Об авторе | Андрей Геннадиевич Поляков родился 9 июня 1968 года в Симферополе. В «Знамени» печатался еще два десятка лет назад. Малая премия «Москва-транзит» (2003). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2003, 2009). Стипендия Фонда Иосифа Бродского (2007). Премия Андрея Белого (2011), «Русская премия» (2014) и Премия имени Андрея Вознесенского «Парабола» (2014). Стихи переводились на французский, английский, немецкий, итальянский, болгарский и украинский языки. Автор четырех поэтических книг. Живет в Симферополе.

Андрей Поляков

Орфей в залатанном халате

* * *

…или нужно французские книги глотать
и Декарта отцом называть? —

или надо ладони сложить у лица
и забыть про себя, подлеца? —

или нужно молиться и плакать в ночи
и железные грызть калачи? —

или русского Бога по-прежнему нет
и никто не ответит в ответ? —

я не знаю, не знаю, откуда мне знать —
я больной, не мешайте мне спать!

* * *

Тишины Малевичевны белый квадрат
намалюет сама Зима
Растворит в нём снега небесный яд
светло-злой, как Зима сама
У Зимы внутри горят фонари
Как впервые, они горят
как живые люди, стоят внутри —
на упавшем снегу стоят
Это русские люди стоят во сне
а когда закончится сон —
застучит пулемёт, и кровавый снег
полетит из иных времён
Там Зима Корниловна влюблена
в белых дней багровый испод…
Генерал, проснись! Не пора ли нам
повторить ледяной поход?

Русские во сне

Мы есть во сне одни из этих всех:
нам снится сон-про-что? про-первый-снег?..
про-первый-класс?.. про-третий-минус-третий?..
Мы здесь кругом вокруг, кругом в Крыму
в каком-то бледном вроде бы дыму
в аквариумном свете
Мы кормим хлебом рыбоголубей
и снегосвет течёт ещё сильней
становится речней и голубей
смывает, омывая, наши лица
от самых ног до самой головы
но плохо получается, увы
во сне метафизически умыться
и мы — мы размываемся, и мы —
уже, как вы, однако, мы — не вы
и ваше, извините, нам не снится!

Маленькая элегия августу-месяцу

                                  Орфей всю ночь боролся с Богом —
                                    и выстоял. Но стал хромать…

Когда Орфей в залатанном халате
пойдёт хромать по комнате своей:
в одной ноге — одические рати
в другой ноге — не так, как у людей
когда блеснёт над серыми холмами
холодная и дынная заря
и осень воспалёнными устами
подует на листы календаря
мы август погребём, как человека
как правнука фракийских пастухов
и два венка Серебряного века
положим между бронзовых венков —
и Муза-мышь мелькнёт среди стихов
хромая, как элегия-калека…

* * *

И солнца свет ложится, словно тень
и чёрный день идёт не Бога ради
и в сердце пыль стоит… Ужасный день
дурной, как пчёлы мёртвые в тетради!

Я мёртвыми словами говорю
и как живой поэт не существую
На солнце слишком сильно я смотрю
и вижу ночь холодную, густую

Не холода, а золота мне жаль
в плену полей июльского заката
где мёртвая пчела ли виновата
что не летит в пылающую даль?

Где знаю ли: Орфей, скользя, траву
моими ли ногами приминает
и, оглушённый зноем, забывает
прохладную подруги синеву —

зато Луна его не оставляет
и начинает в голосе блестеть
сильнее и синей, чем он желает?..
На это тоже можно посмотреть

Беседка

                                      А у нас в квартире волшебный газ
                                        и открыт у каждого третий глаз
                                        а ещё у каждого дело есть
                                        этот текст прочесть — и опять прочесть

— Слеп ли я надо мной
видя как в воскресенье
ангел кружил осенний
красный и золотой?
— Нет, ты не слеп, старик:
было такое дело —
в мире листва летела
с пёрышками внутри
— Глух ли я в голове?
слыша как всё играет
словно в саду летает
Горовиц на листве?
— Нет, ты нигде не глух:
тут ведь какое дело? —
что не услышит тело
то не продышит дух
Есть у тебя печаль —
крылья из-за плеча
Это печаль большая
красная, золотая
с клавишами внутри
пёрышками снаружи:
не шевелись — послушай!
помолись — посмотри!

* * *

                                   …и груши-игрушки на ветках висят
                                    в садах золотистого детства
                                    и нас принимают в отряд кентаврят —
                                    куда ж нам от родины деться?
                                    Родная Таврида, советский язык
                                    кентавра копыто, кирдык и гаплык
                                    и сладкие груши-игрушки —
                                    куда ж нам бежать от подружки?

Разбитая статуя пела
как девушка, пела в слезах
что больше кентавров не стало
на наших колхозных полях

А помнишь? когда-то, когда-то
о, как мы гуляли с тобой
и нимфы народного сада
смеялись за нами гурьбой!..

Я выслушал бренное пенье
и жалко промолвил в ответ:
— Родная! зачем нам кентавры
когда у нас родины нет?

Я помню! но помнить ли надо? —
не свесятся из темноты
ни ветви советского сада
ни красных кентавров хвосты

Плоды, озарённые светом
на розово-зыбких ветвях
не лягут в прозрачные пальцы
чапаевских полуконей…

Но статуя снова запела
в таких одиноких кустах
что самое сердце задела
и я вместе с нею заплакал
и мы обнялися в слезах!

Психея (Любовь)

                                  Белый скопился дым — плотяная пряжа —
                                    видимо, быть живым интересно даже:
                                    ничего не требую я взамен
                                    кроме слова «Плоть», кроме слова «Плен»
                                    кроме кожи из трикотажа

Материя? Не знаю, женский друг…
В потёмках книг платоником блуждая
я слышал только сердца красный стук
и белый шорох снега, дорогая

Я часто шевелил, моя чужая
страницы слов поэзий и наук
поймать пытаясь тело!.. Так паук
ткёт паутину, муху поджидая

Но снег ходил, как Бог, легко-легко
и, мягко разрывая паутину
на кухне превращался в молоко

и в белый хлеб… В любимую картину
тебя, сквозящей утром за столом
прозрачной грудью, тающим челом

* * *

Во сне открыл тетрадь горячими руками
твердя: «Тетрадь — не та, стихи — не те…»
Украшенная фруктами, портвейном и цветами
Луна в окне в ответ икнула в темноте
Я слышал бред Луны: «!Стрекозы слюдяные» —
«!лучами острых глаз исколота вода» —
«!ложится на оград одежды кружевные
четверобыстрых крыл летучая слюда» —
«!Поэт, не дорожи Луною в старом парке
чем затемняться здесь, беги в кровать скорей —
всё лучше, чем глядеть в глаза-или-огарки
заплаканных, больных, дрожащих фонарей...»
Но парк, река, фонарь в нетрезвом беспорядке
валялись у меня на простыне
настолько отвратительно, что я сказал тетрадке:
«Тетрадка, не гуляй! Не подражай Луне!
Живи, моя тетрадь, как звёздочка простая
как переблеск дождя на лапках комара —
а этот пьяный свет от Крыма до Китая —
а этот сонный бред — не для тебя, родная! —
весь этот лунный мир — не для тебя, сестра!»

Любить по-русски

В красоте старомодного платья
осень идёт, как родная подруга
лет сорока…
Поздней любви драгоценность
как перстень, проглоченный рыбой —
можно вернуть, но зачем?..
«Но зачем?» — вопрошает Голицын
сидя на лавочке в парке
занесённый вечерней листвой
шелестящей, как платье любимой…
«Но зачем?» — повторяет поручик
отдыхая на лавочке в парке
с чёрно-синим наганом в руке
с красной астрой на правом виске

Баллада о русских копытах

У Чаадаева — копыта!..
Бывало, он пойдёт в буфет
но, даже если там открыто —
не будет крепких сигарет

Стрельнёт мыслитель сигарету
и сразу объяснит друзьям
что богословские предметы
ему важней вина и дам

А Рим? Он русского приметит
и станет дымчатой мечтой
к нему сквозь дым протянет руки
качнётся папскою главой

и скажет: «Всё давно забыто!
Спеши скорее в римский мир
быстрей разуй свои копыта —
ты не кентавр и не сатир!..»

…Сидим в прокуренном буфете
как ветер, проповедь свистит —
и вдруг замрёт… О, на паркете
ужасно цоканье копыт!»

Гадесская осень (в заочном раю)

                                   В Симферополь дождь идёт, а ты не понимаешь:

                                   это кто ещё зачем сюда идёт?

                                   Веки, словно руки, поднимаешь

                                   и сдаёшься в плен Плутону, а потом наоборот —

                                   в плен берёшь незримую осеннюю погоду

                                   (самую родную из невидимых погод)

                                   и глаза прочнее закрываешь

                                   чтобы в Симферополь, к внешнему народу

                                   не сбежал твой внутренний народ

Вдруг смотрю: на цыпочках вроде бы проходит

тихий ангел по волнам — свойственник воды

сверху что-то капает, как в Ленинграде вроде

и в ответ шевелятся жёлтые сады

Я едва найду себя под зонтиком каштана

на набережной в сумерках, подёрнутых дождём

Был бы навлон, я бы шёл в кабак из ресторана

ну, а так — мы вдоль Коцита никуда идём

То есть это он идёт, а я стою любуюсь

сигаретку мокрую никак не докурю

Ещё бы гурию сюда, но только не любую

а чтоб ногами подошла и мне, и сентябрю

Любимый поэт

Я позабыл бы Тебя, если б мог не любить
синее небо — не синее, а золотое! —
пусть золотое, о Господи! — только бы плыть
только бы плыть в этом золоте рядом с Тобою!

Я позабыл бы Тебя, если б был нелюбим
всем сентябрём, всей окрасившей ветер листвою,
если бы, Господи, золотом, цветом Твоим
не был и сам я в блокноте записан Тобою!

Я позабыл бы Тебя, если б только стихи
я разлюбил…