|
СВИДЕТЕЛЬСТВО
Ариадна Эфрон
Письма к Лидии Бать*
Лирика 1955 года
1954 год закончился Вторым Всесоюзным съездом советских и сочувствующих зарубежных писателей (15–26 декабря), детально освещавшимся на страницах «Литературной газеты». Возможно, именно съезд и новогодние торжества задержали в Москве поэта Виктора Бокова (1914–2009), автора целой подборки стихотворений, сохранившейся в бумагах Лидии Григорьевны Бать (АСБ).
Лидии Григорьевне Бать — родительнице этого стихотворения 9.I.55 г.
Расщелина зуб — влюбчивость,
Это в моем роду.
Но в этом деле не лучше ли
Всем уподобиться льду?!
Вот она —
Глаз ее радужен,
Кротость в овале лица.
Стой, не беги!
Она замужем,
Этому нет конца!
Не перелюбишь всех неженок,
Не поцелуешь всех губ.
Вслед посмотри небрежно им,
Пусть себе мимо идут.
Стыну по-зимнему мраморно
Перед тобою, краса.
Вздумаешь, поздно ли, рано ли, —
Этому нет конца!
7-1-55 г.
перрон.
Возможно, ответом на этот экспромт стало недатированное стихотворение писательницы (другие нам неизвестны), трактующее ту же тему в более идиллическом ключе:
В.Б.
Я сегодня вдруг проснулась
С ощущеньем пустоты.
Мысль тревожно шевельнулась,
Что виновен в этом ты.
Ты забыл дорогу к дому —
Ни приехать, ни придти,
Словно к улице знакомой
Все заказаны пути.
И по телефону даже
Не раздастся голос твой...
Не настроен, не налажен
Наших чувств и мыслей строй.
Но законам дружбы веря,
Знаю — будет день иной,
Распахнув пошире двери,
Ты предстанешь предо мной.
И стихам твоим внимая,
Сердце весело споет:
Никогда разлука злая
Нашей дружбы не порвет!
Л.Г.Б.
Июль и август Лидия Григорьевна провела в латвийском поселке Дубулты на Рижском взморье, где находился Дом творчества писателей для членов Литфонда. Видимо, в августе к отдыхающим присоединился и Виктор Боков.
Когда-то Боков с Пастернаком провожал Цветаеву в Елабугу, позже — передавал письма Мура из Чистополя в Москву [ГЭ 2: 18], отсидел срок «за разговоры» (1942–1947) и до весны 1948 г. проработал вольнонаемным в Сибири, пока не перебрался в Калужскую область под Москвой. Переписывался с Платоновым, работал над антологией «Русская частушка» (1950), изыскивая любые возможности напечататься и перебраться в Москву. Пока еще он малоизвестен, но вскоре прославится текстами песен «На побывку едет молодой моряк» (1958) и «Оренбургский пуховый платок» (1960).
12 августа (дата отмечает момент дарения, а не создания) помечено два стихотворения, подаренных Бать, но написанных ранее. Первое, «Памяти Марины Цветаевой», создано еще в Чистополе. Приводим его в оригинальной орфографии:
Лидии Григорьевне, вспомнившей Марину Цветаеву. Виктор Боков. 12 августа 55 г. Дубулты.
ПАМЯТИ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ
Речной вокзал запомнился
В его дорожной дрожи.
В тот миг, как я знакомился,
Хотелось крикнуть: — Боже!
Ты с рук своих сбываешь
На жизнь иль на́ смерть,
И если убиваешь,
Зачем так на́спех?
О, как тогда вы чаяли
Молчанье слов надгробных
Всей скорбью, всем отчаяньем,
Движеньем дуг надбровных.
Смотрели вы на нас двоих
Рассеянно, прощально.
Я помню Пастернак затих
И стало так печально.
Мы оба успокаивали
Надежды сладким снадобьем.
Мы вашу трезвость спаивали,
Чего никак не надо бы.
А люди лихорадочно
Себя в тот день спасали.
И дико, непорядочно
И вас и все бросали.
Шел дождичек и радуга
Сводила мост горбатый.
К вам близилась Елабуга
С своей страшной датой.
Когда вкрутую сварится
Заваренная каша,
С плеч спасшихся не свалится
Такая смерть, как ваша!
Другое стихотворение:
Лидии Григорьевне на память о знакомстве в Дубултах и радости Узнавания душ. 12 августа 55 г. Виктор Боков.
В ком сердце черствое,
Заметит ли оно,
Что небо
В землю влюблено?
Нагнется ли
Над первою травой,
Как над дитем,
С раскрытой головой?
Подымет ли пчелу,
Что вымокла в пути,
Чтобы сказать:
Обсохни и лети?
Нет!
Сердцу черствому
Все это не дано —
Собой живет,
Собой умрет оно!
Сохранилось и два текста, помеченных 30 августа. Видимо, в этот день Бать покинула Дубулты. Приводим подряд:
Л.Г.Бать.
Милая, милая, милая Бать,
Буду Вас помнить и буду Вас ждать!
Л. Бать.
Как тихо, почти незаметно увянула астра
На вашем столе, где стихи, и статьи и Золя,
Присядем. Чуть-чуть погрустим и пора собираться,
Поэзия жизни проходит, стеной обступают дела.
Опять окунетесь в московский людской муравейник,
А он солонее и суетней рижской волны,
Но если удастся — держите равненье
На дни с вечерами, в которых мы были вольны!
Там же 7 сентября написано и следующее стихотворение:
Л.Г.Бать.
Раздариваю строчки, как янтарь,
Из пригоршни рассыпав ассонансы,
Усердней, чем былых времен гончар,
Леплю свои словесные фаянсы.
Я верю, что для этого возник,
Как самоцвет, как радужные дуги,
Как тот, в тени пробившийся родник,
К которому спешат напиться люди.
1 декабря Боков заходит к Бать домой, но, не застав хозяев дома, оставляет письмо, написанное крайне неразборчиво: «Я хотел прочесть последнее, ночное Выступал в доме офицера и дал бой Жарову Просьба моя: завтра в 6 часов вечера (2 декабря) на бюро секции поэтов разбирается вопрос о издании книги моих стихов, заступитесь как коммунист». Бать была беспартийной, но сборник Бокова «Яр-хмель» через три года вышел.
Заканчивает цикл боковских посвящений особняком стоящее новогоднее поздравление от 31 декабря 1955 г., адресованное Лидии Григорьевне и ее супругу, С.Е. Мотолянскому:
Дорогие Лидия Григорьевна и Самуил Ефимович! Поздравляю Вас с Новым годом и желаю Вам очень немногого в 1956 году:
100% здоровья
Новой квартиры
Тиражей в пять этажей!
Фсе!
Доктор фольклорных наук,
Фельдшер литературоведения,
сборщик грибов,
ловщик рыбы,
балалаечник,
Гитарист,
гармонист,
огородник,
Поэт,
Прозаик,
И просто знакомый Вам Виктор Боков
Адрес отправителя: Бесквартирная улица, Надеждинский переулок, дом строится, квартира будет. Боков.
Поэтический диалог с Боковым не нашел отражения в переписке Бать с Ариадной Эфрон — ни до, ни после отъезда последней из Туруханска. В преддверии освобождения Эфрон ждала писем, но сама писать не спешила: получив в начале декабря открытку с обещанием большого письма, она не сочла ее поводом для ответа (если ответом не было письмо от 14 декабря 1954 г.).
3 февраля 1955 г., не дождавшись «большого письма», Эфрон едко замечает, что за два месяца «можно создать даже довольно приличную повесть». Сама она излагает в письмах историю своего противоборства с отделом агитации и пропаганды, отчасти известную по очерку А.А. Федерольф-Шкодиной «Мироедиха». Письмо ссыльной дышит оптимизмом, отчасти внушенным карьерным возвышением Константина Симонова, вернувшего Нину Гордон к себе на секретарскую работу.
Бать отвечает оперативно. Предлагает разнообразную помощь и спрашивает о впечатлении, произведенном другими ораторами II съезда Союза писателей СССР, о встрече Эфрон с Эренбургом по поводу пенсии А.И. Цветаевой и вообще о перспективах.
Эфрон отвечает 23 февраля, еще не зная, что уже 19 февраля ее приговор был отменен, поэтому о планах ничего рассказать не может, но может рассказать о шамане — зам. председателя одного «национального колхоза».
Подробнее всего в письме характеризуется сам адресат: «Ты для меня — кусок моей молодости и счастья»; «У меня к тебе особое, какое-то милое-милое чувство, нежное и сердечное. Я всегда любила в тебе смесь юмора, порядочности, наивности, осторожности, такта, непосредственности, таланта и... ограниченности. Мне очень хочется, чтобы ты написала что-то хорошее свое, а не о ком-то и чем-то, опирающемся на дейчевский метод изысканий по проверенным источникам»1.
Ответное письмо Бать тоже содержало какие-то откровения в адрес корреспондента, которого Бать сравнила со своей детской подругой. Возможно, речь шла о некой Кате, которая 7 июня 1917 г. надписала ей открытку с фотографией американской танцовщицы: «Свинья! Ведь ты сказала, что напишешь первая!».
24 марта Ариадна Сергеевна поблагодарила ее за письмо: «Очень жаль, что я напомнила тебе маленькую нахалку — твою подругу детских лет. мы не только знакомы, но и очень близки так бесхитростно и доверчиво, как могут быть только родные люди».
С тем же настроением 30 марта Эфрон сообщает и о снятии судимости: «Спасибо же тебе за твою дружбу, за то, что ты всегда ко мне относилась неизменно тепло в очень тяжелые, беспощадно-несправедливые времена. Именно тебе, милому, осторожному человечку, который всегда очень честно и искренне “слушался старших” и, тем не менее, сохранил чистое и доброе сердце».
20 апреля Эфрон живописует «сумасшедшие» сборы перед отъездом: «А собаку-то, собаку-то бросить! Такую милую, верную, красивую и умную собаку, которая решительно все понимает, настолько, что иногда приходится говорить по-французски!»
Бать исправно прислала все, о чем просила Эфрон, — для себя, подруги и школьного драмкружка, объяснила, где требовать в Москве денег и как искать работу. Письмо пришло 9 мая — Эфрон откликнулась сразу: «Ужасно милые твои весточки, какие-то сразу добрые, лукавые, чуть-чуть назидательные и необычайно свои Что-то нас с тобой роднит очень чистое, простое и вместе с тем волшебное, а такими бывают именно детские дружбы!» Идея воспользоваться авторитетом матери («ходить в дочерях») ей не понравилась, но в своем призвании она уверена: «Ты спрашиваешь, что бы я хотела больше всего делать? Конечно, писать, и только писать».
4 июня 1955 г. Эфрон с А.А. Шкодиной выехала из Туруханска. Через два дня они прибыли в Красноярск, где Шкодина осталась дожидаться реабилитации.13 июня Эфрон была уже в Москве, где успела повидаться с Мотолянскими до упомянутой поездки Бать в Дубулты.
30 июня, не зная об отъезде подруги, Эфрон шлет ей открытку на московский адрес: «Лида, дружок, я никак не могу до тебя дозвониться Я все время брожу по прокуратурам — за папу и за Аду хлопочу. А главное — разбираю мамины рукописи. Вот мы и встретились с нею вновь. И я, живая, нема в этой встрече — говорит только она».
Вскоре телефонная и почтовая связь налаживается, но следующее письмо Эфрон помечено уже 10 августа. Писем же Бать мы не знаем вовсе. Ее жизнь в Дубултах известна нам только по стихам Бокова и ее письму к Дейчу: «Дорогой Дейчик! Здесь тебя вспоминают, и имя твое нередко произносится. С нежностью говорит о тебе Ниночка [Н.А. Бать. — Р.В.], а ее сына ты бы охотно потискал, до того он толстый и вкусный. Муля бы просто от него не отходил и даже изменил бы с ним старухе — Муре [кошка. — Р.В.]. Общаюсь иногда с Волькенштейном2 , который дал мне прочитать очень интересное описание игры Качалова в сцене монолога-диалога — Иван Карамазов и Чорт. Качалов четыре вечера подарил ему, играя в замедленном темпе эту сцену, чтобы он мог зафиксировать все жесты и интонации».
До возвращения из дома творчества Бать получила три письма Эфрон (от 10–25 августа), переполненных новостями московской жизни. Важнейший лейтмотив в них связан с матерью: «Живу двойной жизнью — днем бываю там и сям а ночью сижу с мамиными рукописями. Вместо того, чтобы хладнокровно разбираться в них, только и делаю, что читаю, и плачу, и хватаюсь за голову»; «Столько переписала маминого что рука болит, мозоль набила». Эфрон берется за составление посмертного издания Цветаевой и просит о помощи у Эренбурга. К Эренбургу ее должен был отвести известный чтец Д.Н. Журавлев, ученик Е.Я. Эфрон, но тот увлек ее на выставку картин из Дрезденской галереи, которые должны вот-вот вернуться в Германию: «Вместо свиданья с И.Г. [Эренбургом] он устраивал мне свиданья с Сикстинской Мадонной и “Динарием кесаря”»; «Читала ли ты возмутительные стихи Маргариты Алигер в “Лит Газете” — о Сикстинской Мадонне?»
Стихотворение Алигер называлось «О красоте» (1955):
По всей земле, во все столетья,
великодушна и проста,
всем языкам на белом свете
всегда понятна красота.
Для всех людей, для всех столетий
они свершили подвиг свой,
и этот подвиг стал на свете
примером красоты земной.
И эта красота бездонна,
и безгранично ей расти.
Прощай, Сикстинская Мадонна!
Счастливого тебе пути! [Алигер 1959: 114]
Едва ли Лидия Григорьевна могла понять причину возмущения подруги. С точки зрения советской эстетики погрешностей здесь не было. Эфрон так прокомментировала свой отзыв: «Стыдно писать такую белиберду, и нахально — печатать!
Чорт знает что за дура эта самая Маргарита!»
Еще больше от Эфрон досталось Полю Элюару, которого Н.Н. Вильмонт предложил перевести для «Иностранной литературы». Вердикт переводчицы: «Стихи — бред сивой кобылы». И это мнение сложилось давно, еще в ту пору, когда Элюар «наводнял маму своими ужасающими книжками с ужасающими под-пикассовскими рисунками». На увещевания Бать, которая требовала «такта и выдержки по отношению к Элюару», Ариадна отвечает категорично: «…когда Вильмонт дал мне прочесть Элюаровское “URSS — seule promesse” и спросил — “как Вам нравится”, я ответила: “по-моему — ужасно!” третьего сорта в искусстве не терплю — ни наглой белиберды нашей Сикстинской Мадонны, ни Элюара, ни — имя им легион. мне за последнее пятидесятилетие хватит перечитывать Маяковского, Пастернака, Цветаеву, Багрицкого — ну, и “Василия Теркина”».
Переводы из Элюара все же были сделаны (машинопись сохранилась в архиве Бать), но до печати не дошли. Мысли Эфрон заняты книгой матери и возобновившимися отношениями с семьей. Жизнь подносит приятные сюрпризы: «Я нашла в букинистич магазине очень интересную книгу про своего двоюродного деда3 — маминого дядю — и там про моего прадеда есть!».
Но случаются и огорчения: кузины ссорятся (см. прим. к письму 8), и одна для другой «вызывает карету скорой помощи, как для буйно-помешанной». Не без кокетства Эфрон сообщает: «Приехал двоюродный брат Кот, из экспедиции, где ловил каких-то тушканчиков. Теперь по телефону ловит меня, но я не даюсь».
Все это скрашивается общей эйфорией, излившейся стихами (в духе элегии-идиллии Цветаевой «В огромном липовом саду…» 1914 г.) после двух дней на даче «у тети Лили».
Ариадна даже спровоцировала ревность подруги, шутливо объединив себя с Мотолянским и его кошкой: «Целую тебя, поправляйся, в смысле, худей А мы тебя ждем — Мулька, и Мурка с потомством, и я!» Видимо, Бать отыгралась какой-то библейской реминисценцией, за что и получила от подруги реприманд: «Одного и того же юношу мы с тобой в Древнем Египте не любили. поклонялись одному и тому же богу и гадали по одним и тем же звездам. у каждой был свой особый Муля И мы это блестяще доказали».
После встречи надобность в письмах отпала, и эпистолярная лирика 1955 г. на этом закончилась, если не считать, что 15 сентября было составлено адресованное Бать и ее супругу приглашение в Болшево на дачу к Е.Я. Эфрон.
В конце года об узах старинной дружбы Лидии Григорьевне напомнил еще один бывший узник ГУЛАГа — Виктор Гроссман. После второго «срока» (1948–1955) он восстановился в СП и вернулся в Вологду, где заканчивал роман о Пушкине «Арион», начатый еще в лагере: «Рукописи отбирали, уничтожали, но он упрямо начинал работу заново…» [Подольный 2004]. Бать помогала ему с решением жилищных дел, присылала книги для работы в пединституте, читала рукописи и рассказывала о ноябрьской встрече в Переделкино с Чуковским и другими общими знакомыми.
1. Эфрон (Туруханск) — Бать (Москва)
Туруханск, 3 февраля 19554
Дорогая Лидуша, прождала я обещанного «большого письма» около двух месяцев, но, решив, что за такой срок можно создать даже довольно приличную повесть, не только письмо, отчаялась и пишу сама. Я тебя даже во сне видела — пришла к тебе в гости, но ты на меня не обратила ни малейшего внимания, мне стало неловко, и я ушла. Вот видишь, как нехорошо получается!
А все же письмецо, написанное твоим круглым, детским почерком d’une petite fille appliquée5, доставило бы мне удовольствие. Впрочем, тебе там виднее!
У меня новостей интересных никаких, а мало-интересных — достаточно.
Например — вступила в единоборство с местным отделом агитации и пропаганды по вопросу — является ли блок коммунистов и беспартийных (на выборах) народным блоком? Я считаю, что является, а зав. агитпроп райкома партии — что нет. Я написала лозунг «В день выборов 24 февраля отдадим свои голоса кандидатам народного блока коммунистов и беспартийных» — а он велел его снять, это, мол, политически неверно. Я спрашиваю — если блок не «народный», то какой же он? А этот попугай отвечает: «нерушимый»! Лозунг сняли, а переписывать его я отказалась, пока не придет ответ из «Крокодила» — пусть он рассудит, кто из нас прав6! Ну, а ты как думаешь?
Я до сих пор не прочла еще всех материалов по съезду писателей7 (т.е. того, что было напечатано в «Литературке»). Отчасти Шолохов виноват8 — он меня так неприятно поразил и безвкусицей, и хамством своего выступления, что я побоялась — а вдруг там еще что-нб. в этом роде? Впрочем, вряд ли.
Много и по-прежнему бестолково работаю — т.е. пишу лозунги, которые перестирываются, рекламы, которые вновь и вновь забеливаются, декорации, которые перекрашиваются и перестраиваются, и т.д. Никогда ничего постоянного, работа-однодневка, и так уже скоро шесть лет.
Писала ли тебе, что в Красноярске, на обратном пути, разыскала Нину и Юза9 и провела с ними два приятных вечера. Только успела отсюда поздравить их с Новым годом и пожелать сама знаешь чего, как пожелание мое незамедлительно исполнилось — накануне Нового года его вызвали и вручили ему великолепный чистый паспорт и постановление Главной прокуратуры о реабилитации «за отсутствием состава преступления»10.
Восемнадцать лет ждали они этого дня. В феврале возвращаются в Москву. Симонов прислал Нине телеграмму — приглашает на прежнюю работу11 . Как я за них счастлива!
Эти дни погода стоит у нас дивная, такие восходы и закаты, такие звезды и северные сияния, такая чистота и тишина! Люблю, люблю я свою страну, уж действительно, от Москвы до самых до окраин, и дорога она мне бесконечно. Столько пришлось выстрадать, Лида, столько пришлось потерять, а вот любовь к Родине, вера в ее огромное настоящее, в ее небывалое будущее осталась, выросла, окрепла, стала моей основной.
Не улыбайся, не считай это выспренными словами. Да впрочем, ты и не улыбаешься...
Пиши, дружочек мой! Жду.
Целую тебя, сердечный привет Муле, и если увидишь Фанни12 и Сесиль13 , поцелуй их за меня, я их помню.
Твоя Аля
Не обманывайся картинкой на конверте, она не имеет ничего общего с Туруханском!
2. Эфрон (Туруханск) — Бать (Москва)
23 февраля 195514
Дорогая Лидуша, очень обрадовалась твоему письму. У меня к тебе особое, какое-то милое-милое чувство, нежное и сердечное. Я всегда любила в тебе смесь юмора, порядочности, наивности, осторожности, такта, непосредственности, таланта и... ограниченности. Милая моя, я сама знаю, что эта «ограниченность» произведет на тебя впечатление, как говорят французы, «волоса в супе»15 , и поэтому расшифрую ее. Дело в том, что, как мне всегда казалось раньше, ужасно ограничивал тебя Дейчик, и это самое ваше многолетнее творческое содружество никогда не давало тебе быть самой собой. Эта маленькая ходячая энциклопедия в больших очках сделала тебя литератором «малых форм» (я знаю, что это — не совсем то выражение, но ты поймешь его правильно), не дала тебе расти самостоятельно в большой творческий рост. А ведь тебе все, все было «дадено». Да и не только «было», и сейчас «дадено», и его, слава богу, нет на твоем пути. Что ты делаешь сейчас и о чем думаешь, о какой работе, в дальнейшем? Мне очень хочется, чтобы ты написала что-то хорошее свое, а не о ком-то и чем-то, опирающемся на дейчевский метод изысканий по проверенным источникам.
Да, а еще ты для меня — кусок моей молодости16 и счастья, потому что счастлива я была — за всю свою жизнь — только в тот период — с 37 по 39 год в Москве, именно в Москве и только в Москве. До этого счастья я не знала, после этого узнала несчастье, и поэтому этот островок моей жизни так мне дорог и так дороги мне мои тогдашние спутники.
Ты просишь меня рассказать что-то «конкретное» о моих дальнейших делах. О, боже мой! И сама-то я в достаточной мере неконкретна, и дела мои в тумане, и еще меньше, чем ты, я представляю себе, на каком этапе они остановились. Про этот этап я могу сказать лишь одно — он в высшей степени мучителен именно своей неопределенностью17. Куда ехать, если нигде никто не ждет? Ведь это не слова, а на самом деле так. Редким друзьям, вероятно, и так осточертело годы и годы помогать мне кто как и чем может, не хватает еще, чтобы сама я появилась на горизонте со всеми своими сомнительными способностями и несомненными потребностями! Короче говоря, для того, чтобы я сама себе и другим не была в тягость, мне нужна реабилитация. Жду я ее уже два года (если считать правильнее, то уже 16 лет!). Если она будет, то тогда все будет справедливо и даже легко и просто — даже вопросы жилплощади и работы! Если ее не будет, то сама не представляю себе, что я буду делать и как буду жить. Вероятно так, как теперь, только труднее морально. Впрочем, куда еще труднее!
Насчет нашего отдела агитации и пропаганды все осталось по-прежнему, лозунги висят без слова «народный» — я их не переписывала, «народный» смыли без моего участия. Я тогда написала по этому поводу в «Крокодил», но ответа, к сожалению, не получила. Письмо мое, м.б., затерялось, или очередь до него дойдет только после выборов — не знаю.
Работаю ужасно много, очень устаю, тупею, чумею, для себя времени совсем не остается. Кстати, помнишь, я тебе рассказывала про последнего шамана? Так представь себе, он оказался не последний, нашла еще одного — заместителя председателя одного национального колхоза18 ! Он успешно практикует по совместительству и плюс к тому отличный охотник! Здесь действительно непочатый край чудес. Только для того, чтобы их находить и разрабатывать так, как надо, нужно то, чего у меня нет, — свободное время. И немало — целый творческий год! А где его взять? Если бы не вышеуказанные 16 лет в общей сложности, то я, несомненно, в своем теперешнем возрасте, могла бы себе это позволить, а сейчас я могу позволить себе только зарабатывать на хлеб, что обычно совсем исключает возможность творческой работы.
При всем при том я еще легкомысленна и беспечна, и все жду чуда. (Хорошего, плохих — более, чем достаточно!)
Увы, Лидочка, я совершенно бессильна изобразить на бумаге восход или закат! Это слишком красиво и не поддается имитации. Я лучше нарисую тебе собак, оленей, или того шамана, или вообще что-нибудь живое, хочешь? Спасибо за предложение прислать бумаги, книг. Я напишу тебе свои просьбы. Посылаю тебе смешную маленькую неудачную фотографию, это я у своего рабочего места — а банки-склянки на столе — это не обед, а всякие мои краски.
Да, насчет И.Г.19 я тебе, по-моему, рассказывала — он был очень мил, обещал мне помощь, впрочем, какую и в чем, осталось неизвестным и ему, и мне. Он подарил мне «Оттепель»20 , семена голубого эвкалипта и еще какие-то пилюли от тошноты на самолете. Последние — действительно чудодейственные. Речей Гладкова, Федина, Фадеева до сих пор не прочла, хоть и берегу съездовские газеты до проблематического досуга, но считаю, что, т.к. мы с ними не дураки, то не должны были разойтись во мнениях. Пиши, милая! Целую тебя, сердечный привет твоему милому мужу.
Твоя Аля
3. Эфрон (Туруханск) — Бать (Москва)
24 марта 1955
Дорогая Лидочка! Спасибо тебе сердечное за милое твое письмо. Оно тронуло меня, и обрадовало, и немного настроило на грустный лад — все сразу. И даже не столько написанным в нем, сколько всем тем, что тебе думалось, чувствовалось и вспоминалось, когда ты писала его. Такие вещи до меня доходят всегда, иной раз даже лучше, чем написанное. Ибо, чем черствее и грубее делаюсь я внешне, благодаря обстоятельствам, тем чувствительней и тоньше становлюсь внутренне — несмотря на обстоятельства. Вообще-то ничего хорошего в этом нет, т.к. где тонко — там и рвется, и я иной раз чувствую, что еще немножко — и порвусь! (Или разорвусь!) Очень жаль, что я напомнила тебе маленькую нахалку — твою подругу детских лет. Приведенная тобой цитата показывает, что она была полна самомнения, а это нестерпимо вообще, а у детей — в частности. Кстати, насчет самомнения, некоторое время тому назад меня пригласили в райком, «выяснять отношения» с зав. отд. агитации и пропаганды, по поводу «народного блока». К моему крокодильскому письму было приложено какое-то строгое отношение из крайкома и бумажка из «Крокодила» с красочным заголовком и с предложением «разъяснить Вашему работнику “народность” блока и дать ответ автору письма». Ответ мне был дан в плане, что, мол, блок-то блоком, но зачем же Москву беспокоить? Нет людей без недостатков, так же и наш зав. отделом... и вообще, давайте договоримся, что мы будем с Вами работать в контакте, а «Крокодил» ... ну к чему это? Я строго ответила, что использовала право, дарованное мне Конституцией, обращаться в любую инстанцию, вплоть до ЦК, и пусть они мне спасибо скажут, что я написала только в «Крокодил», а не в отдел агитации и пропаганды при Центральном Комитете, что зав. отд. агитации и пропаганды, конечно, может иметь недостатки, но не порядка отсутствия элементарной политической грамотности, а ответ на мое письмо попросила дать мне в письменном виде. И действительно, на следующий день я его получила. Он гласил, что Туруханский РК КПСС считает вышеназванный блок действительно народным. Что и требовалось доказать.
Да, дружок мой милый, вот уж скоро двадцать лет, что мы знакомы, и вдруг, на расстоянии многих тысяч километров выяснили, что мы не только знакомы, но и очень близки, так по-простому, так бесхитростно и доверчиво, как могут быть только родные люди, которым и годы, и расстояние — не помеха. Что ж, очень это хорошо.
Спасибо тебе за хлопоты о бумаге. Здесь ее, действительно, нет, работаю на оберточной и обойной. А вот насчет книг, если тебе где-нб. попадется пьеса «Под золотым орлом» Ярослава Галана21 и «Без вины виноватые» Островского22 , была бы тебе очень и очень благодарна, если бы ты мне их выслала. Есть еще одно желание, но т.к. оно из легкомысленных, то вовсе не обязательно, чтобы ты его исполнила. В московских универмагах есть рисунки для вышивки крестом, они штампованные прямо на материале и не требуют канвы. Стоят они 5 р. штука, продаются без очереди, и даже в кассу не нужно — деньги получает продавец. Если не трудно, пришли штуки 2–3, их принимают в любом почтовом отделении заказной бандеролью с объявленной ценностью. (Если послать простой бандеролью, то нашим почтовым девушкам недолго и стащить!)
И самая главная из книжных просьб: приятельница23 , с которой я живу, преподаватель вуза (английский язык), ужасно страдает без книг на этом языке. У нее здесь Шекспир, Шоу, Генри и 2–3 вещи Диккенса, читаные-перечитаные. Благодаря отсутствию книг она теряет квалификацию, к-ая в дальнейшем очень и очень ей понадобится. У нас ведь издаются книги на английском, только желательно было бы получить книги именно английских авторов, а не переводы с русского на английский, к-ые зачастую «не то». Спасибо тебе, милая, заранее. Значит, в первую очередь хотелось бы что-нб. английское, во-вторых — пьесы и в самых последних и не обязательно — вышивки.
На днях напишу тебе подробно и по-настоящему, сейчас же настолько завалена работой и издергана (у нас проходит ужасный районный смотр художественной самодеятельности), что не в состоянии не только говорить с тобой, как хотелось бы, но даже просто лепетать.
Крепко тебя целую, сердечный привет Муле.
Твоя Аля
4. Эфрон (Туруханск) — Бать (Москва)
Туруханск, 30 марта 195524
Дорогая Лидуша, порадуйся вместе со мной — получила полную реабилитацию и снятие судимости, определением Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 19 февраля 1955 г., «за отсутствием состава преступления»25 .
Ты любила меня и беленькую, и «черненькую»26 , вернее — зачерненную, мой милый дружок, и я знаю, что ты разделишь мою радость так же, как делила все мои горести.
Спасибо же тебе за твою дружбу, за то, что ты всегда ко мне относилась неизменно тепло в очень тяжелые, беспощадно-несправедливые времена. Именно тебе, милому, осторожному человечку, который всегда очень честно и искренне «слушался старших» и, тем не менее, сохранил чистое и доброе сердце.
Надеюсь выехать в Москву с навигацией, а там — «как господь!»
У меня есть к тебе несколько вопросов-просьб.
Первое: согласно ст. 47 § 29 КЗОТ’а (изд. 1953 г.), я должна получить пособие в размере двухмесячного оклада с того места работы, откуда меня изъяли в 1939 г.
Это, как тебе известно, была та самая Revue de Moscou, в которой мы вместе работали. Но т.к. она прекратила свое существование, пособие мне должно выплатить то министерство или ведомство, к которому исчезнувшая «Revue» принадлежала27. Ты, вероятно, помнишь, что это за ведомство, или министерство, или издательство и как с ним связаться, т.е., скажем, в какой отдел нужно писать, что приложить к заявлению и т.д.
Мне, конечно, нужно будет порядочно денег на дорогу, ну, и жить на первых порах тоже на что-то надо, и, по-моему, необходимо воспользоваться этим, довольно тощим, возмещением «понесенных» мною (в течение 16 лет!) «убытков».
Но вот только куда сунуться, не представляю себе.
Может быть, ты сможешь разузнать и написать мне?
Второе: как ты думаешь, есть ли какие-нб. шансы на получение какой-нб. работы? Мои немудреные возможности и способности ты знаешь, так же, как и то, что за вышеуказанные 16 лет я растеряла больше половины того, что знала и умела.
Еще что-то третье хотела спросить, но забыла.
Единственное, что смущает мою радость, это то, что Аде моей нет еще ответа, и, конечно, неизвестно, сколько его ждать28 .
Мое дело пересматривалось без нескольких дней два года, а она всего год, как подала заявление о пересмотре. Но уж после того, как в моей путанице разобрались, я верю, что и у нее все будет благополучно. Только вот когда?!
Прости, дружок, за просьбы и поручения!
Крепко тебя целую и люблю
Твоя Аля
Сердечный привет Муле!
5. Эфрон (Туруханск) — Бать (Москва)
20 апреля 1955
Дорогая Лидочка, спасибо за все — поздравительную телеграмму, чудесную бумагу и книжки, а главное — за дружбу, память и внимание. Жду письма.
Дни у меня сумасшедшие, мешанина из лозунгов, совещаний, репетиций, фотомонтажей, собраний, стенгазет, выставок, благодарностей, выговоров, докладов, дружб с уборщицами и принципиальных споров с начальством, постановок, установок и сплошных перемен паспортов — не успеваю освоиться с одним, как меняю на второй, более сносный, а там и на третий, совсем хороший, и для каждого — 4 ужасных фотографии, одним словом, как здесь говорят, все — через ж. кувырком, и в итоге все становится на ноги. Успеваю только работать и немного спать — ни выходных, ни перерывов на обед, ни самих обедов. Хожу всю зиму подряд в одном и том же донельзя задрипанном халате, от которого по очереди отлетают пуговицы. Словом — хороша!
Ни о чем не думаю, только несколько секунд перед сном мечтаю. Все это вместе взятое называется «я готовлюсь к отъезду».
Подала заявление об увольнении, уволят29 — тогда уже будем всерьез готовиться. Ехать собираемся с первыми пароходами, в этом году весна ранняя, и они ожидаются в начале июня30 (в первой декаде), а обычно бывают в двадцатых числах.
Дорога будет сплошным мучением — здесь очень трудна посадка, а в Красноярске в навигационный период билеты на поезд достать почти немыслимо. Конечно, все достают, но ждать приходится неделями. Сюда везли — куда проще было!31
А собаку-то, собаку-то бросить! Такую милую, верную, красивую и умную собаку, которая решительно все понимает, настолько, что иногда приходится говорить по-французски! И никто ее брать не хочет, т.к. здесь все собаки — рабочие, воду возят и дрова, а моя только умеет ходить на задних лапах и кусать милиционеров…
Почему все в жизни трудно, и особенно под старость?
Странные, тревожные, весенние дни. Дуют все четыре ветра сразу, пуржит, дождит, вдруг ясно, и возникает тот берег в сливовой дымке. И опять ветер, тот, что перед ненастьем. Иногда чуть-чуть солнца, капель с крыш, хрустальные рожки сосулек. Просторно здесь до дикости и тихо до звона в ушах.
Целую тебя, моя хорошая. Сердечный привет Муле. И от Ады привет.
Твоя Аля
6. Эфрон (Туруханск) — Бать (Москва)
Туруханск, 9 мая 195532
Дорогая Лидуша! Спасибо за письмо, только что полученное, в день Победы! Ужасно милые твои весточки, какие-то сразу добрые, лукавые, чуть-чуть назидательные и необычайно свои — как это точнее объяснить, и не знаю, ну — как будто бы мы друг друга знаем с самого детства, вернее не придумаю. Что-то нас с тобой роднит очень чистое, простое и вместе с тем волшебное, а такими бывают именно детские дружбы! На самом же деле мы немножечко работали вместе и не встречались с тех пор добрых три пятилетки. В чем дело? И почему так? Откуда же это ощущение детской давности наших отношений и детской же близости? Так различны наши судьбы и наши дороги, так непохожи мы сами (вернее — несхожи!) И у тебя — тоже так? Будто бы это было очень давно, и именно на берегу моря, и жизнь была сразу и очень просторна, и очень подробна, как всегда у детей, которым рукой подать и до цветка, и до отдаленнейшей из звезд. Будто бы мы обе смотрим туда, туда, где небо сходится с водою, и все было наше, и здесь, и по ту сторону горизонта, и все необъятное умещалось в детской горсти.
Ну, а потом мы, видимо, выросли и поглупели. И нашли друг друга опять. И у тебя — так же?
Впрочем, все это бред...
Спасибо тебе, дорогая, за всю твою заботу. И за предложение денег на дорогу. Ничего мне не присылай — я получила тысячу рублей от Т.С. Сикорской33 и, кроме того, должна получить около трехсот рублей на работе, дорога же в общей сложности обойдется рублей около восьмисот, со всеми прочими дорожными и багажными расходами уж никак не больше тысячи (считая, что на неопределенное время придется застрять в Красноярске34 , пока удастся получить билет. В навигационный период там столпотворение вавилонское.)
«Внешней торговлей»35 займусь по приезде36 , хотя что-то, кажется, мало шансов там добиться толку. Уж очень давно канула в Лету эта самая «Revue». Кажется, она ненамного «пережила» меня тогда?
Насчет помощи «Союза писателей» в отношении работы я немного сомневаюсь — я ведь не писатель, и то, что я, на пятом десятке, продолжаю «ходить в дочерях», вряд ли может послужить веским доводом в мою пользу. Ну, авось что-нибудь найдется, а нет — страна велика, и где-нибудь работа уже ждет меня!
Мой «квартирный вопрос» ты, вероятно, помнишь? Ты ведь, помнится, бывала у нас на Мерзляковском37 ? Это — сундук у тетки за дверью, и — больше ни миллиметра! У тети Лили38 и у тети Зины39 12 метров площади на двоих, причем там хранится и то, что осталось от бабушек и дедушек, и от умерших братьев и сестер, и от моих родителей, и от Мура, и от Аси, маминой сестры40 , и от друзей разных поколений. А когда к тете Лиле приходят сразу трое учеников41 , то третьему негде сесть.
Но это — самая родная и гостеприимная комнатка на свете, то самое, что называется «в тесноте, да не в обиде»
На этом же сундуке спала мама42 , когда ее выселили с той самой болшевской дачи, и Мур, до отправки на фронт43 . И я спала, и еще посплю. Вообще же жить там, конечно, совсем негде, а ночевать можно.
Да, дорогая моя, я не рассказала тебе, чем кончились мои трения с Туруханским РК КПСС via44 Крокодил? Посрамленный зав. агитпроп, конечно, как и полагается (увы, это еще «типично»!), затаил на меня злобу (и, еще раз увы, райком во всей этой истории с «народным» фронтом всей душой был с ним...). Так вот, он решил меня проучить и придрался к какому-то моему «декоративному панно», посвященному 50-летию первой русской революции. Нашел там искажения, отступления от оригинального рисунка (галлицизм45! от подлинника!) и в мое отсутствие составил акт на это дело и панно приказал снять и... забелить. А на следующий день на собрании зачитали акт и поставили мне «на вид». Я не растерялась и подняла страшный скандал — что это за акты в мое отсутствие? Что за нарушение демократии? Докажите, что были искажения, если панно забелили! Кто это вас научил составлять акты в отсутствие «автора»? Что это за «особое совещание»? Я буду жаловаться, товарищи, я это так не оставлю! Я дойду до отдела агитации и пропаганды ЦК, если нужно будет! Я не потерплю такого произвола!
И через три дня... мне вынесли благодарность за отличный, самоотверженный труд! Вот так-то здесь все и идет!
Спасибо огромное за вышивки. Жду их с нетерпеньем. А с пьесами клуб потерпит до зимы — с началом навигации драмкружок не в состоянии заниматься большими пьесами — люди разъезжаются кто куда. «Под золотым орлом», кстати, нашли в Красноярске.
Лед идет уже в 500 кил. от нас — скоро и здесь начнется ледоход. Мечтаю выехать первым пароходом, в начале июня. Между прочим, какой это невероятный труд, выехать с Севера!
Ты спрашиваешь, что бы я хотела больше всего делать? Конечно, писать, и только писать. Всякое там рисование — это только подсобное, как иллюстрация к книге. Целую тебя крепко, сердечный привет Муле. От Ады привет. Твоя Аля
7. Эфрон (Москва) — Бать (Москва)
30 июня 195546
Лида, дружок, я никак не могу до тебя дозвониться, ты, наверное, на даче47 . И сама молчишь — м.б., я успела чем-нб. тебя обидеть? Я все время брожу по прокуратурам — за папу и за Аду хлопочу48 . Два раза в неделю езжу в Болшево к теткам49 , повидаться и отвезти продукты. А главное — разбираю мамины рукописи. Поскольку могу установить — сохранилось большинство, но кое-чего явно нет. Пока нашла 64 тетради (черновые, чистовики и записные книжки). Из этого сундука, окованного железом, как из ящика Пандоры, встает вся та жизнь, которую я в себе держала, тоже, как в ящике, и не давала ей ходу. Выйдя из сундука, мамина жизнь туда не возвращается больше, над этим не закроешь крышку. Все это сильнее меня — и живее меня, живущей. Перечитывая то, другое, хватаешься за голову. Это — самая страшная из поэтических жизней, а она у них, у настоящих, всегда страшна... Как я это все в себе глушила, и как бесполезно!
Вот мы и встретились с нею вновь. И я, живая, нема в этой встрече — говорит только она.
Когда будешь в Москве, позвони мне, а если меня не окажется, передай, когда можно тебе позвонить, чтобы застать тебя50 .
Целую тебя, сердечный привет Муле
Твоя Аля
Лидочка, если не трудно, узнай телефон Сесиль, мне бы хотелось позвонить ей. Говорят, она очень больна.
8. Эфрон (Москва) — Бать (Дубулты)
10 августа 1955
Дорогая Лидуша, les grands esprits se rencontrent51 — я только собралась писать тебе, узнав адрес от Мули, как получила твое письмо. Спасибо, мой хороший! Рада, что ты дышишь себе Прибалтикой и поправляешься.
С Н.Н. встретилась52 , он был очень мил и сердечен и не так толст, как описывал себя по телефону, чтобы я его с кем-нб. не спутала при встрече. Дал мне перевести парочку стихов Элюара к ноябрьскому номеру53 . Стихи — бред сивой кобылы, что я ему наивно и высказала. Т.е. Вильмонту. На каком бы и с какого бы языка она ни изъяснялась (т.е. сивая кобыла).
Кстати, о стихах — мне на днях рассказали множество двустиший на тему — кто как нужен искусству, но я запомнила только два:
1
«Так для искусства нужен Ардов54 ,
Как ж....е — пара бакенбардов»
2
«Искусству нужен так Нейгауз55 ,
Как ж....е — тормоз Вестингауз56 !»
Говорят, Нейгауз не огорчился, считая тормоз делом полезным даже и в этой отрасли.
Извини за эти глупости, но они — не мои.
И.Г.57 еще не видела, с Борисом58 должна увидеться в субботу — он будет в городе.
Родственники одолевают — вслед за отъездом тети Нюти59 приехала ее дочь, а моя кузина Нюра60 , которая c места в карьер мне рассказала, как она ссорится с сестрой Лизой (опять-таки моей кузиной)61 . Вплоть до того, что одна для другой вызывает карету скорой помощи, как для буйно-помешанной. Это что-то новое в нашем благородном семействе, я даже испугалась и раздумала ехать к ним в гости в Ленинград — еще и меня упекут в сумасшедший дом!
Два дня пробыла на даче у тети Лили62 , было очень тихо и приятно, хозяйка пожертвовала нам целый куст малины, который я обобрала и мы сварили варенье в настоящем медном тазу, и я написала стихи:
«И вот, в саду старинном,
Как в самом раннем детстве,
С лукошком за малиной
Пошла я по соседству.
Сияли в отдаленьи
Платки и платья женщин,
Таз медный для варенья,
И солнце — чуть поменьше.
Все было неизменно
Иль началось сначала,
И времени — как сцены —
Я чувство потеряла»63 .
Так оно и было, как здесь описано.
Да, помимо Нюры, еще приехал двоюродный брат Кот64 , из экспедиции, где ловил каких-то тушканчиков. Теперь по телефону ловит меня, но я не даюсь.
Так и живем.
Последние дни чуть прохладнее и легче дышится.
М.б., тебе там попадется какая-нибудь шерстишка вязальная, привези, если недорого! И если вообще там водится.
Целую тебя, поправляйся, в смысле, худей, и загорай, и отдыхай. А мы тебя ждем — Мулька, и Мурка с потомством, и я! Твоя Аля
9. Эфрон (Москва) — Бать (Дубулты)
17 августа 195565
Дорогая Лидочка, получила твое письмо, спасибо! Что рассказать тебе о себе? Живу двойной жизнью — днем бываю там и сям, делаю какие-то мельчайшие дела, от которых ничего не продвигается и как-то ничего не остается, а ночью сижу с мамиными рукописями. Вместо того, чтобы хладнокровно разбираться в них, только и делаю, что читаю, и плачу, и хватаюсь за голову. На днях нашла ее самую последнюю фотографию, на профсоюзной книжке, где взносы уплачены по август 195166, — а умерла она 31 августа.
Недавно приезжал ко мне Пастернак67. Он кончил роман68 и отдал его перепечатывать. Предложил мне прочесть его в рукописи, но у меня такое суеверное отношение к рукописям, как к такому же невосстановимому, как сама жизнь, что я не решилась — а вдруг что-нибудь с ней, с рукописью, случится у меня. Хоть это и невероятно, но все же невероятное тоже бывает. Борис все тот же, на протяжении всех лет, рассказать о нем и передать его невозможно, для этого нужно быть им самим. Это — единственный человек на всем белом свете, который с легкостью необычайной ставит меня с ног на голову, т.е. с тех ног, которые в наше время принято считать головой. И только благодаря ему я так никогда и не могу решить, что в себе считать теменем, а что пятками. Прелесть он необычайная, и я люблю его всю жизнь самой светлой и самой коленопреклоненной из всех своих любовей. И.Г. я не видела, напрасно я на этот счет сосваталась с Журавлевым69. Просто напишу ему, и он меня примет, когда найдет для этого минутку70.
Насчет Элюара — я его давно-давно знаю, он наводнял маму своими ужасающими книжками с ужасающими под-пикассовскими рисунками71 , и с тех пор я питаю к нему недоверие. Ну, предположим, он всю жизнь «искал» — но для того, чтобы в конце концов «найти» белые стихи, белые до слепоты и безликости
«Tous les pays croissent dans la lumière
L’URSS les agrandit, les améliore »72
и т.д. И та сложность — кривляние, и эта «простота» хуже воровства. Ну да бог с ним. Конечно, постаралась перевести получше.
В эту пятницу или субботу обещали результат по Адиному делу, и я ужасно волнуюсь. Впрочем, волнуюсь за нее все эти месяцы, и вообще мне тошно от этой улицы, пыльной и нудной, и от этого кирпичного здания с зелеными корридорами, пахнущими табачным дымом и уборными, и от самого того типа, что держит в своих пухлых руках с короткими ногтями судьбу, жизнь человека. Так как эта тошнота подкреплена всеми предшествующими тошнотами, то она сильная, как можешь себе представить.
Несколько раз была в Дрезденской галерее73 , благодаря все тому же Журавлеву. Вместо свиданья с И Г. он устраивал мне свиданья с Сикстинской Мадонной и «Динарием кесаря»74 . М.б., он и прав.
Дни в Москве жаркие, ночи прохладные, т.ч. жить можно. Часто езжу на дачу, все никак не надышусь на свою тетю Лилю. Перечитываю «За правое дело»75 . Хорошо.
Ну вот, Лидочка, кажется, и все. Крепко тебя целую и желаю безмятежного отдыха. Будь здорова и пиши.
Твоя Аля
На днях перечла твой «Сад»76 — хорошо, но тесно — Восток просит больше воздуха, простора, и, соответственно, большего количества печатных листов. Но ты, кажется, и увеличила книгу?
10. Эфрон (Москва) — Бать (Дубулты)
25 августа 1955
Дорогая Лидуся, а я думаю, что эта записочка тебя еще застанет. Если что-нб. не стрясется, то встречу тебя. Уж раз проводить не успела, то хоть встретить успеть!
Читала ли ты возмутительные стихи Маргариты Алигер77 в «Лит Газете» — о Сикстинской Мадонне? Стыдно писать такую белиберду, и нахально — печатать! Я к ним дописала конец:
Пишите все и все грешите!
Мадонна всем простит грехи...
И даже грешной Маргарите
Ее сикстинские стихи.
Прочти все вместе — неплохо получается.
— Нет, но завершить стихотворение словами:
«Прощай, Сикстинская Мадонна,
Счастливого тебе пути!» — это же вроде:
«Лети, голубь мира, лети, голубь мира,
Ни пуха тебе, ни пера!»
Чорт знает что за дура эта самая Маргарита!
Да, ты пишешь насчет чувства такта и выдержки по отношению к Элюару. По этому поводу могу тебе сообщить, что когда Вильмонт дал мне прочесть Элюаровское «URSS — seule promesse»78 и спросил — «как Вам нравится», я ответила: «по-моему — ужасно!» И не отступлюсь от этого и на плахе!
Нет, Лидочка, столько я пережила, перевидала, перенесла и поняла, что третьего сорта в искусстве не терплю — ни наглой белиберды нашей Сикстинской Мадонны, ни Элюара, ни — имя им легион.
А что касается стихов — мне за последнее пятидесятилетие хватит перечитывать Маяковского, Пастернака, Цветаеву, Багрицкого — ну, и «Василия Теркина»79. Больше мне, пожалуй, ничего и не надо. Переводить-то я, конечно, могу все на свете — но люблю так мало, таких немногих!
Одного и того же юношу мы с тобой в Древнем Египте не любили. Ты плохо помнишь. Мы с тобой поклонялись одному и тому же богу80 и гадали по одним и тем же звездам. А что касается юношей, то у каждой был свой особый Муля81, это несомненно. И мы это блестяще доказали.
Столько переписала маминого (прочла, наконец, 5 дней на даче) — что рука болит, мозоль набила.
Крепко тебя целую. До скорой встречи.
Твоя Аля
11. Эфрон (Болшево) — Бать (Москва)
15 сентября 195582
Дорогая Лидочка, я сегодня вечером, даже — ночью (в двенадцатом часу) не смогла к тебе дозвониться, почему-то, после того, как набрала номер, не было гудков.
Если 18-го будешь на даче, м.б., выберешься к нам, будет очень хорошо. От вас идти — перейти ж/д полотно и идти по напр к ст. Болшево, второй или третий поворот направо, пос. Зеленовод (там написано), дача № 12. А если не будешь на даче и не соберешься, то специально не приезжай, ne te fatigue pas83. Я буду в городе 19-го.
Если случайно встретишь Сикорских (или Болотиных)84, не упомяни случайно об этом рожденье85 — мне не хочется, чтобы они приехали, а они помнят эту дату, и я им что-то уже наврала — зачем, спрашивается? да щадя тетю Лилю. Ne mentez jamais ou ayez bonne mémoire86. А у меня она как раз не bonne. Целую и сплю.
Твоя Аля
Я нашла в букинистич магазине очень интересную книгу про своего двоюродного деда — маминого дядю87 — и там про моего прадеда есть88 ! Просто чудо какое-то!
* Лидия Григорьевна Бать (1897–1980) — журналистка и писательница, автор произведений на историко-биографические темы: «Тарас Шевченко» (совм. с А. Дейчем, 1939), «Сад жизни. Повесть об Алишере Навои» (1948), «Море бушует: Повесть о писателе А.С. Новикове-Прибое» (1967) и др. Ее дружба с Ариадной Сергеевной Эфрон (1912–1975), дочерью Марины Цветаевой, началась в 1937 году, вскоре после того, как Эфрон вернулась из Франции на родину. Их сблизила совместная работа в журнале «Revue de Moscou».
Дом-музей М.И. Цветаевой готовит к печати книгу, включающую биографический очерк, посвященный этой дружбе, и обширный корпус связанной с ней переписки. Для настоящей публикации выбран фрагмент очерка и соответствующие письма 1955 года, в которых запечатлены перипетии освобождения Эфрон из туруханской ссылки и параллельно протекающие события жизни ее подруги.
Сокращения
АСБ — Архив семьи Бать (Мотолянских). Находится у наследницы, Н.Г. Бать. Часть архива, содержащая переписку А.С. Эфрон и Л.Г. Бать, передана в Дом-музей М.И. Цветаевой.
МЦФ — РГАЛИ (фонд М. Цветаевой ф. 1190).
1 Александр Иосифович Дейч (1893–1972), поэт, переводчик, драматург, литературовед, критик, соавтор, литературный наставник и многолетний друг Л.Г. Бать. Их знакомство состоялось в 1934 г., когда Л.Г. Бать была назначена на пост ответственного секретаря редакции газеты «Журналь де Моску», где А.И. Дейч заведовал отделом культуры. В сотрудничестве с ним вышли первые книги Л.Г. Бать: Бать Л.Г., Дейч А.И. Фритьоф Нансен: жизнь и путешествия. М.: Учпедгиз, 1936, и: Бать Л.Г., Дейч А.И. Тарас Шевченко. М.; Л.: Детская литература, 1939.
2 Судя по всему, речь идет о поэте, драматурге и театральном критике Владимире Михайловиче Волькенштейне (1883–1974), муже С.Я. Парнок и знакомом М.И. Цветаевой, с которой Волькенштейн ходил к Луначарскому просить помощи для голодающих писателей Крыма. Правда, о Цветаевой Волькенштейн не стал бы говорить, накануне войны он ее откровенно чурался.
3 Анненков М. Федор Владимирович Цветаев в воспоминаниях его товарищей и учеников. М., 1902. Подробнее см. прим. к письму Эфрон от 15 сентября 1955 г.
4 Впервые (отрывок): [Белкина 1992: 482].
5 Прилежной девочки (фр.).
6 Возможно, речь идет о конфликте с инструктором отдела агитации и пропаганды Туруханского райкома партии Колесниковым (см. вступительный очерк и письмо 3). Материалы, связанные с этим инцидентом, хранятся в МЦФ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 554).
7 15–26 декабря 1954 года проходил II Всесоюзный съезд писателей.
8 М.А. Шолохов выступил на съезде с резкими нападками на К. Симонова и И. Эренбурга [Шолохов 8: 303–304].
9 Нина Павловна Гордон (урожд. Прокофьева, 1908–1996), подруга Эфрон. Работала секретарем М. Кольцова, руководителя ЖУРГАЗА, затем — К. Симонова. Во Франции Эфрон была знакома с ее будущим мужем, Иосифом Давыдовичем Гордоном (1907–1969), режиссером и монтажером кино, в дружеском общении именовавшимся Юзом. В МЦФ хранится 26 писем к Эфрон от Н.П. и И.Д. Гордонов (1941–1970).
10 24 февраля 1951 года И.Д. Гордон был повторно арестован и сослан в Красноярск на 10 лет. В 1953 году срок был сокращен до 4 лет. И.Д. Гордон был освобожден 28 декабря 1954 года [Мемориал КО].
11 Н.П. Гордон: «… уже 11 февраля мы были в Москве [одна из телеграмм о возвращении была послана] матери Симонова, которая со мной переписывалась все эти годы мы получили в ответ 90 телеграмм! я получила от него [Симонова] телеграмму [от 31 декабря 1954]: “Дорогая Нина Павловна! Бесконечно счастлив за Вас. Валя и я, если Вы с мужем решите ехать в Москву, если не устроитесь лучше, к Вашим услугам. Комната на даче. В смысле работы — буду рад работать снова вместе с Вами”» [Ростова 2003: 109–110].
12 Фанни Исаевна Хайкинсон (1902–1972). С 1933 г. работала в ЖУРГАЗе секретарем-машинисткой, затем техническим редактором в изданиях «За рубежом», «Наша страна», «Дойче цайтунг». В 1938 г. перешла в редакцию «Revue de Moscou». Впоследствии у нее установились дружеские отношения с Эфрон. В марте 1953 г. Ф.И. Хайкинсон была уволена в связи с развернувшейся кампанией «борьбы с космополитизмом».
13 Сесиль Францевна Дюсиметьер, заведующая редакцией «Revue de Moscou».
14 На штемпеле: Туруханск Краснояр. кр. 24.02.55.
15 От фр. поговорки: «Cela vient comme des cheveux sur la soupe», имеющей смысл «досадная помеха, неожиданная неприятность».
16 Ср. аналогичное выражение в письме М. Цветаевой к А. Берг от 11 августа 1938 г. применительно к М. Булгаковой [МЦ 7: 528]. Двумя годами раньше, в письме к Б.Л. Пастернаку от 25 февраля 1953 года Эфрон писала о жизни в Болшево: «Я там была по-настоящему счастлива, и сознавала, что счастлива. Не потом, путем сравнения, поняла, что то было счастье, а так просто — жила, и каждый день был сознательным, вернее — осознанным счастьем» [АЭ 1: 306, с опечаткой: «Но» вместо «Не»].
17 Эфрон не знала об отмене приговора (определение № 4н-0856/55 Военной коллегии Верховного суда СССР от 19 февраля 1955 г.).
18 Ср. в письме Б. Пастернаку от 24 марта 1955 г.: «... заместитель председателя передового колхоза им. Ленина — шаман, настоящий, воинствующий, практикующий! Именно он и осуществляет “связь с массами” и, прочитав над ними соответствующие заклинания, мобилизует их на проведение очередного мероприятия, вроде заключения соцдоговора о перевыполнении плана пушнозаготовок» [АЭ 1: 351].
19 Илья Григорьевич Эренбург (1891–1967), писатель, близкий знакомый М. Цветаевой в 1921–1922 гг. Возобновление отношений было связано с хлопотами Эфрон о пенсии для А. Цветаевой (см. письмо Б. Пастернаку от 24 сентября 1954 г. [АЭ 1: 340]). В МЦФ хранится одно письмо Эфрон к Эренбургу 1954 г. и 6 писем Эренбурга к Эфрон (1954–1961). Письма Эфрон к И. Эренбургу опубликованы в [АЭ 2], а также в [Эренбург 2006]. О встрече в ноябре 1954 г. см. в письме к Ю.И. Братковской и Н.Н. Богдановой от 17 января 1955 г.: «Повидалась и с Эренбургом. У него видела Пабло Неруду, кучу породистых собак, коллекцию картин последних формалистов и много других редкостей» [АЭ-АФ: 36].
20 Повесть И. Эренбурга (1954–1956), давшая название послесталинской эпохе либерализации.
21 Ярослав Александрович Галан (1902–1949), украинский писатель, автор драмы «Под Золотым орлом» (1947), в которой представлена тяжелая жизнь в лагерях «для перемещенных лиц» на территории американских оккупационных властей в Западной Германии, чьи действия сопоставлены со зверствами нацистских концлагерей.
22 Пьеса (1883) Александра Николаевича Островского (1823–1886) об общественном положении незаконнорожденных и драме матери, потерявшей ребенка (на фоне театральной и провинциальной жизни 60–80-х годов XIX века). Просьба Эфрон связана с театральной деятельностью районного Дома культуры.
23 Ада Александровна Шкодина (урожденная Федерольф, 1901–1996), ближайшая подруга последних лет жизни Эфрон (знакомство состоялось в 1949 году в рязанской тюрьме), мемуаристка [АЭ-АФ: 201–342]. В МЦФ хранятся 266 писем Эфрон и 269 Шкодиной друг к другу (1955–1975) (частично опубл. в [АЭ 2] и [АЭ-АФ]).
24 На штемпеле отправки: Туруханск 2.04.55.
25 Справка управления МВД по Красноярскому краю № 7349 от 18 марта 1955 г. об отмене приговора была вручена Эфрон 26 марта 1955 г. См. рассказ об этом в письмах Б. Пастернаку, Ю. Братковской, Е. Эфрон и З. Ширкевич от 28 марта 1955 г.
26 Перифраз выражения «Полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит» (Н.В. Гоголь. «Мертвые души». Т. II. Из ранних редакций).
27 В письме к А. Шкодиной от 12 июля 1955 г. в качестве правопреемника названо издательство «Международная книга» [АЭ1: 5].
28 7 августа 1955 г. Эфрон писала Ю. Братковской и Н. Богдановой о разборе дела А. Шкодиной в Главной военной прокуратуре: «К сожалению, они, видимо, не расположены решать это дело положительно, видимо, ее брак с иностранцем и теперь, 30 лет спустя, кажется им непростительным преступлением» [АЭ-АФ: 81]. А. Шкодина получила реабилитацию в 1956 г.
29 Эфрон оставила работу 3 мая 1955 года.
30 А. Шкодина пишет, что первый теплоход прибыл 4 июня 1955 года. Возможно, в этот же или на следующий день состоялся отъезд из Туруханска.
31 Ср. в письме к Б. Пастернаку от 26 августа 1949 года: «…ехала я до места назначения около четырех месяцев самым томительным образом. Самым неприятным был перегон Куйбышев — Красноярск, мучила жара, жажда, сердце томилось. Из Красноярска ехали пароходом по Енисею что-то долго и далеко, я никогда еще в жизни не видела такой большой, равнодушно-сильной, графически четкой и до такой степени северной реки. И никогда не додумалась бы сама посмотреть. Берега из таежных превращались в лесотундру, и с Севера, как из пасти какого-то внеземного зверя, несло холодом» [АЭ 1:179].
32 На штемпеле: Туруханск 10.05.55.
33 Поэтесса и переводчица Татьяна Сергеевна Сикорская (1901–1984) с сыном, Вадимом Витальевичем Сикорским (1922–2012), и мужем, поэтом и переводчиком Самуилом Борисовичем Болотиным (1901–1970) были эвакуированы в Елабугу вместе с М. Цветаевой. После освобождения из лагеря в 1947 г. Эфрон по совету Б. Пастернака обратилась к Сикорскому с просьбой рассказать об обстоятельствах последних дней жизни Цветаевой. Ответ на это письмо от самой Т. Сикорской от 9 июня 1948 г. (хранится в МЦФ) послужил началом переписки, продолжавшейся и после повторного ареста Эфрон. Когда в 1949 г. Сикорскую вынудили отказаться от переписки, связь и материальная помощь Эфрон продолжалась через жену ее сына А. Белякову (1926–1994). 60 писем Эфрон к А. Беляковой (1949–1955) опубл. в [Данильева 2009].
34 В Красноярске А. Шкодину и Эфрон около недели принимала подруга Шкодиной
Р.И. Козинцева.
35 Имеется в виду журнал «Внешняя торговля» — ежемесячный орган Министерства внешней торговли СССР (издавался в Москве с августа 1931). Вероятно, Эфрон и Бать считали его правопреемником «Revue de Moscou» (см. также прим. к письму 4).
36 Приезд в Москву состоялся 13 июня 1955 г. В этот день Эфрон написала А. Шкодиной: «Дорогой мой Адик, вот я и приехала. На вокзале меня встретила Татьяна Сергеевна [Сикорская. — И.Б.], несмотря на то, что в телеграмме Зине я указала дату прибытия 14 число, а поезд прибыл 13-го — с одной стороны, на сутки раньше, а с другой — с шестичасовым опозданием » (письмо к А.А. Шкодиной от 13 июня 1955 — РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 289, л. 1).
37 Мерзляковский пер., д. 16, кв. 27.
38 Сестра С. Я. Эфрона Елизавета Яковлевна Эфрон (1885–1976), театральный педагог и режиссер. По возвращении в СССР в 1937 г. Эфрон жила у нее до переезда в Болшево. Е. Эфрон оказывала всемерную поддержку племяннице во все время ее заключения и ссылки. 195 писем Е. Эфрон к Эфрон (1941–1975) находятся в МЦФ. 128 писем Эфрон к ней и к ее соадресатам — З. Ширкевич, Р. Вальбе — опубл. в [АЭ 1–2].
39 Зинаида Митрофановна Ширкевич (1888–1977), подруга Е. Эфрон. Их знакомство состоялось в начале 1920-х гг. в д. Долысы Невельского уезда [АЭ 1: 41]. В 1929 г., заболев костным туберкулезом, приехала в Москву для лечения [МЦ-Семья: 531], где осталась жить, прописавшись у Е. Я. Эфрон в качестве домработницы. Ее отец Митрофан Иванович Ширкевич был священником в д. Кубок Невельского уезда Витебской губ. [АЭ 2: 75].
40 Анастасия Ивановна Цветаева (1894–1993) в это время находилась в ссылке в д. Пихтовка Новосибирской обл., с 1943 г. поддерживала регулярную переписку с Эфрон. В МЦФ хранится 94 письма Эфрон к А. Цветаевой (1944–1974) и 170 писем от нее ([1947]–1973). Их переписка частично опубл. в [АЭ 1–2].
41 Е. Эфрон, ставшая инвалидом после перенесенной в 1931 г. сердечной болезни, давала уроки художественного слова на дому.
42 Из письма М. Цветаевой Эфрон 22 марта 1941 г.: «8-го ноября 1939 г. мы ушли из Болшева — навсегда. Месяц жили у Лили, на твоем пепелище, я — на твоем зеленом одеяле, Мур — на твоем бедном рыжем сундуке» [МЦ 7: 744].
43 Последний период жизни Г. Эфрона в Москве: осень 1943 г. — март 1944 г.
44 Через (фр.)
45 Original (фр.) — подлинник.
46 Штемпель получения: 31.06.55. Впервые (отрывок, с разночтениями) — [Белкина 1992: 484].
47 Бать получила в Валентиновке дачу на одном участке с семьей Дейчей.
48 Справка о реабилитации С. Эфрона была выдана Эфрон 3 октября 1956 г. О деле А. Шкодиной см. примечание к письму 4.
49 В летние месяцы Е. Эфрон и З. Ширкевич снимали дачу в Болшево в дачно-строительном кооперативе «Зеленовод» (см. адрес в письме 11).
50 Н.Г. Бать вспоминает о знакомстве с Эфрон в гостях у Бать, возможно, во время их первых встреч в 20-х числах июня 1955 г.
51 Великие умы всегда найдут общий язык (фр.) — пословица.
52 Николай Николаевич Вильмонт (Вильям-Вильмонт, 1901–1986), литературовед, переводчик, историк культуры; познакомился с М. Цветаевой в 1940 г., давал ей заказы на переводы для журнала «Интернациональная литература». Встречу с Вильмонтом в 1955 г. Эфрон описала в очерке «О Казакевиче» [АЭ 3: 215–216]. По сообщению Н.Г. Бать, Вильмонт бывал в доме Мотолянских, и, возможно, именно от Бать Эфрон получила совет связаться с ним по вопросу помощи с переводами и номер телефона.
53 Для журнала «Иностранная литература» (преемник «Интернациональной литературы»). Эфрон вспоминала: «...стихи эти были давным-давно переведены по заказу редакции кем-то из “маститых”, и мой перевод, на который я возлагала столько надежд, естественно, оказался никому не нужным» [АЭ 3: 215]. В № 5 «Иностранной литературы» (ноябрьском — журнал выходит с июля 1955 года) было опубликовано одно стихотворение Элюара в переводе С. Боброва (сообщено В. И. Масловским). Об Элюаре см. письмо 9.
54 Виктор Ефимович Ардов (Зильберман, 1900–1976), писатель-юморист.
55 Генрих Густавович Нейгауз (1888–1964), пианист.
56 «Вестингауз электрик», электротехническая компания США.
57 И.Г. Эренбург. См. прим. к письму 9.
58 С Б.Л. Пастернаком (1890–1960) Эфрон впервые встретилась в конце июня 1935 г. во время его пребывания в Париже на антифашистском конгрессе. Их последняя встреча до ареста Эфрон состоялась в середине лета 1939 г. Попытку установить письменный контакт Эфрон предприняла в начале 1945 г., получив адрес от А. Цветаевой. Б. Пастернак посылал ей книги, оказывал материальную помощь. В 1948 г. через посредство А. Крученых произошел первый обмен письмами во время ее проживания в Рязани, и это послужило началом их многолетней переписки (посл. публ.: [АЭ 1–2]). После «нелегальной» встречи в Москве в конце января — начале февраля 1949 г. следующая произошла только в ноябре 1954 г.
59 Анна Яковлевна Трупчинская (Эфрон, 1883–1975).
60 Анна Александровна Трупчинская (1909–1982). 57 писем Эфрон к А.А. Трупчинской (1952–1975) хранятся в МЦФ.
61 Елизавета Александровна Трупчинская (1910–2005).
62 В Болшево (см. письмо 11).
63 Первая публикация (без датировки): [АЭ 2000]. Также: [АЭ 3: 266], с датой .
64 Константин Михайлович Эфрон (1921–2008), сын Веры Яковлевны Эфрон (1888–1945) и М.С. Фельдштейна (1884–1939).
65 Впервые (отрывок, с разночтением: 1941 вместо 1951): [Белкина 1992: 484].
66 Профсоюзный билет, выданный 24 апреля 1941 года группкомом писателей Гослитиздата Профессионального союза работников печаты, хранится в МЦФ (ф. 1190, оп. 2, ед. хр. 154). На десять лет вперед профсоюзные взносы обычно не платились. Возможно, опечатка или ошибка прочтения, и имеется в виду август 1941 года.
67 Очевидно, 13 августа. В письме от 10 августа встреча ожидается «в субботу», которая приходилась на 13 августа. Спустя два дня, 15 августа, Пастернак обратился к Эфрон с просьбой передать М. К. Баранович бумагу для перепечатки романа «Доктор Живаго» [Пастернак 2005: 92] .
68 «Доктор Живаго».
69 Дмитрий Николаевич Журавлев (1901–1991), мастер художественного слова, народный артист СССР, ученик и друг Е. Я. Эфрон, которая была режиссером его программ. Эфрон познакомилась с Журавлевым в 1937 году.
70 Письмо неизвестно. Вероятно, встреча состоялась около 27 августа. В письме от 28 августа Эфрон благодарит Эренбурга «за то, что так отозвались на мою просьбу, — сейчас иду к Вам за машинкой, а в субботу буду Вам звонить» [АЭ 2: 13]. Обсуждалось издание сборника М. Цветаевой [МЦ 1961].
71 Поль Элюар (наст. имя Эжен-Поль Грендель, 1895–1952), фр. поэт, был первым мужем Елены (Гали) Дьяконовой, гимназической подруги сестер Цветаевых, впоследствии ставшей женой Сальвадора Дали. В 1917 году Элюар послал Цветаевой свой сборник «Долг и тревога» (1917) с дарственной надписью [МЦ 7: 165]. Во время поездки во Францию в 1927 году А.И. Цветаева встречалась с Элюаром [АЦ 2: 645–646] и, возможно, получила издания его произведений в подарок для себя и сестры. См. в письме М. Цветаевой к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 10 октября 1927 года: «У меня есть 6 книг одного совр франц поэта — и КАКИЕ! С картинками!» [МЦ 7:110]. Сборники Элюара иллюстрировали кубист Андре Лот (1885–1961) и сюрреалист Макс Эрнст (1895–1952) [МЦ 7: 165].
72 Из стихотворения П. Элюара «URSS, la seule promesse» (СССР — единственная надежда — фр.). В пер. Эфрон:
Все страны к свету тянутся, растут,
Всех их, мятежных иль друзей,
СССР растит и улучшает. [АСБ].
73 2 мая — 20 августа 1955 года в ГМИИ им. Пушкина проходила выставка картин Дрезденской галереи, вывезенных в СССР в 1945 году, перед их возвращением в Германию.
74 «Сикстинская Мадонна» — картина Рафаэля (1515–1519). «Динарий кесаря» — картина Тициана (1518).
75 Свои первые впечатления от романа В.С. Гроссмана (1905–1964) «За правое дело» о событиях Сталинградской битвы (Новый мир. 1952. № 7–10) Эфрон сообщала в двух письмах Е. Эфрон и З. Ширкевич от 8 ноября 1952 г. Отдавая должное «и наблюдательности, и уму автора», она отмечала композиционное несовершенство книги [АЭ 1: 296].
76 «Сад жизни». Бать готовила книгу к переизданию (новое издание — 1956 г.).
77 Стихотворение М. Алигер «О красоте» (1955), см. вступительный очерк.
78 СССР — единственная надежда (фр.)
79 «Василий Теркин (Книга про бойца)» — поэма (1941–1945) А.Т. Твардовского (1910–1971).
80 В записной книжке М. Цветаевой (№ 10) сохранились записи десятилетней Али о египетских богах Ра, Осирисе, Анубисе [МЦ-ЗК 2: 293].
81 Имеются в виду муж Бать С.Е. Мотолянский (1896–1970) и гражданский муж Эфрон Самуил Давидович Гуревич (1904–1951), с которым Эфрон познакомилась в 1938 г. через Н. Гордон в период работы в ЖУРГАЗе. Гуревич помогал М. Цветаевой, Г. Эфрону, стремился облегчить участь Эфрон в период ее лагерного заключения. Был арестован 20 июня 1950 г., осужден по обвинению в шпионаже и контрреволюционной деятельности, расстрелян 31 декабря 1951 г. [Мемориал].
82 На штемпеле: Москва 16.09.55.
83 Не утомляй себя (фр.).
84 Т. С. Сикорская и ее муж С. Б. Болотин (см. примечание к письму 6).
85 18 сентября — день рождения Эфрон (по н. ст.) и именины Е.Я. Эфрон, которые они отмечали совместно.
86 Либо никогда не лгите, либо имейте хорошую память (фр.)
87 Имеется в виду, вероятно кн.: Анненков М. Федор Владимирович Цветаев в воспоминаниях его товарищей и учеников. М., Университетская тип., 1902. 81 с. Настоящей справкой мы обязаны А.Н. Баранову, который также сообщил нам следующее: «На экземпляре в Отделе рукописей ГМИИ им. Пушкина (ф. 6 оп. II ед. хр. 23/1) — дарственная надпись И.В. Цветаева Ив. Ив. Шаховскому со словами “от издателя”; там же имеются гранки книги с обильной правкой рукой И.В. Цветаева. Отсюда и ясно, что именно он является редактором, составителем и издателем книги. И.В. Цветаеву принадлежит также текст на с. 1–13 (Раздел I.I: «Юность Ф. В. Цветаева. — Низшая и средняя школа. — Университет. — Начало служебной деятельности»), первоначально напечатанный под заголовком “Памяти московского педагога” в газете “Московские ведомости” 15 и 16 апреля 1901 года (№ 102, с. 4 и 103, с. 4 — за подписью “Товарищ”; авторство И. В. Цветаева указано в кн.: “Речь и отчет Имп. Мос. университета 12 января 1902”). По сравнению с газетой добавлен отрывок о преподавании древних языков в духовных училищах и семинариях середины XIX века и о преподавателе П.И. Чуриловском; сняты имена сокурсников Ф.В. Цветаева по университету: Г.Э. Зенгер, А.Е. Якубов (к моменту выхода книги Зенгер стал министром народного просвещения, и упоминать о его соученичестве с Ф.В. Цветаевым, вероятно, стало неудобным)».
88 Про Владимира Васильевича Цветаева (1820–1884), священника села Талицы Шуйского уезда Владимирской губернии.
Литература
1. Алигер 1959: Алигер М.И. Стихотворения и поэмы. М., 1959.
2. АЦ 2: Цветаева А.И. Воспоминания. В 2 т. Т. 2. 1911–1922 годы / Анастасия Цветаева; изд. подгот. С.А. Айдиняном. М., 2008.
3. АЭ 13: Эфрон А.С. История жизни, история души: В 3 т. / Сост., подгот. текста, примеч. Р.Б. Вальбе. М., 2008.
4. АЭ 2000: Эфрон А.С. …В небе — сохатый бьет копытом / Публ. Р.Б. Вальбе. Послесл. Е. Эткинда // Новый Мир, 2000. № 1. С. 99–109.
5. АЭ-АФ: Эфрон А.С. Мироедиха. Рассказы. Письма. Очерки. Федерольф А.А. Рядом с Алей. Воспоминания. М., 1996.
6. Белкина 1992: Белкина М. Скрещение судеб. Изд. 2. М.; Рудомино, 1992.
7. ГЭ 2: Эфрон Г. Дневники. В 2 т. Т. 2. М., 2004.
8. Данильева 2009: Туруханские письма Ариадна Эфрон — Алла Белякова / Предисл., подгот. текста и примеч. Г.А. Данильевой. М., 2009.
9. Мемориал КО: Мартиролог // Красноярское общество «Мемориал» [http://www.memorial.krsk.ru/martirol/gord_gorn.htm].
10. Мемориал: Мемориал. Международное историко-просветительское правозащитное и благотворительное общество [http://www.memo.ru/memory].
11. МЦ 1961: Цветаева М.И. Избранное. М.: ГИХЛ, 1961.
12. МЦ 7: Цветаева М.И. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 7: Письма / Сост., подгот. текста и коммент. Л. Мнухина. М. 1995.
13. МЦ-ЗК 2: Цветаева М. Неизданное. Записные книжки: В 2 т. Т. II: 1919–1939. / Подгот. текста, предисл. и примеч. Е.Б. Коркиной и М.Г. Крутиковой, 2000, 2001.
14. МЦ-Семья: Цветаева М. Неизданное. Семья: История в письмах / Сост., подгот. текста, коммент. Е.Б. Коркиной. М., 1999.
15. Пастернак 2005: Пастернак Б.Л. Полное собрание сочинений: В 11 т. Т. 10: Письма 1954–1960. М., 2005.
16. Подольный 2004: Подольный И. Рукописи не горят // Еврейское слово. 2004. № 25 (198). С. 9.
17. Ростова 2003: Ростова О. Голубые хрустальные бусы: О Нине Павловне Гордон // Марина Цветаева в XXI веке: XIII и XIV Цветаевские чтения в Болшеве (2001, 2002 гг.): Сб. докладов. М., 2003. С. 102–113.
18. Шолохов 8: Шолохов М.А. Собр. соч.: В 8 т. [с дополнительным томом]. Т. 8. М., 1960.
19. Эренбург 2006: «Я слышу все…»: Почта Ильи Эренбурга, 1916–1967 / Изд. подг. Б.Я. Фрезинский. М., 2006.
Подготовка текста и публикация Романа Войтеховича и Инны Башкировой,
вступительная статья Романа Войтеховича, примечания Инны Башкировой
|
