Об авторе | Наталья Владимировна Полякова родилась в 1983 году в семье военного в городе Капустин Яр Астраханской обл. Окончила в 2007 году Литинститут им. А.М. Горького. Публиковалась в московских журналах, в сборнике «Новые писатели» (по итогам Форума молодых писателей в Липках). Автор книг «Клюква слов» (СПб.: Любавич, Библиотека «Пиитер», 2011), «Сага о московском пешеходе» (М.: Арт-Хаус медиа, Библиотека журнала «Современная поэзия», 2012). В журнале «Знамя» печатается впервые. Живет в Москве.

Наталья Полякова

Учись рубить

* * *

Просыпаясь в тревоге в предрассветную рань,
перестань отчаиваться, отчаиваться перестань.
Любишь капусту квашеную — учись рубить.
Не услышала — переспрашивай. Любить? Любить.
У ночи подкладка из войлока и стёганый верх.
Это дым исчезающий или взлетающий стерх?
Собирай предосенники, на паутинке суши.
Оглянется день рассеянный — вокруг ни души.
Сухая грибница осени и птицы прощальный взгляд.
Листьями запорошенный, брошенный зябнет сад.
Печёные яблоки к чаю из смородинного листа.

Пустота без отчаянья вовсе не так пуста.

* * *

Слова слежались в почтовом конверте.
Пахнет водкой их рваный край.
Смерти нет, если забыть о смерти.
Ада нет, если не верить в рай.
Так оставь меня моим близким,
Моим преданным, преданным мной.
Я жива, если верить прописке.
Я подкрасила волосы хной.

* * *

Человек — посторонний взгляд
На мир, сотворённый Богом,
Обживающий дивный сад
С детским восторгом.
Над ним облаков завитки,
Соловьёв голоса высоки.
Для птиц он поставил силки
И развёл костёр у дороги.
Но ветшающий изнутри

Перед последней дорогой
Вспомнит, Бог говорил: смотри,
Смотри, ничего не трогай.

* * *

Если бы мы жили в доме деревянном,
Мы б дрова кололи и топили печь.
Облака садились, становясь туманом,
Травы на рассвете забывали речь.
Если бы мы жили у спокойной речки,
Лодочку держали и тянули сеть,
Карасей сушили прямо на крылечке.
Чешуи на солнце разгоралась медь.
В погребе отыщешь листья земляники,
Банок с огурцами боевой отряд.
Мы росли домашними, мы читали книги,
Мы бы не срубили наш вишнёвый сад.

* * *

Неловкое счастье с чужого плеча в царапинах, ссадинах, пыли.
Лишайные кошки всего двора и псы по пятам ходили.
Зелёные яблоки вяжут во рту. Укусы натрёшь петрушкой.
И детства парного целый бидон радостно черпаешь кружкой.
Калошка поспела — айда собирать и есть эту сладость горстями!
Запахнет блинами, домашним вином — и дом наполнялся гостями.
И бабушка чёрным глаза подведёт, как в юности, губы — алым:
даже в селе офицерской жене обабиваться не пристало.
На балконе у дедушки мастерская: заточка ножей и ножниц.
Так военного лётчика жизнь приручала, пересевшего на «Запорожец».
Так жили, так водку пили, так в горле першили крепкие папиросы.
И меня под мальчика стригли — всё лучше, чем жидкие косы.
А я и рада. И, чёлку смахнув со лба, тугие крутила педали
И дедушку обгоняла, и открывались с моста иные озёрные дали.
Я слышала сзади весёлый звонок — он следовал всюду за мною,
Пока не замолк. Пока не замолк. Пока не замолк за спиною.

* * *

Шуми во мне, солома, сено, силос.
Шуми, шуми, пока не износилось
Тряпьё моё, пиджак мой полосат.
Досадный шум, где скоро будет сад.
Весна включила радио скворешен.
Язык скворцов и остр, и подвешен.
Он целится то в сердце, то в висок.
Но шум растёт во мне наискосок.
Я так у дачно сторожем назначен.
Пиджак на гнёзда птицами растрачен.
Но брызнет из проклёванных пустот
Зелёный шум и речью прорастёт.

Прогулка на катамаране

Видишь сквозь толщу воды полинявшее дно,
лягушачью икру и чёрный дрейфующий ил.
И что от того, что всё было, всё было давно?

Я знаю, я вижу, что ты ничего не забыл.
Скрип педалей и шум оглушённой воды,
разлетаются мушки, и разбегается ряска.
Только ты катал меня так. Только ты.
Лепестки осыпались, как старая жёлтая краска.
— Куда поплывём? Давай это будет такси!
Самое жёлтое — желтее уже не бывает!
Что в переводе — неси мою тяжесть, неси
любовь мою. Она, как вода, прибывает.

* * *

За железкой, отмеченной в карте пунктиром,
Ветер идёт через поле, жёлтое и сухое.
Ты выбираешь пустынное и глухое
Место для самодельного тира.
Пуля рвёт алюминий, как спица бумагу.
Банки цветные, как ёлочные игрушки,
Качаются и звенят, пока ты палишь из пушки.
Но пули кончаются — ты открываешь флягу.
Взбудоражен воздух стрельбою и виски.
Позвонки электрички привыкают к смещенью.
Возвращаешься в город к далёким и близким,
Становясь мишенью.

* * *

Дождь такой, что настурцию не спасти.
Ночь такая, что… ночь такая…
Снасти рвёт, и страсть продолжает расти,
Как живая.
Облака захватывают восток
Обложными, кручёными, грозовыми…
Птицей рвётся из рук платок
За ними.
— Белый хлопок в прохладной горсти,
По себе не отыщешь стаю.
Отпустить тебя?
— Отпусти.
— Отпускаю.

* * *

Лодочка солнца в тёмной воде,
Шелестит пожелтевший рогоз.
Доверивший удочку пустоте
Человек в берег озябший врос.
Редкой собаки прощальный лай
Намотают колёса, замесят в грязь.
Надевай сапоги, к холоду привыкай.
Но каждая осень как в первый раз.
Любой звук мерещится в тишине.
Любое слово — облачко изо рта.
Раньше на час зажигается свет в окне,
Но бабочка в нём — мертва.

* * *

Жёлто-серый меланж на спицах —
лес бежит за окном повдоль.

День читает хронику в лицах
чёрно-белых и бритых под ноль.
Рваный край, уходящий в рубчик.
Швы на теле кривой иглой.
В электричке бухой попутчик
Был, на самом деле, тобой.
Перекинь петлю на другую спицу,
распусти стихи и свяжи рассказ.
Мёртвый ночью к утру проспится
и из петельки вынет нас.

* * *

Проведёт чёрным ходом, потом проведёт.
Упадёшь — она снегом как мелом обводит.
И никто ей монету в ладонь не кладёт
В полутёмном сквозном переходе.
Дунуть, плюнуть, рукой растереть
Светлых суток прозрачный обмылок.
Жизнь прекрасна, пока тебе смерть
Попрошайкою смотрит в затылок.

* * *

Вынимаешь рифму и историю вместе с ней.
Цедишь её по капле, как валокордин.
За что ни возьмёшься — фактура вчерашних дней,
Трапеции сонных льдин.
В складках холщовых прячутся фонари.
Северный Альбион. Но проще сказать: ни зги
Не видать. Говоришь вот: умри, умри.
А как умереть посреди строки?
В Невской Лавре пекарня, сладкий дымок бежит
Медового воска и белоснежных просфор.
Крестик нательный прабабкой в подушку зашит.
Я нашла, он хранит меня до сих пор.
Снежноягодник белый — ягод нарву на бегу
Целую горсть. И утро — с пустого листа.
Пятна сангины и уголь следов на снегу.
Всё кажется мельче, если смотреть с моста.

* * *

Круглый фонарь, занесённые снегом пути.
Станционный смотритель совершает обход (полночь без десяти),
накинув потёртый китель.
Прибыв однажды сюда, выйдя размяться
На перрон, остался здесь навсегда остаться.
По-птичьи занял покинутый дом. Судьбу не обманешь.
Зимнего леса за мёрзлым окном чередование клавиш.
Поезда идут мимо, как ни крути в голове старый шлягер.
Надевает китель, обходит пути, отпивает из фляги.
рельсы-рельсы шпалы-шпалы
ехал поезд запоздалый
ехал сутки ехал двое
из Порожнего в Пустое