Об авторе | Алексей Иванович Ушаков (1957) окончил биофак МГУ. Предыдущая публикация в «Знамени»: № 8, 2012. Живет в Москве.
Алексей Ушаков
Узкоколейка
* * *
Уходит, помолясь, на зимние квартиры Разнежившийся полк — селяне только рады, — Вояки смыли грязь, заштопали мундиры, А служба, чай, не волк, не убежит награды.
В округе тишь да гладь, мужик зерно молотит, А через месяц глядь — всё за бесценок скупят, И слухи о войне отчизну заболотят, А там и по весне сама война наступит.
И всё б не тяжело, не первый век на свете, Да в следующий раз, когда остынут муки, Пройдут через село весельчаки не эти, В сиянье бабьих глаз, но — перебитых внуки.
* * *
— «Ты же букв не знаешь!» — «Знаю, знаю!» — «Знаешь — покажи». Поскребёт в затылке, сядет с краю И заплачет. — «Ладно, не тужи. Я и сам забывчив; мимо, мимо Прохожу, не помню ни аза...» Ни души кругом, ни стен, ни дыма — Только уши да глаза. — «Не тужи по матери и брату, Не читай о горе и вине. На-ка вот зашей прохожему солдату Старую прореху на спине...»
* * *
От ожиданья долгого пустеет голова. Медведева иль Волкова мудрёные слова Прочту — и не уведаю, ложиться иль вставать? С разрухою, с победою, с царём ли вековать?
Такая безукладица: всё рыбий жир и жар, И жизнь моя не ладится без смердов и бояр, Но мыслью запотелою держу ответ царю, Что делал я, что делаю, что после сотворю.
Уж лучше ночью длинною, прорвав рыбачью сеть, С монахиней Христиною начать молитвы петь Тихонько, по-монашески, без масс и без элит, Пускай хоть не по-нашенски, зато как Бог велит.
* * *
Мышиный цвет — неуязвимый щит От взора любопытного, от спеси Стремительной. А царь не лыком шит, И пыль лежит на храмовой завесе, И жемчуг сер в такой же серый день: Из блеска дней положен скромный вычет, Когда одна божественная лень На свет течёт и тени нищих кличет, Когда из-за морозного стекла Проглядывает мышь и чешет лапки, И жизнь ясна, и сумрачно-тускла Гряда камней на Мономашьей шапке.
* * *
Переплетенье малины, крапивы, вьюна: Ягоды алы, стрекала целебны, а цветики липки. Ночью утопит их в тёплом елее луна И проплывёт над землёю без сна и улыбки. Немногословны светила, размерены дни, Календари безпорочны и неумолимы, Но — многомудрые — не помешают они Глупым беседам крапивы, вьюна и малины.
* * *
В отечестве прямом и грубом Понуришь голову — и вот Земля шипит змеиным клубом И каждый корень белым зубом Грозит тебе и в грязь зовёт. Нет, это снится, это мстится. Глаза подымешь на восток — И каждый стебель золотится, И каждый лист поёт, как птица, Извилист, нежен и легок.
Счастливый день
Памяти Е.В.А.
Мы вымокли под дождём и в старом стогу сидим, Над нами воды висят, под нами воды бегут, И город, куда идём, отсюда неуследим, И лет нам не пятьдесят, но двадцать, и век не худ. Ещё ни крестов, ни жён не знаем, календаря Не смяты ещё углы, по соснам течёт елей, Мiр в радости протяжён, и, коротко говоря, Ладони наши теплы, а ветер ещё теплей. Нас ждёт заповедный рай, зелёная дребедень Сгущается — отчего ж ей не превратиться в жар? Заканчивается май, и тридесять первый день Собратьям своим пригож, а нам — непреложный дар.
* * *
Жива ли та изба святая, Куда стремительным лучом Спешат стрекозы, залетая В прохладный подпол, ни на чём Не выстроенный, где я вечно С любимой книжкою в руке Угадываю безупречно Всю жизнь свою в одной строке, Где пристыжённый бродит страх мой Меж детских санок, старых лыж И за потерянною драхмой Следит испуганная мышь?
* * *
Еле слышно в ветвях прошуршала сова, Перелесок снега замели, Разбрелись семена, притаились слова О погибели русской земли. А земля хороша, ей приглядна зима, Ей уже непонятно самой, Как цвела без гроша, как гуляла хрома, А теперь воротилась домой.
Вот равнина гудит под сухим помелом И родит непевучий напев, И уходит в поля, в чернолес, в бурелом, Утихает, лежит, ослабев, Но живые ключи выплетают под ней Тайных рек живоносную вязь — Знай гуди и звучи всё родней и родней, Всё сильней и сильней становясь!
* * *
Свои награды получили Первопроходцы гиблых мест, Ушли и нас не научили Нести свой крест.
Среди промышленных развалин Кипрей цветёт и нас дивит, И вот уже не так печален Узкоколейки вид.
И вот уже из ям, из трещин Не смерть сочится, но тепло, И рай, что не был нам обещан, Сквозь мутное стекло
И трудника, и лиходея Зовёт к себе, и мiр живой Журчит, дичась и молодея, Ручьями и травой.
* * *
То переписывая, то переделывая, Бреду меж свадеб, крестин, родин. То кипарисовая, то можжевеловая Мелькает рощица. А крест один.
И всё причудливее людские сетования На землю нищенскую, где все стоим, И всё приветливее я по мере следования Неутомительным путём своим.
Под небом пасмурным ли, под всеми звёздами ли Вели мы горестный догробный спор — И где те горести? не за погостами ли? Их просто вымели, как лёгкий сор.
* * *
Не страшась укусов и уколов, Никому не давшись на зубок, Ото всех ушёл иссохший колоб, Ветреник, скиталец, колобок.
На пути унылом и никчёмном Он устал, не понял, отчего Друга он не повстречал и что в нём Потеряли встречные его.
И куда теперь ему катиться, И на что ему свободы плен? Как молиться? чем облокотиться Без локтей, без пальцев, без колен?
Догадка
Се Человек, разумен и духом стоек, Но не искусен льщению и письму, И среди банков, святилищ и новостроек Тошно и негде главу подклонить Ему.
Ходит в толпе субботней, в весеннем гаме, Всё оживляет, что косно или мертво, Луг, расцветая, поёт под Его ногами, Тучи сгущаются над головой Его.
Как Он пришёл-то — пешком ли? рыбарским судном? Ваша смоковница, что — зелена? суха? Что ваш закон со своим приговором судным Против Его единственного стиха?
|