|
Об авторе | Олег Григорьевич Чухонцев постоянный автор «Знамени». Предыдущие публикации — №1, 2015, №4, 2015. Книга новых стихотворений Олега Чухонцева «Выходящее из / уходящее за» вышла в издательстве ОГИ в 2016 году. Живёт в Москве.
Олег Чухонцев
Два стихотворения
«...Кто успел придти только в одиннадцатый час, — пусть
и тот не страшится за своё промедление...»
Святитель Иоанн Златоуст. Огласительное слово на Пасху
* * *
…человек одиннадцатого часа,
вскакивающий на подножку отходящего поезда,
расталкивающий очередь в нужную кассу,
выхватывающий (мысленно) нож из-за пояса,
едва почувствует угрозу нападения,
полагающийся на пещерные убеждения,
что псы — друзья, а люди — волки и сволочи,
потому что одни хранители очага, а другие исчадья ночи,
потому что надо же кому-то быть виноватым,
что он ещё там, всё ещё в десятом;
человек одиннадцатого часа,
в пятницу особенно требующий мяса
так же громко, как в остальные прав своей личности,
сам же считая их родом вымороченности,
требующий мяса, давящийся самым жирным куском,
как всегда не в то горло, и так во всём,
требующий, давящийся и вдруг вспоминающий
о Той, в суете забытой, Матери всех, скорбящей,
которой по младости духа давал когда-то обеты,
так что язвой обходятся пятничные обеды,
язвой, депрессией, в лучшем случае неврозом,
ибо к чему не готов он, так это — к внутренним угрозам;
человек одиннадцатого часа,
слушающий вполуха, смотрящий вполглаза,
и не от нерадивости даже или физического дефекта
или потому, что недобрал интеллекта,
а потому, что стал самостроиться — тяп-ляп — на глазок,
а фундамент под ним поплыл и просел в песок,
вот и не знает теперь, за что ухватиться,
может, плюнуть и всё раздать, а самому удавиться;
человек одиннадцатого часа,
я ли, ты ли, сколько нас — целая масса,
знающие-незнающие, туго соображающие,
храбрые по незнанию, безъязыко вещающие
о вещах, о которых не имеем и понятия,
взвинченные неврастеники, а чаще в апатии,
потому что кто виноват, понятно, а делать — кишка тонка,
а и какой Тебе, Господи, прок от тёмного мужика,
в годы бессознательные спьяну крещённого,
полунеграмотного, полупросвещённого,
спешащего из Сызрани в какие-нибудь Милуоки
на симпозиум, чипсами хрустящего по дороге,
про себя решающего, пролетая над безднами,
уравнение с двумя-тремя неизвестными,
не податься ли в Эмираты или лучше в Антарктику,
всё равно куда, хоть в другую Галактику;
Господи, Сыне Божий, Судителе великодушный,
уж такой народец мы, ушлый да недужный,
но проснувшийся однажды для чего-то высшего,
даже не проснувшийся, а поздно спохватившийся,
оступившийся, споткнувшийся и вдруг — как молнией —
оглушённый скрежетом тормозным и гармонией,
или так: обожжённый духовным пожаром
где-нибудь под Дамаском или за Можаем,
слепотой и теменью и — вдруг! — прозрением,
— вам нехорошо? — кто-то спросит с сожалением,
склонившись: — может, доктора? — а, что эскулап,
если… и всё прочее… аще крепок да слаб
выходящий из ступора…
встанет, глазами поведёт,
и не встанет — восстанет:
— я, — очнётся, — тот,
кто гнездилище мерзостей, но милостив Господь,
аз есмь прах, но живой, кто не токмо плоть,
а и дух Его, иже, как в Писании говорится,
живый в помощи Вышняго,
в крове Бога Небесного водворится, —
в крове ли, под кровом, да хоть на чердаке,
но — в Его деснице,
в Его руке;
и глядит человек, старик и дитя, на вас,
на далёкое близкое небо… — который час? —
какая разница, не спрашивай! — который век? —
не спрашивай, говорю! — глядит человек,
ангел ли падший, демон ли немой… глядит и ждёт…
— какое тысячелетье? — плечами пожмёт…
ещё не там, но уже не здесь… не спускает глаз…
и Свет невечерний стоит над ним, хотя день погас…
* * *
Почему-то теперь, когда застенали вокруг,
я на клятое время смотрю скорее с нежностью,
и оно пройдёт, и поглядываю на юг,
как кривая берёза с пустующею скворешнею.
Пусть умы мятутся, но если блазнит Тот свет,
не достатка прошу у Бога, не сил для творчества,
дай мне ясной старости, я скажу, и несмутных лет
и ещё — на рассвете — коленца услышать скворчика.
|
