Об авторе | Евгений Борисович Рейн (29.12.1935) в 1979 году — участник альманаха «МетрОполь». Первая книга «Имена мостов» вышла в 1984 году с сильным цензурным вмешательством. Высоко ценивший Рейна Иосиф Бродский назвал его «трагическим элегиком». В настоящее время Рейн преподает на кафедре литературного творчества в Литературном институте имени А.М. Горького. Лауреат Государственной премии России (1996), Пушкинской премии России (1997), премии «Поэт» (2012). Предыдущая публикация в «Знамени» — № 8, 2015.

Евгений Рейн

Свет навстречу

* * *

Во тьме душа не видит фонаря
И не отходит далеко от дома,
Вот надо мной вечерняя заря —
Туманная, как старая истома.

Стою на перекрёстке двух дорог —
Куда идти? Почём я это знаю,
Направь меня туда, всесильный Бог,
Там, где калитка к пропасти земная.

                                                      2016

Памяти Олега Михайлова

Сосед за сломанным забором,
Осталась от тебя труба…
И что мы значим? Что мы стоим,
Лишь дней бегущих череда.

Всю жизнь прожгло ночное пламя,
Всё изошло в пустой дымок,
Пока ты мёртвыми губами
Твердил молитву между строк.

Листалось прошлое, что в книге
В последний раз, в последний час,
В углу под неземные крики
Обуглен был иконостас.

И отправляясь в путь жестокий,
Припоминал ли ты, сосед,
Печаль на даче одинокой
И неземной вечерний свет.

                                              2016

Осень

Снова осень, мой сад облетает,
Облака разукрасил закат,
Полоса занебесная тает,
А ветра всё летят и летят.

Так кончаются дни и недели,
Так кончается призрачный год,
Ничего мы понять не сумели
Среди наших обычных невзгод.

                                                   2014

Зарисовки

*

Ветер из Азии,
ветер из Африки,
лайнер заходит в порт.
Флаги его скопили поветрие
всех средиземных вод…

*

К вечеру горный вид становится резче,
тени рисуют камни и долины.
Вечный художник через призму света
наводит порядок…

*

Дождь идёт, и холодеют скулы,
это — осень, осень, наконец!
И земля тяжёлая заснула,
и зима торопит свой венец.

                                                       2015–2016

Кёльнский собор

Громада собора над рельсами стала,
собор у вокзала, собор у вокзала,
ты сажей окрашен и с фронта и с тыла,
ты города Кёльна конец и начало.

И ты поднимаешь над городом башни,
и смотришь в своё бесконечное небо,
и людям не больно, и людям не страшно —
над ними собор из гранитного хлеба.

                                                                   2016

На Риволи

На Риволи, за столиком в кафе
Она сидела, опрокинув рюмку,
Она была сегодня подшофе
И сообщила мне такую думку:
«Быть может, мне вернуться в Ленинград,
Туда, к Фонтанке, где мосты повисли.

Париж — ты понимаешь — рай и ад,
Вот у меня, дружок, какие мысли.
Дай мне совет, я так хочу домой,
Где снег и лёд под ленинградский дождик,
Я пью с утра — ведь завтра выходной,
А муж-француз — непризнанный художник».
Сгущался вечер, грохотал Париж,
Неслись вовсю «рено» и «ситроены»,
Закатный луч пробился из-за крыш
И осветил лицо её мгновенно.
Она достала сигарету и,
Печально улыбаясь, закурила.
И я сказал ей: «Знаешь, не дури,
Мы — старики, а то, что раньше было,
Его уж нет, и только в мутных снах
Оно нас задевает и волнует.
Живи — и всё. Как можешь, впопыхах,
Плыви туда, откуда ветер дует».

                                                                   2016

* * *

Посреди сугробов у аллеи,
что ведёт до станции почти,
больше ни о чём я не жалею,
не страшусь того, что впереди.

Вот я опоздал на электричку,
а другая будет через час,
к этой жизни верную привычку
надо бросить тут же, изловчась.

                                                           2016

* * *

Громадный Рим, истёртый камень,
Дорога из щербатых сизых плит.
Осенний день уныл, тягуч, беспламен,
Не слышно ни толпы, ни аонид.
Дорога в Лациум, туда, под кипарисы,
На виноградники, где добрый сельский бог,
Простивший мне успехи и капризы,
Сам терпеливо подведёт итог.

                                                       2016

* * *

                                               И.Б.

Встретимся на террасе кафе
в Средиземноморье,
там, где во главе
полуденное лазорье.
Ты поднимешься с кресла,
узнав меня по походке,
и скажешь: «Что, если…»
И в миг короткий
вспомним всё, что было,

и всё, что будет.
И нырнёт светило,
и свет отступит.
Ты такой же,
но только седее пряди,
да ещё по коже,
сказать по правде,
разошлись морщины,
сошлись узоры,
видно, были причины,
союзы, раздоры.
Мы закажем коньяк
под «дабль-эспрессо»,
ты скажешь: «Всё так».
И солнце отвесно
озарит нашу встречу,
щёку ошпарит,
я тебе не перечу,
но жалость жалит.
Только не уходи
и останься прежним.
Что ещё впереди?
Не понять невеждам.
Ну, давай, я тебе
поцелую руку.
На такой высоте
нет поблажки друг другу.

                                           2016

* * *

Туманное утро,
роса на траве,
как щедро и мудро
разъяты на две
объёмные сферы —
и жизнь, и миры,
где сняты барьеры
до тёмной поры.

                             2016

Памяти Аркадия Штейнберга

                              Хорошо, подождём,
                                Но с последним лучом

                               На покой удалимся и мы.
                                Снова топот и гам
                                По лесам, по лугам,
                                А вдали отвечают холмы.

                                                      Уильям Блейк

Из окна виден лес,
Поле…

Наперерез

Местность делит большая река.

Ель стоит у окна,

словно тёмный отвес,
И над всем облака, облака.

У порога песок,
И колодец глубок,
А хозяин всё лодку смолит.
Он сегодня, как я,
Одинок, одинок,
Ну, а сердце в груди так болит.

Только солнце взойдёт,
Как он вдруг упадёт
В мелководье прощальным лицом
Там, где лодка и плот,
И тропинка в обход,
Не сказав ничего пред концом.

                                                           2016

Броневик

Двадцать минут до тебя, электричка.
Только она не приедет ко мне.
Что же мне делать с бедой и привычкой?
Скифское золото спит в целине.

Как мне добраться до бедной квартиры,
Поцеловать неземную ладонь,
Грянуть, что выстрел из старой мортиры,
В ноздри втянуть ленинградскую вонь.

Быстро отступится мелкая челядь,
Лето запляшет в живых лепестках,
Будет нам время в последнюю четверть,
Будет нам яма на старых мостках.

Бледно-крылатая жди меня, осень,
Стой у порога и в оба гляди.
Слишком уж зной аравийский несносен —
так перегрелись твои бигуди.

Радостный сон измочалит мне душу,
Серый денёк затворится впотьмах,
Ты понимаешь, что я не нарушу
Клятвы старинной на зыбких словах.

Я подниму над каналами руку,
К нынешней гибели сам я приник.
И вот тогда на беду и разлуку
В город захватит меня броневик.

                                                               2016

Улица

По этой улице невзрачной
Ходили и Толстой, и Блок,

И я — потомок неудачный —
Я миновать её не смог.

Мимо её домов заштатных,
И подворотен, и дворов,
Палаток, заведений платных,
В подъездах затаённых снов.

Времён за слоем штукатурки,
Её оборванных афиш,
Где гении и где придурки —
Все отошли в разброд и тишь.

Я шёл, ещё не понимая,
Моя дорога — в тот же ад,
Ночь белая, полунемая
Сплошь накрывала Ленинград.

Но я шагал, шагал покорно,
Сквозь тень великую скользя,
Я раздвигал её упорно,
Её мне миновать нельзя.

                                                   2016

Первое апреля

Сумерки весны первоапрельской,
от земли дрожащий холодок,
и, почти растаявший, облезший
снежный валик по краям дорог.

Но как вольно дышится, как вольно
воздух наполняет этот день,
свет навстречу движется проворно
и мою отбрасывает тень.

Как припомнить всё, что прежде было,
и ушло под заскорузлый лёд
и под дождь, слетающий уныло,
и сыграло в нечет или чёт.

День обмана — первое апреля,
долгий путь, коротенький смешок.
Поворот направо и налево,
и пустой глоток на посошок.

                                                       2016