НАБЛЮДАТЕЛЬ
рецензии
Имя невыразимого
Арсений Ли. Сад земных наслаждений. — М.:СТиХИ, 2016.
Книга стихотворений Арсения Ли неожиданна, потому что номинативна. Номинативна тотально. Номинативна традиционно — и с точки зрения языка, и с точки зрения поэзии. Слово в двадцать первом веке опустошается прагматикой и чрезмерной коммуникативностью речи. Словари демонстрируют лишь мизерную часть лексической семантики. Ученые говорят: универсальный и наиболее полный словарь — в голове. Поэт доказывает в очередной раз: словарь — в поэзии. Поэзия есть Главный словарь. С расширением информационных полей и набора носителей информации, с усилением визуализации, с разрастанием интернет-пространства, которое в свою очередь наполняется чепухой, вздором, жаргонным лепетом и предметно-событийной пошлостью, с ростом количества коммуникаций, язык превращается в речь, языковое мышление — в речевую реакцию, языковая деятельность и текстотворчество — в имитацию и фейкотворчество, а так называемое творчество — в креативность. Номинация подменяется реноминацией — и слово перестает быть именем. «Невыразимое прекрасное / Уже стучится у ворот» — Арсений Ли все это чувствует, знает — и трагически переживает вполне зримый и почти неостановимый процесс опустошения слова.
Поэзия Арсения Ли представляет слово — в стихах — как тройное событие, в котором соединяются невыразимое, имя и предмет — невыразимый, но именуемый поэтом, силой его таланта, словесного дара и мощной интенцией поэтического познания. Стихотворения Арсения Ли — не набор лексем или рядов опустошенных слов, однородных членов предложения, представляющих собой перечень абстрактных, отвлеченных от человека и мира предметов, процессов и атрибутов. Стихотворения, вошедшие в эту книгу, содержат в себе имена. Имена боли, имена мира, имена души, имена времени. Время — главный герой книги, т.к. время поэта — это язык, музыка и смысл.
Как стихи получаются из ничего, раз-два-три,
Как любовь получается из пустяка. Непогода
остается с тобой и со мной,
и становится среднего рода
голубая вода.
Здесь поэт превращает известные и поименованные предметы в невыразимые сущности. Чудо поэзии и поэтической номинации — обоюдоостро. Бифункционально. Поэзия как чудо не только именует ненарекаемое, но и лишает прежнего (ложного) имени обиходный предмет, обнажая его и восстанавливая в нем невыразимость. Ибо все в этом мире невыразимо. И вода в иных языках — существительное необязательно женского рода и первого склонения. Вода, когда ты влюблен, — имя среднего рода.
В книге Арсения Ли много портретов: и Господа («Настрой меня, Господь, / На этот звук…»), и любви, и языка, и тринадцатилетней проститутки, точнее — ее красоты, впавшей в «беспечность безнадежности»; и дерева, и женщин, и души, и истории, и жизни, и смерти; и озера (воды вообще), и погоды, и времени года... Все эти портреты сливаются, синтезируются в один общий — портрет времени.
Единица времени — имя. Поэтическое время — сущность комплексная: социальное, персональное время врастает в историческое, которое чудесным образом вливается в поток онтологического хроноса. Арсений Ли преодолевает трагизм ощущения исчезающего времени (от Мильтона, Пруста до наших, Дениса Новикова, например) — печалью. Печалью умной, ироничной и, естественно, по Пушкину, светлой.
Мы, неучи, восхищались старой советской профессурой,
Которая восхищалась старой советской профессурой,
Которая восхищалась старой царской профессурой,
По вине которой все и случилось.
Здесь частное время впадает в историческое, которое стало усилием трагедии и катастрофы бытийным. Все уже случилось — вот в чем печаль, напитанная логикой последовательного соподчинения печалей и восхищений.
Просодия Арсения Ли узнаваема: в ней есть приметы и современного стихосложения, стремящегося к акцентному мини-верлибру, и абсолютно индивидуального музыкально-ритмического произнесения текста. Поэтический текст в этой книге часто синтезирует силлаботонику и речитатив, однако строгое в смысловом отношении содержание дисциплинирует, структурирует особую форму стиховой речи и поэтического языка. Поэтому стихотворения Арсения Ли одновременно и музыкальны, и афористичны. Прямо говоря, автор создает поэтические максимы логического, смыслового, номинативного и эмоционального характера.
И морось, и запах влаги, и мыльный дым,
стелющийся над заливом пепельно-голубым…
Отечество дымкой подернуто и уплывает вдаль.
Жаль отечества, осени жалко, себя не жаль.
«Себя не жаль» потому, что поэт остается в стихах, в зеркале текста, стихотворения, книги, в отечестве ином — в отечестве поэзии.
Юрий Казарин
|