НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Персонажи Истории

Сергей Носов. Конспирация, или Тайная жизнь петербургских памятников - 2. — СПб.: Лимбус Пресс, 2015.

Вторая часть «Тайной жизни петербургских памятников» вышла спустя целых семь лет после первой (СПб.: Лимбус Пресс, 2008; в 2009 году книга была переиздана с небольшими дополнениями, после чего несколько раз переиздавалась уже без изменений), но, несмотря на этот довольно существенный временной разрыв, оба тома представляют собой единое целое. Отчасти эта книга — путеводитель, если, конечно, понимать путеводитель как разновидность художественного жанра, а не сугубо «туристический справочник» — как раз в качестве справочника книгу Сергея Носова использовать затруднительно (разве что непосредственно небольшой предметно-именной указатель памятников с точными адресами, помещенный в конце), ее, скорее, нужно читать дома, вечером, отвлекшись от дневной суеты и осязаемости действительности: несмотря на то что книга повествует о реальных объектах (для Сергея Носова все-таки больше — субъектах, пусть из камня, бронзы и бетона, но наделенных собственной волей и судьбой), читателю требуется не столько реальное представление об этих объектах, сколько умозрительное: представление воспоминания или даже фантазии, — предполагаемый читатель может не видеть памятники, о которых рассказывает автор, и даже никогда не бывать в Петербурге.

«Он умеет зябнуть, особенно после дождя, когда крупные капли стекают по его спине. В солнечную погоду он бросает длинную тень, он видит ее, когда она направляется в сторону храма. Он словно поднимет голову сейчас и что-то скажет, а пока он в задумчивости отвернулся от вывесок курса валют и ювелирного магазина — вывески поменяются много раз, а этому “пока” длиться и длиться. Многим он запоминается гранитным, и правда — его как будто вырубили из камня, хотя на самом деле это бронзовый памятник, гранитный лишь постамент» (о памятнике Достоевскому на Большой Московской ул., 1; скульпторы Л.М. Холина и П.П. Игнатьев).

«Тайная жизнь петербургских памятников» — это, конечно, роман, или, точнее, — роман в рассказах, который Сергей Костырко в своей краткой рецензии в «Новом мире» определил как «петербургскую прозу»¹ — «историко-искусствоведческую, культурологическую и одновременно лирико-исповедальную». В этом определении все точно, разве что следует добавить эпитет «мистическую» — впрочем, словосочетание «петербург­ская проза» само собой подразумевает мистику, даже — и вот парадокс — если автора, ее пишущего, трудно заподозрить в мистицизме, тем более что сам Сергей Носов занимается исключительно наблюдениями, поиском и сопоставлением фактов, и вся мистика рождается только из самих этих фактов (каждый из которых задокументирован и при желании может быть проверен, за исключением, конечно, фактов биографии самого писателя) и их сопоставления — причем этой мистики столько, что хватило на две книги, и следовало бы в этой связи упомянуть еще одну — тоже сборник эссе-рассказов, не совсем про памятники, но и про них тоже — «Музей обстоятельств» (СПб.: Лимбус Пресс, 2008), вместе с которым «Тайная жизнь петербургских памятников» составляет уже не дилогию, а трилогию о Петербурге и его жителях — гранитных, бронзовых, бетонных и обыкновенных, из плоти и крови.

Мы вообще редко задумываемся о том, что город немыслим без памятников: обычно считается, что он немыслим без почты, больницы, городской администрации, но без памятников он тоже немыслим. А в большом городе памятников всегда великое множество — можно сказать, они составляют весьма значительную часть городского населения. И с каждым из них связаны какие-нибудь истории, ведь памятники не устанавливают кому попало — устанавливают их персонажам Истории и историческим событиям. Времена меняются, но все же, в сравнении с человеческой, жизнь памятников обычно весьма продолжительна, и историй за нее тоже успевает произойти достаточно — хотя бы для того, чтобы исследователь мог усмотреть в них закономерность и составить в сюжет — написать о тайной жизни памятников, потому что жизнь у памятников всегда тайная: они, даже если бы и захотели, не смогли бы о ней рассказать. Разве что каким-нибудь совсем уж экстравагантным способом, как, например, памятник Горькому, уличенный автором в том, что однажды он спустился, никем не замеченный, со своего гранитного постамента, и оставил на этом постаменте свой автограф.

Прозаику Сергею Носову свойствен особый, смещенный взгляд на действительность: в своих текстах он не столько фантазирует (пожалуй — вовсе не фантазирует), сколько смотрит на вещи под неожиданным углом: достаточно вспомнить хотя бы эссе из уже упомянутого «Музея обстоятельств», в которых автор превращает в музейные экспонаты вещи и явления самые обыкновенные и едва ли заслуживающие пристального внимания — разве что внимания коммунальных служб или собирателей артефактов, вроде дырки в полу под раковиной или старой тумбы, служившей постаментом для бюста Ленина. Истории этих объектов-субъектов прирастают неожиданными, подчас гротескными подробностями (не выдуманными! самыми что ни на есть документальными!), порождают множество ответвлений, уходящих в стороны и в прошлое и внедряющихся в другие истории, — иными словами, сами создают вокруг себя контекст. И при желании, очевидно, можно связать судьбы всех персонажей книги какими-нибудь причудливыми сюжетными линиями — впрочем, они и так связаны биографией автора: мимо каких-то он часто проходил школьником, возле других нередко назначал встречи друзьям — например, возле упомянутого памятника Достоевскому, который, как оказалось, покровительствует всем, с кем судьба обошлась немилосердно: вспоминается сценка, подсмотренная возле этого самого памятника, когда двое (один, должно быть, турист, а другой — петербуржец) остановились возле бронзового Достоевского, и турист удивленно спросил, откуда здесь столько бомжей и алкоголиков, на что петербуржец флегматично ответил: «Это никакие не бомжи и не алкоголики. Это бедные люди». Некоторые памятники, например, Нос майора Ковалева на стене дома с неустановленным номером по проспекту Римского-Корсакова, автора просто раздражают: он бы и хотел о них не писать, но они буквально сами навязываются и лезут в текст (чего, впрочем, еще ожидать от носа майора Ковалева и ему подобных?).

Некоторые из памятников Сергей Носов в буквальном смысле «заново открывает»: признаться честно, я сама, неоднократно проходя мимо памятника, установленного во дворике отделения Сбербанка на Невском проспекте, была уверена, что это Пушкин (ну и что тут такого? Почему бы, думалось мне, не установить памятник поэту именно в банке, чтобы люди, приходя сюда по делам сугубо практическим, не забывали и о поэзии?) Оказалось — не Пушкин.

«Вот задумался пожилой человек о прожитой жизни — скоро Богу душу отдаст. И появляется кто-то вроде ангела-утешителя и говорит: “Николай Антонович, вы вот не знаете, а ведь вам через сто двадцать пять лет после вашей кончины памятник поставят” (…) “Но за что? За что?” Будет перебирать в памяти свои заслуги. Может быть, за то, что построил родовспомогательный приют? За то, что дома своим рабочим с просторными квартирами возвел? За то, что основал училища, как для мальчиков, так и для девочек? (…) За что? За что? “Помните, Николай Антонович, как тридцать девять лет назад, первого марта сорок второго года вы пришли в Опекунский совет на Казанскую и внесли в сберегательную кассу десять рублей серебром под четыре процента годовых?..” “Да, да, припоминаю. И что?” “Ну так вот. Вы были первым”» (о памятнике Н.А. Кристофари на Невском пр., 101; скульптор А.Е. Козинин).

Как и в первой книге, во второй автор также отдает предпочтение памятникам не самым популярным — тем, к которым все либо настолько привыкли, что просто перестали их замечать, либо тем, которые увидеть не так-то просто, потому что они находятся на территориях заводов, НИИ и вузов. Интересуют Сергея Носова и памятники, которым что-либо угрожает, притом вовсе не потому, что автор испытывает сильную ностальгию по эпохе, которую олицетворяют памятники Кирову или Ленину. Именно через памятники, как замечает Сергей Носов, История «охотнее всего выражает свою так называемую иронию», — иными словами, памятники нередко расплачиваются за дела тех, кому были установлены: над ними глумятся, их демонтируют, отправляют пылиться на склады и в промзоны, в худшем случае — просто уничтожают. А памятники, между прочим, ни в чем не виноваты: они бы, и правда, рады были быть памятниками кому-нибудь другому, но не судьба. Может быть, их стоит, если уж они совсем не вписываются в современную действительность, отправлять на покой в какой-нибудь специальный музей — например, в тот самый «музей обстоятельств»? Уж кому-кому, а памятникам лучше всех известно, что такое обстоятельства и какой непреодолимой силой они подчас обладают.

                                                                                                                                           Анаит Григорян

1  Сергей Костырко. Книги / коротко. — Новый мир, 2015, № 11.