Об авторе | Олег Хафизов — постоянный автор «Знамени». Предыдущая публикация — рассказ «Ясная осень» (2014, № 12). Живет в Туле.

Олег Хафизов

Райсуд

рассказ

Ордынский не любил судилищ. Несколько часов томления ради того, что можно скопировать из готового решения, не стоили грошового гонорара за эту автоматическую работу. Но завершающий день того процесса в Заречном район­ном суде был настолько любопытен, что на него стоило сходить и вне службы, как на спектакль.

Ордынский активизировал транслятор потиранием точки над гайморовой пазухой около носа, поморгал, выбирая нужный канал и настраивая резкость изображения, и проверил связь, как обычно, мысленно произнеся: «Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять, процесс над историческими преступниками, проверка связи». Зашли судьи, похожие на факиров в своих лиловых мантиях, публика шумно поднялась, расселась, и Ордынский начал мысленный комментарий происходящего, еле слышно бормоча себе под нос по устаревшей привычке от тех времен, когда журналисты еще передавали свои сообщения вслух.

Он городил, как обычно, первое, что приходило ему в голову, не особенно заботясь о форме репортажа. Ведь его сообщение сначала поступало на искус­ственный мозг редактора, а затем еще проходило несколько инстанций, проверок и исправлений, прежде чем дойти до искусственных мозгов аудитории. Так что, несмотря на мгновенную передачу информации через встроенные устройства «мозг в мозг», процесс этот получался довольно громоздким и медленным из-за тугодумия редакторов. Новости попадали в искусственные мозги населения порой на следующий день после события и даже через несколько дней, еще медленнее, чем в глубокой древности, когда их печатали и продавали на бумажных листах, и им не очень доверяли, как и в глубокой древности.

— Подсудимый выглядит самым обычным человеком, — бормотал Ордын­ский. — На вид ему примерно от пятидесяти пяти до шестидесяти лет. Спортивен. Худощав. Лицо восточного типа, но довольно узкое и приятное. Взгляд умный, самоуверенный и насмешливый, смотреть ему в глаза трудно. Таких лиц сейчас не бывает. Одет в обычную современную одежду — темно-серый костюм, светлую рубашку, галстук. Впрочем, мне кажется, что эта одежда его стесняет, порой он как-то егозится и теребит воротник рубашки, словно ему хотелось бы чего-то более свободного, например халата. Судья и члены суда обращаются к нему по имени-отчеству — Темучин Есугеевич — очевидно, потому, что Чингис-хан — это не имя или фамилия, а что-то вроде титула.

Судья приступила к бесконечному чтению дела чуть ли не от зарождения монгольского народа, а Ордынский тем временем вводил аудиторию в курс дела, напоминая предысторию процесса.

Серия международных судов над историческими преступниками стартовала после того, как ученым удалось воссоздать достоверную действующую копию человека — египетского фараона Тутмоса — по фрагментам его мумии. По инициативе правительства Израиля и международной общественности фараон был признан виновным в преступлениях против человечества, насильственной депортации еврейского народа, эксплуатации и попытке геноцида. После длительного процесса и научной экспертизы, несмотря на энергичные протесты египетского правительства, Международный трибунал пришел к выводу, что воссозданный фараон является преступником, совершившим указанные злодея­ния, без срока давности. Фараон был обезглавлен в прямом эфире. Его тело аннигилировано без возможности последующего клонирования.

За этим первым международным судом последовали процессы над другими великими историческими деятелями, правителями и полководцами, которых удалось вырастить по остаткам скелета, пучку волос или, как в случае с Оливером Кромвелем, даже по комочку окаменелого кала. Страсти вокруг историче­ской оценки этих личностей первое время бушевали, доходя даже до уличных беспорядков, но, как бы то ни было, каждый раз неизменно побеждала точка зрения большинства мировой аудитории: каковы бы ни были отдельные достоинства или достижения великих тиранов и завоевателей прошлого, они ни в коем случае не оправдывают их жестокостей.

Кромвеля обезглавили тем самым способом, каким был казнен король Карл Первый. Всех руководителей первого большевистского правительства во главе с оживленным телом В. И. Ленина загнали в подвал исторического здания в Екатеринбурге и уничтожили тем самым чудовищным способом, каким была казнена царская семья. Наполеон был со всеми положенными почестями расстрелян взводом кремлевских гренадер. Александр Македонский растоптан индийским слоном. Цезаря повторно, и на этот раз окончательно, закололи перочинными ножами специально обученные палачи в римских тогах. Тела оживленных и повторно уничтоженных тиранов после казни аннигилировали при такой температуре, которая приводила генетический код к полному разрушению и абсолютно исключала воссоздание преступника в будущем.

Прямые трансляции исторических процессов пользовались первое время огромным успехом, их комментаторы становились популярными, как футбольные обозреватели, подписка на каналы, передающие судебные репортажи, приносила огромные прибыли. Но все прекрасное рано или поздно кончается. Когда стало ясно, что процесс всегда приводит, в общем-то, к одному результату, а различаются лишь способы казни да ее антураж, большинству искусственных мозгов стало в конце концов наплевать, какую очередную падаль смогут раскопать и оживить дотошные ученые. И как именно ее повторно прикончат гуманные судьи. В конце концов исторические процессы стали настолько многочисленными и привычными, что крупные суды перестали справляться с их потоком, и заседания стали переносить в заштатные районные филиалы, такие, как наш Заречный суд, напоминающий, скорее, зал ожидания задрипанного вокзала беспилотного транспорта, чем храм исторической справедливости.

Прокурор демонстрировал публике страшные орудия убийства монголь­ских завоевателей: кривую саблю, стрелу и копье, предоставленные для этой цели археологическим музеем.

— Такой вот саблей монгольские всадники наносили ужасные удары и уколы своим жертвам, после которых следовали тяжелые увечья или смерть. Вот…

Прокурор взял со стола лист бумаги и, сложив его пополам, разрезал лезвием сабли. Затем он показал зрителям копье и стрелу со словами:

— Можете мне поверить, что и они острые, как бритва. Бр-р-р…

Прокурор передернул плечами.

Переводчик переводил на древнемонгольский:

— Темучин Есугеевич, признаете ли вы, что этими предметами ваши подчиненные наносили удары и уколы людям по вашему прямому распоряжению?

Чингис-хан посмотрел на прокурора не без иронии. В его узких глазах сверк­нули искорки, и он внушительным хрипловатым баритоном бросил несколько слов переводчику.

— Нет, — последовал перевод. — Этими предметами моя жена Бортэ мешала плов.

Кто-то из журналистов фыркнул. Судья постучала молотком по столу.

— Признаете ли вы, что по вашему прямому указанию были разграблены и уничтожены Самарканд, Бухара и другие города?

— Разве их больше нет? — удивился Чингисхан. — Если они есть, значит, я их не уничтожил.

— Отвечайте на вопрос, Темучин Есугеевич. Правда ли то, что во время штурма некоторых городов вы гнали перед колоннами ваших войск военно­пленных, прикрываясь ими, как живым щитом?

— C’est la guerre, — отвечал Чингис без переводчика. За годы расследования, проведенные в заключении, он, как говорят, успел выучить несколько современных языков и проштудировать горы военной литературы, включая и собственные жизнеописания.

— Верно ли, что вы применяли смертную казнь за нарушения дисциплины и трусость среди своих воинов?

Чингис подумал. Когда он наклонялся к уху переводчика, на его непроницаемом лице промелькнуло что-то вроде усмешки.

— На самом деле я дарил им букетики фиалок, — отвечал переводчик.

С галерки, где расположились студенты юрфака, раздалось сдавленное ржание, которое было пресечено стуком молотка. Ордынский не сомневался, что именно этот ответ, придающий репортажу хоть какую-то оригинальность, как раз и ликвидируют его тупоумные начальники.

Речь защитника не заключала в себе ничего любопытного и нового. Адвокат напомнил, что Темучин Есугеевич, по свидетельству современников, не был от природы злым человеком. Невозможно оправдать жестокость его завоеваний, но следует иметь в виду, что конечной их целью было установление всеобщего миропорядка, который мы наблюдаем сегодня. Его военные преступления, несомненные сами по себе, были значительно преувеличены мусульманскими и западными историками в политических целях. Чингисхан внедрил в военную, политическую и экономическую жизнь своего времени целый ряд полезных нововведений. А главное — перед нами на скамье подсудимых сегодня не ужасный завоеватель и тиран, а просто пожилой, усталый человек, который глубоко раскаивается в содеянном, приносит свои искренние извинения потомкам погибших и готов искупить свою вину полезным трудом на благо общества. Например, в должности преподавателя строевой подготовки в кадетском училище имени Дмитрия Донского.

— Правильно я говорю, Темучин Есугеевич?

Чингис подумал и произнес какое-то слово, перевод которого с древнемонгольского означал примерно:

— Коровий бубенчик с языком из навоза.

Суд удалился на совещание, чтобы огласить приговор через час. Времени было достаточно, чтобы пропустить пару кружек пива и проверить ставки на тотализаторе в баре «Нюрнберг», имеющем лицензию на этот вид бизнеса. В тот самый день, когда в нашем городе шел процесс над Чингисханом, в Измаиле должны были огласить приговор князю Суворову-Рымникскому. И хотя даже по самому месту проведения процесса результат был более чем предсказуем, участ­никам игры предлагалось в графе «виновен» выбрать несколько вариантов наказания: «работа на галерах», «расстрел», «повешение», «отсечение головы». Галеры можно было даже и не принимать во внимание, но и выбор оставшихся вариантов был не так прост, как на первый взгляд.

— Ну, что с Чингисом? Ставим на перелом позвоночника?

Перед Ордынским нависла косая фигура, в которой можно было с трудом распознать Артура Позорова по прозвищу Позор, бывшего звездой шоу «Послед­ний читатель» до того, как телевидение было окончательно заменено прямой передачей образов в мозг.

«Сейчас попросит на пиво», — подумал Ордынский и вспомнил, что забыл отключить искусственный мозг после репортажа.

Прочитав его мысли, Позоров нарочито заржал и театрально поклонился ему в пояс. Ордынский потер переносицу с мысленным кошельком и сбросил на счет Артура небольшую сумму, как раз на пару кружек.

— Ну, как тебе Чингис? — справился, подсаживаясь, Позоров.

— Мощный мужик. Теперь таких нет, — отвечал Ордынский.

— А что если это вовсе не Чингисхан, а актер театра юного зрителя города Улан-Удэ Архыз Кулюмжинов?

— Не может быть, таких лиц не бывает в наше время.

— В глубинке еще бывают. Я сам родом из Улан-Удэ и рос на его спектаклях. Особенно «Тугарин-Змей», где он исполнял роль Калин-царя, нравился улан-удэнской детворе. Я лично ходил на него раз пять — а ты мне будешь рассказывать сказки. Рассказывай их своей целевой аудитории. Не спорю, примерно до Навуходоносора процессы шли по-честному, а теперь — сплошная туфта. Кому, как не Позорову, знать это? Через час твой Чингисхан плюхнется в беспилотник и полетит в свою Тмутаракань хлебать кумыс. Больно надо было тратить деньги на воскрешение каждого мракобеса! Ты знаешь, сколько сегодня стоит клонирование целого человека по одному фрагменту сустава? Его ведь из пальца высосали?

Ордынский, как все журналисты (но не все их клиенты), был наслышан о подтасовках, которые якобы имели место в последних, чисто коммерческих процессах суда истории. Он то верил в них, то не очень — в зависимости от гонорара, настроения и степени опьянения. Но сейчас ему неприятно было слушать похмельную болтовню Позорова, который изрекал гадости, как большинство журналистов в свободное от работы время, просто так, по привычке и для того, чтобы показаться более умным, чем на самом деле.

— Даже если это и на самом деле так. Предположим, что это действительно так, — возразил Ордынский, брезгливо отодвигаясь подальше от смрадного коллеги, который, как нарочно, придвигался к нему во время разговора все ближе и ближе. — Все равно суды истории имеют огромное значение и меняют наше общество к лучшему. Теперь каждый генерал, каждый президент или премьер-министр десять раз задумается, прежде чем отдать приказ о начале боевых действий.

— Как раз наоборот, — Позоров зажал левый глаз ладонью то ли для того, чтобы у него в глазах перестало двоиться, то ли читая какое-то сообщение мысленной почты. — До тех пор, пока мы откапываем и судим мертвецов, живые мерзавцы могут быть спокойны: до самой их смерти до них очередь точно не дойдет.

— Зато и за гробом их ждет возмездие! — Ордынский воздел палец с таким пафосом, что на него покосились мужчины с соседнего столика.

— Да и за что их казнить, эту срань? — Артур хмелел на глазах и размахивал руками. — Они и на преступление как следует не способны. Перевелись гении и злодеи с тех пор, как отменили размножение половым путем. Тамерланы не рождаются в пробирке.

— Какая разница, как именно рожден человек? — хмурился Ордынский, которому по заданию редакции приходилось воспевать законопроект об отмене натурального размножения. — Что дает эта ваша натуральность: дополнительные расходы, риск для здоровья, опасную лотерею при выборе партнера? Секс-то, слава Богу, пока никто не отменял.

— Да какой это секс? Бесконтактный!

Позоров устало махнул рукой. Этот бывший секс-символ и плейбой международного масштаба теперь напоминал, скорее, распухшую больную старуху.

— Фельдмаршал князь Суворов-Рымникский по приговору районного суда города Измаила Одесской области приговорен…

Посетители притихли.

— К бессрочным работам на симуляторе каторги «Галера».

— Подстава! Договорной процесс! — завопили мужики.

Проиграли все. Страшно было даже подумать, какая сумма досталась тому, кто знал об исходе суда заранее.

Мозг Ордынского щелкнул и подключился к каналу редакции.

— Прохлаждаешься? — угрожающе произнес редактор, к счастью, не подключенный к глазному видеоканалу, на котором отображалась пивная.

— А в чем дело? До оглашения еще минут десять.

— А в том, что Чингис задушил охранника, пробил голову судье молотком и изрубил саблей половину журналистов. По всем каналам уже это дали:

ЧИНГИСХАН С САБЛЕЙ НА УЛИЦАХ ГОРОДА!