

Петр. С течением времени.

Жека. Прозрел — умилился: пригрел малявку.

Петр. Да не кусайся ты, не кусайся. Ведь знаешь, что это не баловство.

Жека. Возникло чувство?

Петр. Жека, уймись. Вспомни, что завтра день серьезный.

Жека. Отлично помню. Высокий гость. С утра уже стою на ушах.

Петр. Кому высокий гость, кому — друг.

Жека. Что-то не видела я друзей в таких кабинетах.

Петр (взорвался). Да что ты видела? Ек-королек? Филологиня из нашей пекарни… Прочла сверх программы еще две книжки и думаешь, что ты — Аристотель… Мир не читальня, а карусель. Не усидишь — слетишь. Все просто.

Жека. Ясно. Спасибо за урок.

Петр (остыв). Ты не кусайся, малыш. Ты помни: главное — не стоять на месте. Чтоб рость, нужно бечь.

Жека. Учусь все время. И на работе и на ложе.

Петр. Жека, на форсируй события. Дай ситуации созреть.

Жека. Хотела б я знать, о чем вы думаете, когда вы гоните эту пургу?

Петр. Да все ты знаешь.

Жека. Еще недавно так думала. Теперь — не уверена.

Петр. Малыш, потерпи.

Жека. Терпелка кончается.

Петр. Дурашка… Ты и представить не можешь, что это значит — терпеть и ждать. Это суровая наука. И постигают ее не умом, не сердцем, а телом. Спиной. Позвоночником. Печенкой. Для этого нужно пожить на ветру. И не на форточном, не на комнатном. А на ледяном сквозняке. Он и проветрит, он и выветрит. Все, что мешает стреножить жизнь. И приручить ее. И оседлать.

Жека. И снова бечь.

Петр. «До самыя смерти» — сказал протопоп. И был он прав. Иной раз оглянешься и дивишься: каждого ждет своя судьба.

Жека. Ждет не судьба. Ждут люди. В очереди. Словно барашки. Главный вопрос соотечественника: кто тут последний?

Петр. А вот послушай. В стране России, в городе со своей историей жили три мальчика. Неравнодушные. Небесталанные. Непоседливые. Со школы потянулись друг к дружке. И были они не разлей вода. Не день, не два, долгие годы. Этакий славный триумвиратик. И все равно — мало-помалу жизнь расставила по местам.

Жека. Обидно.

Петр. Конечно. Но закономерно. Сказал Всевидящий: Аз воздам. И обстругаю. И отрихтую. И определю: кого — куда.

Жека. И есть у мальчиков — имена?

Петр. Естественно. Имена и звания. Павел Романыч — твой бывший шеф. Петр Данилыч — твой нынешний шеф. А третий — это московский шеф. Прохор Борисыч. Завтра встречаем.

Жека. Все — шефы. Беда рядовым малышам.

Петр. У нас был учитель. Учил хорошо. Как складывают и умножают. Он нас и выучил. Так или этак — никто не сдулся. Все состоялись.

Жека. «Прохор Борисыч». Забавно звучит.

Петр. Заметь, родители его были ра-фи-ни-рованные интеллигенты. Сочли, что имя сыну поможет.

Жека. Забавно. Чтобы рость, надо бечь.

Петр. Знаешь, что говорил Шекспир: «Мир — театр, люди — актеры». Со школы помним.

Жека. Учитель жив?

Петр. Жив, только стар и хвор. Прохор Борисыч, когда звонил, сразу спросил: как патриарх? Очень хочу его навестить.

Жека. Изволит помнить.

Петр. Да. Но не только.

Жека. А что еще-то?

Петр. Особое качество, которое называется: стиль. Первая заповедь для лица такого масштаба. Большой Стиль. И этому, малыш, трудно выучить. Приходит с годами. И не ко всем.

Жека. Спасибо. Отныне буду знать: есть качества поважнее чувства.

Петр. Не ошибись.

Жека. Себе дороже.

Петр. Тогда не беги впереди машины. Большой стиль — он для больших кораблей.

Жека. Чтоб рость, надо бечь.

Петр. Наоборот.

Жека. Можно так, можно этак. Был бы стайер.

Петр. Тут нужен не стайер, не марафонец, а скалолаз и альпинист. Готовый взойти на свои Гималаи. Своими ножками. Шаг за шагом. И бечь тут — не выйдет. Не та дистанция.

Жека. Нет. Не по мне. Другой темперамент.

Петр. Знаю я все про твой темперамент. Побереги его для ночи. А днем совсем другая игра. Другие правила и условия.

Жека. Скука.

Петр. Нет, детка. Пальчиком — в небо. Там, где опасно, там не скучно.

(Телефон звонит.) Слушаю.

Голос Ольги. Я это, Петр Данилыч. Решила заехать за тобой. Чтобы не сгорел на работе.

Петр (недовольно). А ты не бойся. Страхи нас старят. Спускаюсь. На пороге поймала. (Привлек Жеку, крепко обнимает.)

Жека. Не здесь. Умейте терпеть и ждать.

Петр. Выучил. На свою же голову.


3

На даче Христофора. После обеда.

Ольга. Сильно сдал патриарх.

Анна. Христофор Кронидыч держался долго. Крутой замес.

Ольга. А возраст круче.

Анна. Опять — за свое…

Ольга. Куда деваться? Зря говорят: своя ноша не тянет. Так еще тянет…

Анна На диво август в этом году.

Ольга. Что в нем дивного? Кончится — вот и осень. С детства предпочитала март.

Анна. Самый злой месяц.

Ольга. Какой ни злой — дает надежду. На теплые дни.

Анна. Лето красное на дворе. До осени еще далеко. И лету и тебе, дорогуша. Я на тебя не налюбуюсь. Ты у нас козырная дама. Царица.

Ольга. Не утешай, Анюта. Ему не царица нужна, а царевна. Все козыри теперь у нее.

Анна. Ну, облизнется разок-другой… великое дело.

Ольга. Привез ее к деду. С нами. Здесь Прохор. Ведь знал, стервец…

Анна. Сказал же тебе: дела служебные. Справки, бумажки, всякая хрень… Нужно, чтоб была под рукой.

Ольга. На речке предъявила все сласти. И ноги, и попку, и пупок. Вот я какая, спелая дынька. Я его тщеславие знаю. Хотел перед Прохором покрасоваться. Пусть ты в Москве — и мы в шоколаде…

Анна. Прохор каков? Вроде тот, а не тот. Веский столичный человек.

Ольга. Демократическая модель. Дистанцию держит, но без понтов.

Анна. Ведь как взлетели. Из толпы — в столпы. Смотрит льдисто, изъясняется дымчато. (Пауза.) Петр твой хоть блюдет достоинство. А мой — не дышит. Тише воды.

Ольга. Он и без Прохора — не речист. Тоже и ты ведь — не без греха. Слишком шпыняешь. Я говорила: будешь давить мужика — обмякнет.

Анна. Так коли ты мужик — щелкни по носу бабу свою… Не будь терпилой.

Ольга. Терпение — русская добродетель. Не зря однажды грузин похвалил.

Анна. Которые сверх мер добродетельны — те в девках преют. Я вот что думаю…

Ольга. Заговорила — так договаривай. Не тормози.

Анна. Улучи минуту… и попросту. Прохора попроси. Чтобы помог тебе. Он поможет.

Ольга. Сдвинулась?

Анна. Дело тебе говорю. Старая любовь не ржавеет.

Ольга. Ржавеет, Аня. Недаром вою. От этой ржавчины вся беда. Мне ли не знать?

Анна. Здесь случай другой. Здесь — расстояние за тебя. Не было каждодневных встреч. Рутины. Тут закон ностальгии. Молодость. Весеннее чувство. И прочая хрень. Безотказно. А кроме…

Ольга. Что еще-то?

Анна. Все человеки. Все павлины. И всем охота — хвост распустить. Хоть самую малость.

Ольга. Прохор — не из таких. Другой.

Анна. Такой, такой… Стой на земле.

Ольга. Если говорю — значит, знаю. Он ведь и смолоду был не прост. А уж теперь… когда вышел в столпы…

Анна. Будешь робеть — проспишь Петра. Коли совсем тебе против бюста — я с ним могу общнуться сама.

Ольга (не сразу). Нет. Это деликатное дело. Коли уж о нем говорить, то мне самой. Никому другому. Спасибо. Хоть ты за меня болеешь.

Анна. Слава те, господи… поняла. Давно бы… Наконец расстегнулась.

(Голоса.) Мужчины откушали… Соберись.


(Христофор, Прохор, Петр. Чуть поодаль — Павел.)


Петр. После обеда не грех — кофейку…

Ольга. Что ты командуешь? Ты — в гостях.

Петр. Издавна знаю грехи патриарха.

Анна. И мы их знаем. Черный и горький.

Христофор. Из всех грехов остался один. Единственный. Потому и горький.

Анна. Вам можно грешить. Вы — заслужили.

Павел. Не совращай. Нехорошо.

Анна. Павлик, молчи. Не твой предмет. Запретный грех не горек, а сладок.

Христофор. Ау, мужья. Мотайте на ус. Похоже, жены у вас заскучали.

Прохор. Я-то вдовец. А Петру да Павлику стоит задуматься.

Анна. Не дождемся. Разбалованы верностью нашей.

Ольга (со смутной усмешкой). Вам, Прохор Борисыч, вдоветь нельзя. Вам женская забота нужна. Да и по протоколу положено.

Христофор. Ветхий завет новых времен.

Прохор. Заветы иной раз и нарушают. В этом их главное достоинство.

Петр. А мы соблюдем. Пусть не заветы — хоть правила хорошего тона. Дадим возможность побыть вдвоем хозяину и нашему гостю. Пусть он расскажет, какой нынче климат на Красной площади, а Кронидыч напомнит ему про вечные ценности. А вдруг в столице про них забыли.


(Уходят.)


Христофор. Посмеиваются. Снисходят. Законно. Зажился старец на этом свете.

Прохор. Да нет. Тут, пожалуй, нюанс другой. Хочется самоутвердиться. Возможно — на уровне подсознания. Значит, по-прежнему — тайно побаиваются.

Христофор. Спасибо. Ободрил и поднял тонус. Рад, что увиделись, что не забыл.

Прохор. Я не из тех.

Христофор. Знаю. Но — тронут. Век у нас жесткий.

Прохор. Будем надеяться — страшнее двадцатого не будет.

Христофор. И пост твой жесткий.

Прохор. Чтоб бечь, нужно рость.

Христофор. Запомнил.

Прохор. Я не просто запомнил. Твержу перед сном и восстав с одра. Будто молитву или присягу.

Христофор. Грозно звучит. Но — и возвышенно.

Прохор. Выучил назубок эту мантру. Крепче таблицы умножения.

Христофор. Вовремя заземлил. Молоток. Юмора не теряй никогда.

Прохор. Самое трудное. Но и это — намертво вбили.

Христофор. Ты сам сусам. Я-то заплесневел… на отдыхе.

Прохор. Львы на пенсию не уходят.

Христофор. Ведь знаю цену любой похвале. А вот — приятно. Слаб человек.

Прохор. А это, отче, не похвала. От всей моей вельможной души.

Христофор (помолчав). Не зябко, Проша, тебе наверху?

Прохор. Уже не зябко. Но одиноко.

Христофор. А одиночество — это наш крест. Даже исторический выбор. И у страны, и у человека.

Прохор. И людям неуютно со мной.

Христофор. Естественно. Как Европе с Россией.

Прохор. И мне с ними.

Христофор. Как России — с Европой.

Прохор (усмехнувшись). Уж больно грустно.

Христофор. Будет грустней. Да и больнее. Были когда-то мы юные скифы, но будущее принадлежало нам. И вот состарились. И пожухли. И новые скифы — со всех сторон. Мне подфартило — вот-вот помру. А вам расхлебывать. Не завидую.

Прохор (приобняв собеседника). Сурово. Честно. Неоспоримо. Однако же есть один пустячок.

Христофор. Так просвети меня. Поделись.

Прохор. Безделица. Не о чем говорить.

Христофор. А ты скажи.

Прохор. Побрякушка. Фантик. Перед лицом пирамид и вечности. Но странным образом примиряет. И с этой населенной пустыней. И с этой вечною мерзлотой.

Христофор. Власть, Прохор?

Прохор. Власть, Христофор Кронидыч. Все-то вы знаете. Патриарх.

Христофор. А хоть архангел. Конец один. Слышал, как прежде, вожди грустили? «Сижу в президиуме, а счастья нет».

Прохор (помедлив). И все равно — могучие годы.

Христофор. Вам не понять. Не насиделись.

Прохор. В президиуме?

Христофор. На Колыме.

Прохор (помедлив). В трагедии есть свое величие.

Христофор. Это обман сегодняшней оптики. Ты не кокетничай с этой темой.

Прохор. Все на Руси под Богом ходят. Мне нужен ваш хороший совет.

Христофор. Это могу. На дурной пример уже не способен. О чем сожалею.

Прохор. Предрешено мое назначение. Крутое. Даже очень крутое… То ли последнее, то ли нет. Кто его знает, как ляжет карта, когда идет большая игра.

Христофор. Большая игра — большие риски.

Прохор. Кто не рискует, не пьет шампанеи. Сейчас мне нужен свой человек. Который надежно прикроет спину. Чтоб мне не оглядываться.

Христофор. Разумно.

Прохор. И только земляк.

Христофор. Само собой.

Прохор. Правильный выбор — важное дело. Архиважное. Как любил говорить тот, кто в Мавзолее лежит. Петр годится?

Христофор. Свои достоинства он имеет. Умен. Компетентен. Трудолюбив. Страстен.

Прохор. А какие пороки?

Христофор. Умен. Компетентен. Трудолюбив. Страстен. Страсть — особое свойство. И при стечении обстоятельств способно обострить честолюбие.

Прохор. Знакомо. Может крыша поехать.

Христофор (усмехнулся). Есть личный опыт?

Прохор (жестко). Моя без отмашки — не едет. Она у меня послушная.

Христофор. Уверен?

Прохор. Я ее обуздал. (После паузы.) Как поживает наш тихий Павлик? Вянет?

Христофор. Заметил?

Прохор. Стал — никакой. Будто его ластиком стерли.

Христофор. Не вышел в цвет. Так сыскари и оперы сетуют, когда не складываются их версии. Все отчего-то не задалусь. Вроде способный, вроде толковый. Вроде контактный. А не пошло́́. Петр нашел ему синекуру. Нашу газету. Сиди, но бесшумно. Вроде редактор и вроде ВИП в местном масштабе. В общем — все вроде. Что сам, что газета. Бумажный утиль.

Прохор. Грусть.

Христофор. Даже не грусть. Тоска. Женился по-быстрому и по-глупому. Вроде себе самому — на зло. Жена у него, как та пчела, которая и жужжит и жалит, а меда — ни капельки. Да и глазу не на чем отдохнуть.

Прохор. Беда.

Христофор. Где у женщины выпуклость, у нее — вогнутость. Сразу видно, что тут никогда не ступала рука человека.

Прохор. Жуткое дело. С Петром-то дружит?

Христофор. Петру он служит. А служба в конвое — она с запашком.

Прохор. Конвоируют — заключенных.

Христофор. Шутишь? Наш вологодский конвой шуток не понимает. Мрачен.

Прохор. Бывает и почетный конвой. Вроде почетного караула. Но при живых и при начальстве. Сопровождает и оберегает.

Христофор. Знаешь, как Петр его аттестует? «Мой человек». (Усмехнулся.) Его человек. Человек ПРИ. Звучит не гордо.

Прохор. А вы — безжалостный.

Христофор. Нет. Я старый. Долго живу. А это — вредно. Лишает надежд. Уж так стало жаль мне…

Прохор. Кого, Кронидыч?

Христофор. Нас, бедных скифов, и вместе с нами всю нашу скифскую цивилизацию.

Прохор. Не старый вы. А мудрый. Есть разница. Не опускайте щита — прорвемся. Спасибо за концерт виртуоза.

Христофор. Когда часы начинают бить твой двенадцатый, не остается времени на болтовню. Вот вся моя мудрость. А виртуозы — в консерватории.


(Появляется Павел.)


Павел. Патриарше, народы ропщут. Нас бросили, гостя с собой увели.

Христофор. Поропщут, выпустят пар, уймутся. Народы подолгу не шуршат.

Прохор. Это все я — давно не виделись. Вы рядом, еще наговоритесь. А мне уже завтра — в мою круговерть…

Христофор. Берешь на себя мой грех? Бери. Не жаль — у меня их запас немереный.

Павел. Какие? Не знаю.

Христофор. А это секрет. Себя самого не обличаю. Какие ни есть — что взять с долгожителя?


(Уходит.)


Прохор. Топорщится дед.

Павел. Все опасается, что гости втайне к нему снисходят. Печальный сезон.

Прохор. Так все там будем. Как, Павлик, живется? Не заскучал?

Павел. Нет. Где родился, там и сгодился.

Прохор. Похвальная верность родным клопам.

Павел. Так воспитали.

Прохор. Наш Петр Борисыч не обижает?

Павел. Такого не было. Да я и поводов не даю.

Прохор. Тут повод тот, что ты — друг детства.

Павел. Держать дистанцию я умею.

Прохор. А он?

Павел. И он.

Прохор. Н-да. Ситуация.

Павел. Я дискомфорта не создаю.

Прохор. Тебе это удается?

Павел. Легко. Помню, что я — его человек.

Прохор. Не тяжко быть его человеком?

Павел. Все устаканилось. Живу. (Пауза.)

Прохор. Поработала над тобою жизнь.

Павел. На совесть. За что ей и благодарен.

Прохор. Павлик, и скромность должна быть в меру.

Павел. По мне — ее чем больше, тем лучше.

Прохор (с усмешкой). Благонадежней?

Павел. Благоразумней.


(Появляются Анна и Ольга.)


Ольга. Мужчины, хватит уж вам секретничать.

Анна. Дамы без кавалеров сохнут. (Павлу, негромко.) Что ты сияешь, как медный таз?

Павел. Так день хороший и сам неплох. Жена, правда, злая, но ведь терплю.

Анна. Развеселился… терпила. С чего бы?

Павел. Умеешь испортить настроение… Еще и язык с недавних пор уголовный.

Анна. Современная речь. Иди за мной.

Петр. Что за пожар?

Анна. Потом объясню.


(Уходят.)


Прохор. Явилась за мужем. Завидно смотреть.

Ольга. Не обольщайся. Я попросила. Слишком здесь людно. Двух слов не скажешь.

Прохор. Проблемы, Оля?

Ольга. Проблемы у всех. А у меня про-бле-ма. Приехали.

Прохор. Петр?

Ольга. Заметил ты эту птаху?

Прохор. Девица видная.

Ольга. Все они видные… об эту соловьиную пору.

Прохор. Ну не скажи.

Ольга. У вас, мужиков, — солдатский вкус. Но речь не о том. В общем — керосином запахло.

Прохор. Оля, без паники. Все, как у всех. Нормальный кризис среднего возраста.

Ольга. По опыту знаешь?

Прохор. У каждого есть… своя история болезни. Вспомни, как я от тебя угорал…

Ольга. И все обошлось…

Прохор. Живой, как видишь.

Ольга. Хватит доказывать. Все доказал. Можешь помочь? Но — деликатно.

Прохор. Попробую.

Ольга. Попробуй. Обяжешь. А я такая — долги плачу.

Прохор (рассмеялся). Каким манером?

Ольга. Как женщины платят? Натурой, Прошенька. Чем еще?

Прохор. Отважно шутишь.

Ольга. Теперь не шучу. Однажды я с тобой пошутила. Вот и топчусь. У родимой лужи. Это не то что на родину съездить в сентиментальное путешествие. Вздох подавить, себя предъявить.

Прохор. Смотрю на тебя… Не узнаю.

Ольга. Так изменилась?

Прохор. Определилась. Была жестокая, стала ожесточенная. Разница.

Ольга. Был юный орленок. Теперь… ну очень большая птица. Статус возрос, кураж ушел.

Прохор (усмехнулся). Часик я выкрою. Где, когда?

Ольга. Моя забота. Потом. Атас. (Появляется Жека.) Где прятались, Жека?

Жека. Ложечки, ножички… Собрать и убрать.

Ольга. Зачем? Вы — в гостях.

Жека. Я — на работе.

Ольга. Воскресный же день.

Жека. Не у меня, Ольга Богдановна.

Ольга. Начальник строгий?

Жека. Вам лучше знать.

Ольга. Мне он не начальник, а муж.

Жека. Тем более, вам виднее.

Ольга (чуть слышно). Тварь.


(Уходит.)


Прохор. Жека…

Жека. Слушаю, Прохор Борисыч.

Прохор. Не задевает, что так обратился? Без отчества?

Жека. Напротив. Приятно. Я молодая.

Прохор. Присядьте, Жека. Нет правды в ногах. Даже — в ваших.

Жека. Но нет ее и выше. (Присаживается.)

Прохор. Кто знает? Пушкина уважаете…

Жека. Он — наш учитель. Толстой говорил.

Прохор. Всё у вас — классики. Словно — охранники. Сами что скажете?

Жека. Я говорю то, что начальство хочет услышать.

Прохор. И вы… всегда такая покладистая?

Жека. Преимущественно — в рабочее время.

Прохор. Работа, надо сказать, не пыльная. С купаньем.

Жека. А с начальством не спорят. Велено мне было — присутствовать. Включая водные процедуры. Вместе со всеми.

Прохор. И часто начальство… повелевает?

Жека. Случается.

Прохор. Даже по воскресеньям?

Жека. Секрет.

Прохор. Как знаете. Сам догадаюсь.

Жека. Догадываюсь — как догадаетесь.

Прохор. А не проста… золотая рыбка.

Жека. Простую — выловят на наживку. Потом — на сковородку. И — ам…

Прохор. И кто тут рыбка, и кто — рыбак…

Жека. Ошиблись. Ничего не ловлю. И — никого. Ни фарта, ни черта, ни даже доброго волшебника.

Прохор. Бескорыстное служение родине?

Жека. Какая тут может быть корысть? Не так велика моя зарплата.

Прохор. Достойный ответ. Далеко пойдете.

Жека. Бывают такие сюжеты. В книжках.

Прохор. Бывают и в жизни. Она богата.

Жека. На испытания.

Прохор. И не только. Москву не намерены посетить?

Жека. В мечтах.

Прохор. Осуществите мечту — поставьте в известность (дает ей картонный квадратик).

Жека. Это — зачем?

Прохор. Вдруг пригожусь.

Жека. Я покровительства не ищу, Прохор Борисыч. Еще не заметили?

Прохор. Все я заметил, гордая девушка. Но вы — припрячьте. Не помешает.


(Жека пожимает плечами, опускает карточку в кармашек. Выходят Петр, Ольга, Павел, Анна, вслед за ними — Христофор.)


Ольга. Хозяин устал. Пора прощаться. Жека, не в службу, а в дружбу — взгляните… Наши водилы не разбрелись?

Жека. Должно быть, как обычно… кемарят… (уходит).

Христофор. И вовсе я не устал. Бодр, свеж.

Петр. Хозяин дорог в любом состоянии, а гость — коли вовремя уйдет.

Павел. Иначе больше не пригласят.

Анна (тихо). Не перебарщивай. Меньше сахара… (Павел нахмурился, но сдержался, не ответил.)

Прохор. Анюта, хочу тебе шепнуть нежное слово на ушко.

Анна. Ух как приятно. Вся внимание. (Они отходят в сторонку.)

Прохор. Вот что ты, Нюра, должна усвоить: я мужа твоего забираю. В Москву. Свой стиль придется менять.

Анна (ошарашенно). Павлика?

Прохор. Он не Павлик, а Павел. Живи — соответственно. Не гоношись.

Анна (медленно приходя в себя, пытаясь улыбнуться). Крут новый хозяин.

Прохор. Ошибочка, Нюра. Не просто крут. Он о-чень крут. (Подходит к Христофору, бережно его обнимает.) Держитесь, дорогой человек. Так счастлив я, что снова увиделись. Что вы — хоть куда. Нет, правда… счастлив.

Христофор. Спасибо, Прохор. Навряд ли свидимся еще раз. В добрый час. Будь здоров.

Прохор (негромко). И вот еще что… На прощанье дайте… главный совет.

Христофор. Тебе-то зачем? Ты сам все знаешь. И сам — совет дашь.

Прохор. Нужно. Без трепа.


(Все тактично отошли в сторонку.)


Христофор. Ну, коли спрашиваешь… Проша, на такой верхотуре — главное, вовремя сделать ноги.

Прохор (улыбнулся). Спасибо. Буду думать. И крепко. (Объятие. Все уходят.)

Христофор (махнув рукой). Будешь ты думать. Да не о том. Кто резво действует — трудно думает.



Акт второй
Московские праздники

4


Прохор. Я уж не верил, что так бывает. Как в первый раз.

Жека. Так не бывает. Давно вы глаз на меня положили?

Прохор. А как увидел, тут же и рухнул.

Жека. Не было видно, не было слышно, никак накренилась Пизанская башня, никак она пала.

Прохор. Москва не кренится, не голосит. Гвардия умирает молча.

Жека. Скажи еще: Москва бьет с носка.

Прохор (обнимает ее еще крепче). Черт знает что со мной творится.

Жека. Спасите… Душат во цвете лет.

Прохор. Было б мне раньше на родину съездить.

Жека. Не сокрушайтесь. Всему свой срок. Раньше могло и не произойти.

Прохор. Что помешало б?

Жека. Нашли бы препятствия. Чтобы прозреть, нужно созреть.

Прохор. Не по годам ты умна. Даже страшно.

Жека. Страх, говорят, обостряет любовь.

Прохор. Видал красивых. В большом количестве. Видал и умных. Хотя и реже. А вот чтобы то и другое — вместе…

Жека. Так дорог только штучный товар.

Прохор. Ну и разбаловал я тебя. Не пожалеть бы.

Жека. Свободная вещь. Но ведь иной раз — жалеешь, а поздно.

Прохор. О чем это ты?

Жека. А все бывает на белом свете, на злой планете. Чего не случается в нашей местности.

Прохор (после паузы). Так. Климатический зигзаг. Резкая перемена погоды. Какая забота? Что за печаль?

Жека. Нет, мой любимый человек. Барышня не бесится с жиру и не капризничает от скуки. Это совсем другая опера.

Прохор. Внимательно слушаю, моя радость.

Жека. Не каменейте, Прохор Борисыч. Не посетителя принимаете.

Прохор. Что это значит?

Жека. Я — не из очереди.

Прохор. Жека… Зачем это? Ни к чему.

(Невесело усмехнулся.) Круговорот… Над кем смеетесь?

Жека. И от какой же вы озабоченности и государственной удрученности припомнили классический текст?

Прохор. От самой частной. Хотя болезненной. Не так давно успокаивал Ольгу — очень она затрепыхалась, что мужа ты у нее уведешь. Не парься, Оля. Придет в себя. Очнется. Молодость не возвращается. И вот — аукнулось. Круговорот.

Жека. Доброе дело. Вам зачтется. Вернули блудного мужа в стойло.

Прохор. Жалеешь?

Жека (чеканно). Я ни о чем, ни о ком, нисколько и никогда не жалею. А вами — искренне восхищаюсь. Собственным телом прикрыли жертву.

Прохор. Какое счастье, что ты рванула в Москву… Что помнила, что позвонила…

Жека. Чего мне стоил этот звонок…

Прохор. Чего бы ни стоил, он того стоил.

Жека. Не знаю, не знаю.

Прохор. Да все ты знаешь.

Жека. Не знаю, права ли была, когда вдребезги расколошматила я жизнь любившего меня человека, бросилась в этот вельможный город. Очень похоже на помешательство.

Прохор. А я тут не в счет?

Жека. Что вы, любимый? Я понимаю свое назначение. Являться по вызову и делить досуг государственного лица. Вполне сознаю свою ответственность. И перед ним и перед отечеством.

Прохор. К делу.

Жека. Уж простите меня. Я не деловой человек. Я просто провинциальная дурочка, которую мучает праздный вопрос.

Прохор. Спрашивай.

Жека. Государственный муж видит меня своей женой? Как долго он намерен носить свой траур и скорбно вдоветь?

Прохор. Уймись. И дай созреть ситуации.

Жека. А ситуация такова, что я созрела. Как ситуация. И меньше всего — хочу перезреть. И кстати, друг мой, очень возможно, я вам нужна не меньше, чем вы мне. И далеко не только в постели.

Прохор. Кто б сомневался? Но знай и помни, что я не Петр. Я — не этап.

Жека. Тюремное слово. Нет. Вы — мой финиш. Вы — моя золотая медаль.


5

Петр и Ольга в гостиничном номере. Петр молча стоит у окна, дымит. Ольга нервно ходит по комнате.

Ольга. Терпеть не могу гостиничной мебели. Всех этих кресел, шкафов, зеркал. И этих развратных плюшевых штор. И больше всего — вонючих постелей, где, как по команде, храпели, пыхтели и жалко, по-нищенски распутничали командировочные коблы, вырвавшиеся из дома на волю. (Петр молчит, никак не реагирует.) Зачем ты привез меня в Москву?

Петр. Надо было — вот и привез.

Ольга. Тебя приглашали.

Петр. Нас обоих.

Ольга. Ты, что же, совсем не понимаешь, кому был нужен этот спектакль? (Петр не отвечает.) Тихий наш Павлик… В тихом омуте. А вот сумел же… Нашел ключи…

Петр. Был — Павлик. Теперь он — Павел. Па-вел.

Ольга. И эта Анна его… Анюта. Анаконда. Анаконда Витальевна. Что-то имела в своем загашнике. Щука поганая. И я догадываюсь… Что именно она там припрятала.

Петр. Догадывайся. Неинтересно.

Ольга. Бабское жало. Двуличная вошь. Сочтемся. За мной — не заржавеет.

Петр. Без глупостей.

Ольга. Ты не рычи.

Петр. Без глупостей. Она жена Павла. Павла Романыча. Он завтра будет на месте Прохора. А Прохор — тот уже в стратосфере.

Ольга. Он — там. А ты — у родных заборов. Сиди в помете. Ликуй и радуйся, что соизволили пригласить в свидетели. При заключении брака. Ее затея. Хочет, чтоб мы увидели ее в час триумфа.

Петр (повернулся, холодно). И ты туда придешь. И посмотришь. И поздравишь молодоженов. Мне лишние сложности не нужны.

Ольга. А что тебе нужно? Этот спектакль?

Петр. Мне нужно сохранить друга детства. Все прочее меня не колышет.

Ольга. Хорош! Умеешь стоять навытяжку.

Петр. Умею.

Ольга. И даже больше того — еще получаешь при этом кайф.

Петр. Представь — получаю. А также советую, очень советую — расслабиться и получать свое удовольствие.

Ольга. Я — не смогу. Не все такие… беспозвоночные существа.

Петр. Сможешь, любимая. Ты — человек неограниченных возможностей.

Ольга. Не льсти. Я не падкая на лесть.

Петр. А это не лесть. Воздаю тебе должное.

Ольга. «Любимая»… Кабы ты мог любить.

Петр. Мог, дорогая.

Ольга. Если и мог, то разучился.

Петр. Ну что ты, милая… Наоборот. Мое чувство крепнет.

Ольга. А мне смотреть на тебя сейчас… не-вы-но-си-мо. Тебя растерли. Тебя размазали, обошли. Тебе предпочли тихого Павлика. С этой его зеленой воблой. Тебя возили лицом об панель. И все еще мало. Еще позвали в первопрестольную столицу. Чтоб ты поглядел на этого барина. На друга детства. И на эту его подстилку.

Петр. Ольга!

Ольга. Ах, простите за резкость. Хотела сказать: его ре-фе-рента. Такая нынче терминология. Ну и любуйся. И пресмыкайся. А я не стану. А я — не хочу. Пусть принимает доклады, награды, да хоть  парады. Но — без меня. Я не желаю при этом присутствовать. Не же-ла-ю. Имею право.

Петр. Кто тебе это сказал? Не имеешь. Ни права решать, ни права визжать. (Подходит к ней, берет ее голову обеими руками.)

Ольга. Ты — что? Ручищами за лицо…

Петр. Видела б ты свое лицо… Сейчас… Лицо у нее… Лицо…

Ольга. Пусти…

Петр. Терпи. Твое лицо — то, чем садятся на крыльцо.

(Сжимает ее голову еще крепче.)

Ольга. Пусти, говорят тебе.

Петр. Ну нет. Сперва мне разборчиво скажи: ты-то с чего раскипятилась? Меня обошли. Меня размазали. Или и тебя, благо-вер-на-я?.. Чего не бывает? А? В самом деле?

Ольга. Да ты… да как ты… да ты о чем? Совсем у тебя крыша поехала?..

Петр. Моя — не едет. Сечет все с ходу. И знает, когда ей нужно выглянуть, когда разумнее — промолчать. Это не то что твоя коробка. Нашла себе Анюту — подружку. Вот уж подружка. Телка ты, телка.

Ольга. Ударь, ударь. Покрепче ударь. Может быть, тебе легче станет.

Петр. Нет. Не ударю. И не проси.

Ольга (пытаясь освободить голову). Знаю. Так ревностен, что не ревнив.

Петр. Хочешь укусить? Не старайся. С чего бы я должен быть ревнив. Разве жена моя в чем грешна? С какого рожна мне ее бить? Нет. Не дождешься. Я не ударю. Я просто голову откручу. Эту твою шкодливую голову. Думаешь, тот, кто молчит, — тот слеп? Нет, милая. И зряч и не глух.

Ольга. Пусти, чумовой. Пусти. Мне больно… Да больно ж… Пусти.

Петр. Знаю, что больно. Терпи, дорогуша. Будет больней.


6

У Прохора. Хозяин. Жека, Павел, Анна, Петр, Ольга.

Прохор. Спасибо вам. Зрелые люди знают: искреннее слово — короткое. Истинные друзья — земляки. Те люди, с которыми в давней юности ходил по одним и тем же улицам, видел одни и те же дома. Ближе и дороже их нет. Павел и Анна, когда я позвал их, не раздумывая, переменили жизнь, оставили свой родной очаг, перебрались в столицу, в Москву, которая не верит слезам и требует твердости и отваги. Петра и Ольгу ничуть не смутили дорога дальняя и дела, которых у них — вагон с тележкой. Всё — побоку, взмыли в холодное небо, преодолели зимние тучи, чтоб оказаться за этим столом, в счастливый день, когда я и Жека соединили две наши судьбы.

Анна. И я скажу. За себя и за мужа. Что он, что я — на речи мы скупы, зато на любовь и верность щедры. Желаем вам, милый Прохор Борисыч, с красавицей нашей Евгенией Глебовной, крепкой любви на долгие годы. Побольше вам сил. Они вам нужны — не только для блага вашей семьи — для всей страны, для всех ее граждан.

Петр. Чтоб рость и бечь — запомнили с детства. А мы будем рядом — и в дни побед и в дни испытаний — пусть будет их меньше. А уж на нас положиться можно.

Ольга. Счастья вам, одного только счастья. Вы, как никто, его заслужили. Рядом подруга, верное сердце, она разделит ваши заботы, согреет, украсит славную жизнь, которая — верю — вам предстоит. Знаю, что это жизнь тревожная, но легкой вы никогда не искали. Людям масштабным она — не по росту.

Прохор. Спасибо, Ольга. Да, это так. Легко не будет. Я не обманываюсь. Легко мне не было никогда. Ни мне, ни земле, которой служу. Знаю, что у нас впереди немало еще крутых маршрутов и неожиданных поворотов. Покойный Кронидыч, которого нынче так не хватает за этим столом, всегда говорил: таков наш выбор.

Жека. Я с этим выбором не согласна. Не буду мучиться. Надо радоваться.

Прохор (благодушно). Ты у нас гедонистка. Знаю. Куда я смотрел и как решился? Уж так рискую — сам поражен. Чего не творит злодейка-любовь.

Анна. Не сомневайтесь, Прохор Борисыч, веселые жены — самые верные.

Петр. Зато мужчины — сплошь камикадзе.

Анна (Павлу, чуть слышно). Скажи и ты. Разожми уста.

Павел. Да, затянулось вдовство, затянулось. Но, слава Богу…

Анна (тихо). Не надо об этом.

Павел (негромко, с досадой). То надо, то не надо. Достала.

Анна. Еще достану. Придем домой. (Весело.) А почему молчит молодая?

Жека. А молодая еще молода. Пусть старшие говорят. Дольше жили, много хлебнули. Опыта больше.

Ольга. Ну, повезло вам, Прохор Борисыч. Жена — смиренница.

Анна. Всем взяла.

Петр. В такие годы — и столько достоинств.

Жека. Самого главного не назвали.

Прохор. Это какого же?

Жека. А терпения. Весь вечер терплю этот балаган.

Прохор. Жека, держи себя в руках.

Жека. Весь вечер только это и делаю. Устала.

Анна. Очень можно понять. Насыщенный день. Вместил сверх меры.

Жека. Устала смотреть на верных друзей. От их елея и купороса.

Прохор. Уймись, молодая жена. Муж просит.

Петр. Остыньте, пороховая женщина. Вы созданы украшать этот мир.

Ольга. Ну вот что. С меня довольно. Сыта.

Петр. Оля, не надо.

Анна. Люди, очнитесь. В такой замечательный светлый день. Что с вами, люди?

Ольга. Хочу домой. В свой тихий незнаменитый город.

Прохор. Спокойствие. Ольга, не надо топорщиться. Чего не бывает… Все это — прах. Наши размолвки, наши обиды. Все — от лукавого. Важно другое. Важно лишь то, что мы есть друг у друга.

Анна. Как это верно. Все прах и вздор.

Прохор. Уж ради нашего этого дня стоит подняться над суетой. Всем надо рость, чтобы дальше бечь. Так нас учил покойный Кронидыч.

Петр. Все не привыкну к этим словам, когда они рядом… «Покойный Кронидыч».

Анна. Ох, жизнь наша… и вертит и кружит. И вдруг спохватишься — где она? Нет ее…

Прохор. Старый однажды мне сказал: главное — вовремя уйти. Он ведь томился. Он ощущал, что незнакомых, чужих, все больше. Другая планета, другая Русь. Среди чужих и жить невесело и умирать зябко и страшно.

Ольга. Зябко и страшно среди чужих.

Петр. Оля, заканчивай дурить.

Анна. Это нам трудно.

Ольга. Кому это — нам?

Анна. Женщинам, Оленька, бабам. Кому же?

Прохор. Не ссорьтесь, девочки. Нет причин. Тучка налетит и растает. Как дым, как утренний туман. А наше дело — идти вперед. Следовать в правильном направлении.

Анна. Мелочи путаются в ногах.

Павел (тихо). Не комментируй.

Анна (с досадой). Учи других.

Прохор. Все мы не боги. Все только люди. Шумим, грешим. Играем, заигрываемся. Самолюбивы. Взрослеем медленно. Так и Москва не за день построилась. И наш покойный Кронидыч тоже — верно, не сразу стал мудрецом. Помянем учителя. Мир его праху.

Ольга. Вовремя вспомнили про него. К месту. Иной раз стоит задуматься.

Анна. Это о чем же?

Ольга. А хоть о том, как сохранить человеческий облик.

Анна. Кому адресовано, Ольга Богдановна?

Ольга. Всем, Анна Юрьевна. Хоть бы и нам. Женщинам, бабам. В первую очередь.

Петр. Оля, прошу тебя, не юродствуй.

Ольга. Господи, как одинок человек. Земля большая, а он такой крохотный. И вечно на этой земле — один.

Прохор. Ну нет. И земля невелика, и человек не так уж мал. И лишь от него одного зависит, куда ему рость, куда ему бечь. Бывает, что и малый велик, а тот, кто вымахал, — ниже плинтуса.

Анна. Как верно.

Прохор. А что до одиночества — скорее всего, что так и есть. Покойный Кронидыч не зря говорил, что одиночество — русский крест. Возможно — наш путь в мировой истории. А может быть — осознанный выбор. Ведь кроме истории есть география. И та и другая зовут и обязывают сделать свое одиночество силой. Особой, неодолимой мощью. Давным-давно шутники пошучивали: в России, известно, две напасти — внизу власть тьмы, наверху — тьма власти. Пусть шутят. Мы знаем — две эти власти питают и умножают друг друга. Недаром у нас такая история, недаром такая у нас география. Лежим мы меж Западом и Востоком. Запад опасается нас. Мы опасаемся Востока. Вот эти два разнонаправленных страха, они-то и есть тот русский крест. Можно его нести как тяжесть. Изнемогая и проклиная. А можно — с гордостью и достоинством, как нашу миссию и назначение. Коли уж выпало соединить два полюса этой странной планеты. Поэтому ощущаем потребность в крепкой руке и можно сказать — выстрадали персональную власть. Может быть, это наша религия.

Анна. Вот ведь и чувствую то же самое, а выразить так не могу. Не дано.

Жека. Да и не надо. Вы, Анна Павловна, вдоволь посуетились. С захлестом. Передохните.

Анна. Прошу прощения. Я ведь от всей души. Видит Бог.

Жека. Он видит, а вам стоит быть умеренней.

Петр (наклонившись к ней, чуть слышно). Хоть вспоминаешь?

Жека. Я — не беспамятная. (Коротенькая пауза.) А вы — забудьте.

Петр. Придется забыть.

Ольга (Прохору, негромко). Удачно вы на родину съездили. Со старым учителем простились. Верного холуя завели. Жену присмотрели, мной закусили. Лихо управились. Завоеватель.

Прохор. Спасибо, Ольга, на добром слове. Спасибо вам всем. Веселей. Прорвемся.

Анна (тихо, Павлу). Тихоня… Скажи уж и ты. Хоть словечко. Раскрой, наконец, уста.

Павел (еще тише). Когда я раскрою свои уста — вы не обрадуетесь. Но — рано. До времени — помолчу.


Апрель 2017



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru