Плотный песок. Следы горения. Два цикла стихотворений. Андрей Санников
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 11, 2024

№ 10, 2024

№ 9, 2024
№ 8, 2024

№ 7, 2024

№ 6, 2024
№ 5, 2024

№ 4, 2024

№ 3, 2024
№ 2, 2024

№ 1, 2024

№ 12, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Об авторе | Андрей Юрьевич Санников родился 26 апреля 1961 года в городе Березники (Пермская обл.). По образованию — историк религии. Закончил Уральский госуниверситет, стажировался в МГУ, вел научную работу, изучал старообрядчество Урала и Сибири. Работал на раскопках в Новгороде, Туве, Западной Сибири, занимался тележурнали­стикой. Публиковался в журналах и альманахах «Несовременные записки», «Урал», «Воздух», «Золотой век», «Poezia» (Милан), «Крещатик» (Дортмунд). Выпустил книги стихов «Прерафаэлит» (1999 г.), «Подземный дирижабль» (2004 г.), «Луна сломалась. Лёгкие стихи» (2006 г.); «Ангельские письма» (издательство «Анастасия», Нью-Йорк, 2011 г.);  «Мирись. Прощайся», тексты 2008–2009 годов (серия «Только для своих» —  Евразийский журнальный портал «МЕГАЛИТ» —  Кыштым, 2016 г.).  Лауреат Бажовской премии за 2006 год, лауреат премии А.Л. Решетова за  2011 год. Предыдущие  публикации в «Знамени» — Мирись. Прощайся.  № 3, 2009; Из «Зырянских стихотворений»  № 9, 2013.  Живет в Екатеринбурге.

 

Андрей Санников

Плотный песок. Следы горения

Два цикла стихотворений

 

Следы горения

цикл стихотворений

* * *

Убывает тело, будто снег,
наступает перемена жизни —
если раньше путал смерть и свет —
то теперь совсем чужих и ближних.

 

Мартом тыльным очи отирать —
хороши ли слёзы земляные?
хороши ли слёзы огневые?
хороши ли?.. Надоело врать.

 

* * *

Сердце моё надуто,
будто воздушный шар.
Выпил и почему-то
вспомнил, как уезжал.

 

Как говорил, смеялся
и на часы смотрел.
Жалко, что не остался.
Жалко, что постарел.

 

В поезде в Соликамске
сел у окна, уснул.
Вышел в Волоколамске
позавчера в загул.

 

Жили, переживали,
прожили. Ну и что.
Люда? А ты жива ли?
Не за что. Ни за что.

 

* * *

Облако по небу тихо идёт —
белое и молодое.
Что-то оно говорит и поёт
о торжестве и покое.

 

Речка внизу, на Челябинск шоссе
недалеко от Сысерти.
Да, — о покое и о торжестве.
И о любви. И о смерти.

 

* * *

Проходя среди этих дождей,
уступая дорогу деревьям —
я совсем позабыл про людей
и про то, что случилось под Пермью,

 

И про то, что часы на руке
почему-то наполнились ртутью,
и про то, что я жил налегке,
и про то, что я умер под утро.

 

* * *

…И эта важная печаль,
похожая на полученье
письма и на его прочтенье,
когда всю жизнь свою так жаль.

 

Окликнут, спросят — говори,
прохожему рукав сжимая,
что есть иная жизнь, иная,
а эта жизнь — огнём гори.

 

* * *

Носишь сердце, прижимаешь руку
к снегу на заснеженном кусте.
Позвонишь уехавшему другу,
спросишь — как погода в Элисте?

 

Жизнь идёт, как тихая собака,
рядом, и глаза у ней белы.
Помнишь, здесь была большая драка —
а теперь здесь пятна от золы.

 

Города, похожие на горе —
например, Челябинск или Тверь.
Даже если лучше будет вдвое —
всё равно всё будет, как теперь.

 

Только это ничего не значит.
Я хотел быть счастлив — и не смог.
Каждому, кто говорит и плачет,
кажется, что он не одинок.

 

Плотный песок

цикл стихотворений

 

* * *

Лампочка, наполненная кровью,
загорелась у меня в груди —
это называется любовью.
Я люблю тебя, не уходи.

 

* * *

Всё изменилось непоправимо.
На небе стало 4 луны.
Я взял себе дополнительно имя
Феофилакт, т.е. «жизнь без вины».

 

Этими фото я располагаю,
но до сих пор не решился смотреть.
Горе уменьшилось, я полагаю —
где-то на четверть, а может, на треть.

 

Не беспокойся о нашей свободе,
не беспокойся о жизни моей
и не пиши мне сюда. Ну вот вроде
я и ответил тебе. Т.е. ей.

 

* * *

Теперь на оцинкованном железе
печатают печальные газеты
и раздают с грузовиков прохожим.
Ещё июнь, но листья опадают.

 

Случилось что-то — только надо вспомнить,
что именно. Я не могу проснуться
или уснуть. Прозрачны стали веки.
Теперь у взрослых руки без ногтей.

 

* * *

На небольших велосипедах
из меди или серебра
обэриуты в белых кедах
под вечер едут со двора.

 

В полях планеты и початки
съедобный излучают свет —
сняв кеды и велоперчатки
они идут пешком след в след

 

среди светящегося поля,
среди огромной темноты,
среди сияющего горя
невыносимой немоты.

 

* * *

Отсохла половина сердца.
Спокойно смотрит человек,
как из его ладоней кверху
идёт холодный мелкий снег.

 

Вокруг него стоят собаки.
Вокруг собак стоят дома.
Вокруг домов стоит ограда.
А за оградой — смерть сама.

 

* * *

Из бедной проволоки ток
перетекает в эту лампу —
и видит белый потолок,
и возвращается обратно,

 

и говорит в стене другим,
живущим в проводе созданьям,
что умер, что лежал нагим,
что был в каких-то длинных зданьях,

 

что больше нечего хотеть,
что горе состоит из света,
что нужно только потерпеть
в убогой проволоке этой.

 

Екатеринбург

 



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru